Страница 49 из 87
И Сима поняла, что у нее есть надежда. Сколько можно сидеть на шее у дочери!
Бизнес-леди Серафима Николаевна Новицкая могла бы обратиться к деловым партнерам, чтобы те нашли работу, соответствующую ее квалификации, но она категорически не хотела возвращаться в бизнес. А еще больше не хотела видеть бывшего мужа. Все, эта страница ее жизни закрыта навсегда.
«А может быть, Гоша все точно рассчитал? — задумалась Сима. Поразмыслив, задала себе еще один вопрос: — Неужели он сознательно меня убивал?»
И ответила утвердительно.
Муж прекрасно знал, как отразится на ней известие о разводе. Ему известно, что у покойной тещи было больное сердце, а сердечно-сосудистая патология нередко передается по наследству. У Серафимы стенокардия с сорокадвухлетнего возраста, а гипертоническая болезнь обнаружилась еще раньше. От всех этих потрясений у нее мог случиться инсульт или инфаркт. Сильное эмоциональное потрясение для сосудистых больных — смерти подобно. Значит, Гоша все сделал осознанно.
Едва она выписалась из больницы после операции, он обрушил на нее новость, что уходит к другой, хотя любой порядочный человек не поступил бы так с еле живой женой. Еще через месяц, когда Сима вернулась после повторного стационарного лечения, Гоша явился в тот же день и намеренно вел себя как холодный, бездушный эгоист, видимо, надеясь, что это станет для супруги тяжелым эмоциональным потрясением, и у нее будет сосудистый криз. А когда и это не удалось — добил ее другим способом, лишив даже средств на лечение. Для того он и забрал все деньги с общих счетов, чтобы Серафима не могла получить квалифицированную медицинскую помощь. Ничем иным объяснить такой поступок невозможно. Эта сумма для него — мизер, а для больной Симы — вопрос жизни. И Гоша добился желаемого: она умерла, пусть не в физическом смысле, а морально — выпала из обоймы. Кому нужен компаньон, который по году болеет! Бизнес — занятие для людей с лошадиным здоровьем, а не для сердечников-гипертоников.
И тогда все стало на свои места. Гоша обдуманно, хладнокровно и планомерно уничтожал ее, — как личность, как женщину, как бизнесмена. И она его тоже уничтожит, обдуманно и хладнокровно.
Доморощенный сердцеед заскучать не успел — медсестра вернулась.
- Как тебя зовут? — спросил он.
- Алла, — ответила та, стягивая маску.
Яков аж обмер. Это ж надо — такую красоту прятать под куском марли! Вот дуреха-то!
- Слышь, да ты красотка! — одарил ее корявым комплиментом неумелый ухажер. — На фиг тряпку-то нацепила?
- Сюрприз, — усмехнулась она, но обалдевший Яша не заметил новой интонации.
- Нарочно, что ли? Чтобы потом снять?
- Именно, — подтвердила Алла, уже откровенно насмехаясь. — Ну и как я тебе?
- Годишься, — одобрительно кивнул он, не придав значения тому, что медсестра перешла на “ты”.
Она подошла к его кровати, оперлась на противоположную от изголовья спинку правой рукой, положив на нее роскошную грудь, и некоторое время иронично разглядывала его.
- Ты чего так смотришь? — удивился Яша.
- Любуюсь.
- Что, нравлюсь?
- Да, пожалуй, нет.
- Ты это брось, — нахмурился он.
- Я пошутила, — улыбнулась она. — И как тебе сюрприз?
- Мордашка твоя, что ли? Нормально.
- Учти — это была последняя в твоей жизни приятность. Далее тебя ожидают только неприятности.
- Ты что, подруга, с катушек съехала?
- Да какая я тебе подруга? — Алла выпрямилась. — Ты посмотри на себя-то, заморыш плюгавый! Кто ты и кто я?
- Ты много на себя не бери, — угрожающе произнес обманутый в своих ожиданиях ловелас. — А то, как бы твою мордаху не попортили.
- Уж не ты ли? — снисходительно улыбнулась укротительница подонков всех мастей. — Тебе, мерзавец, уже ничего не успеть. За оставшееся тебе время ты успеешь лишь обосраться со страху.
- Ну, лахудра, ты пожалеешь. — Горе-Казанова не на шутку разозлился и решил, что теперь его охранникам найдется занятие. А потом эта девица отработает ртом за свою наглость.
- Я — вряд ли, — уверенно заявила Алла. — А вот ты о своих словах пожалеешь. И о-очень пожалеешь. Это я тебе гарантирую.
Яков скрипнул зубами в бессильной злобе. Стояла бы она поближе, он бы заткнул ее наглый рот.
- Не дергайся, паршивец, — предупредила «крутая Уокерша», — а то ненароком слетишь с кровати, и тогда твои сломанные конечности уже не срастутся. Могу и я подсобить — сейчас переверну кровать, и получишь ты уже не закрытый, а открытый перелом плечевой кости с таким смещением отломков, что останешься одноруким. Можешь орать во всю глотку до следующего утра, хоть оборись до посинения. В отделении, кроме меня, никого из персонала нет, а врачи давно ушли по домам. Все больные лежат по палатам, а если спросят, кто это так истошно воет, я найду, что сказать. Так что помощи, говнюк, тебе ждать не от кого. Твой дурной нрав всем известен, и никто не удивится, когда утром на полу обнаружат скрюченное тело. И никакая медицина тебе уже не поможет.
Мстительный, но в данный момент беспомощный пациент тяжело дышал, еле сдерживаясь от ярости. Ну, надо же — какая-то шавка смеет так разговаривать с ним, Яковом Паршиным! Та по-прежнему улыбалась, но он не сомневался, что если сейчас что-то скажет поперек, она и в самом деле перевернет кровать. А у него сломана шейка бедра, что-то с копчиком, от чего ему даже лежать больно, а сломанная рука пока без гипса, лишь на этих чертовых спицах. До двери даже ползком не добраться.
- Ну что, въехал? — ласково поинтересовалась спец по неприятностям. — Желаешь узнать, какие еще сюрпризы тебя ждут?
Стиснув зубы, Яков молча сверлил ее ненавидящим взглядом.
- Что ж ты так без любви на меня смотришь, а? — насмешничала она. — А ведь всего четверть часа назад в мою сторону неровно дышал. А теперь часто дышишь по другой причине… И почему-то мне уже не улыбаешься… Или разонравилась?
Алла помолчала, разглядывая его с брезгливой гримасой. Потом посмотрела на ручные часики, удовлетворенно кивнула, еще раз внимательно оглядела жертву и спросила:
- Ну, как, ощущаешь в голове туман, а во рту сухость? Язык деревенеет?
Яков и в самом деле все это чувствовал, но до этой минуты не обращал внимания — уж очень был зол. А теперь осознал, что голова кружится, лицо собеседницы расплывается, очертания всех предметов стали неотчетливыми, потолок то наплывает, то уплывает. И вдруг внезапно, как озарение, к нему пришла догадка.
- Что ты мне вколола, сука? — прохрипел он, еле ворочая непослушным языком.
- Что надо, паршивец, — безмятежно улыбнулась умелица творить добро крайними мерами. — Так что я недаром говорила, что в этой жизни ты уже ничего не успеешь. Жить тебе осталось… — Она снова посмотрела на свои часики и оповестила: — Всего пятнадцать минут. Все это время я тут постою и с удовольствием посмотрю, как ты откинешься. Должна предупредить — умрешь ты не сразу, а в страшных мучениях. И я стопудово уверена, что никто не заплачет, когда ты подохнешь, гаденыш. — Насладившись видом перекошенной физиономии мошенника, любительница черного юмора «порадовала» его: — А перед смертью поймешь, что все твои прежние страхи были необоснованными.
«Может быть, намеченный план не удался? Или возникли осложнения?..», — подумала Сима, закуривая новую сигарету и опять отдавшись воспоминаниям.
…Подруги из “Клуба одиноких сердец” помогли Серафиме устроиться в нотариальную контору, у нее появился твердый и весьма неплохой заработок. Потом она стала подрабатывать в юридической консультации, обзавелась клиентурой.
Занявшись привычным делом, Сима сразу преобразилась. Даже подъем артериального давления уже не страшил — она постоянно принимала арифон, носила с собой портативный тонометр и увеличивала дозу гипотензивных средств, если давление повышалось. Ко всему привыкаешь, даже к болезни.