Завоевание Англии

Вечное одиночество! Все ничто перед этой убийственной мыслью! — беззвучно прошептали бледные губы валы. — Юдифь, моя надежда, цель всех моих желаний, этот нежный цветок, который я взлелеяла для украшения трона, вянет под темным сводом уединенной кельи, бросив меня одну с моим разбитым сердцем и ужасным вопросом: «Уж не ложь ли наука, на служение которой я отдала всю жизнь?» Вот скоро настанет и месяц винограда, а вместе с ним и день, когда, по предсказанию, заходящее солнце озарит своим блеском торжественный союз короля англосаксов с любимой невестой! Между тем у Альдиты крепкое здоровье, а война воздвигает преграду за преградой желанному союзу Гарольда и Юдифи. Нет, как ни тяжело, но я должна признать, что мой дух потерял свою былую силу и что воля моя ничтожна перед волей всемогущей судьбы.

Хильда наклонила голову, и горькие слезы заструились по ее печальному лицу. Но в эту же минуту резкий, дикий хохот нарушил безмолвие неподвижного леса, и вала, обернувшись, увидела в траве, на берегу болота, лежавшую бесформенную фигуру. Она зашевелилась и поднялась, и Хильда сразу же узнала безобразную ведьму, которую она, много лет тому назад, застала крепко спавшей на могиле рыцаря.

Колдунья положила свою худую руку на плечо изумленной неподвижной валы и вопросила глухим неприятным голосом:

— Зачем ты не окончила роскошную хоругвь, которую готовила для короля Гарольда? Прикажи доткать ее и отослать к нему как можно скорее! Она должна развеваться на его брачном пире, так как союз с прекрасной Юдифью будет отпразднован вместе со днем его рождения!

Хильда молча слушала эти слова, звучавшие неприкрытой иронией. Она не ответила, как прежде, презрительной улыбкой: ее самоуверенность, ее смелость и гордость были разбиты вдребезги, и безотчетный ужас охватил душу.

— Кто ты? — произнесла она после короткой паузы. — Принадлежишь ли ты к числу смертных существ или адских духов, чуждых земле и небу, ненавидимых и здесь, и на небесах?

Безобразная ведьма помедлила немного и сказала уклончиво:

— Сядем на берег. Если тебе угодно приобрести власть и знание, ты должна соединить все свои чувства в чувство непримиримой ненависти ко всем, кто живет в пространствах Вселенной! Все другие пути не достигают цели!

— Слова твои доказывают, — отвечала пророчица, — что власть тебе дана от сатаны! Между тобой и мной целая бездна. Я не желаю знания и отрекаюсь от власти, если ее достигают лишь подобным способом.

— Ты слишком малодушна! — возразила колдунья с презрительной насмешкой. — Тебя не возмущает мысль, что Гарольд уничтожил все твои надежды, что он отдал другой место, принадлежавшее твоей Юдифи! Вспомни, что он только тебе обязан своим венцом, вспомни и прокляни его!

— Да, но душа Юдифи неразрывно связана с душой короля! Проклиная его, я прокляну и ее. Ты же говорила, что Гарольд скоро искупит свой грех и вступит с ней в вечный, неразрывный союз?

— Иди скорее к себе и тки свою хоругвь! — отвечала ей ведьма повелительным голосом. — Вышей ее золотом и дорогими камнями! Повторяю, что ее водрузят именно на том месте, где Юдифь упадет в объятия короля!

— Не знаю, кто говорит тебе эти слова, — произнесла задумчиво вала, — но мой внутренний голос подсказывает мне, что твои предсказания исполнятся! Послушай, — продолжала она с воодушевлением, — ты нуждаешься в средствах. Я тебя обеспечу, если ты поможешь мне проникнуть в те сокровенные тайны, которые мой ум бессилен раскрыть. Я узнавала будущее, и мои предсказания сбывались, но совсем не в том смысле, как я толковала их по рунам и звездам! Они сулили славу всем, кого я любила, и она им была дана! Но что стало потом? — продолжала пророчица с беспредельной тоской. — Муж и зять мой убиты, а дочь сошла с ума… Свен подвергся изгнанию и умер на чужбине!.. А Гарольд и Юдифь… Моя гордость и радость… Цель, к которой стремились все мои надежды!.. Отвечай мне скорее, порождение ада, поможешь ли ты мне разогнать тот туман, который застилает передо мной будущее?!

— Мы встретимся с тобой на третью ночь после сегодняшней у жертвенника Тора, и солнце не успеет еще взойти, как ты узнаешь страшную и великую тайну! — отрывисто отвечала загадочная женщина.

Почти в ту же минуту набежавшее облако заволокло луну. А когда она снова осветила пустынный неподвижный лес, ведьмы уже не было; тишина нарушалась только чуть слышным шорохом в тростнике, окружающем болото.

Хильда шла домой медленным шагом, и всю эту ночь ее служанки ткали без устали хоругвь для свадебного пира короля и Юдифи. И всю эту ночь собаки оглашали своим воем окрестности, издали скаля зубы на темную фигуру, которая лежала, произнося проклятия, под окнами той комнаты, в которой торопились докончить поскорее блестящую хоругвь.

Глава II

Роковое известие о высадке Вильгельма вызвало всеобщее волнение и смущение. В Вестминстерском дворце сновали люди с бледными, встревоженными лицами; один только король, прибывший в эту же ночь из военного лагеря, сохранял совершенно невозмутимый вид и совещался с танами о мерах отражения новой опасности. Не проходило и часа, чтобы к нему не приводили гонца со свежими новостями с суссекских берегов. Придворные толпились и шептались друг с другом и, завидев Стиганда, проходившего мимо с озабоченным видом, кинулись к нему.

— Не примкнуть ли нам к королевскому войску? — спросил молодой рыцарь.

— Но кто будет тогда охранять наши земли, если герцог сумеет нанести нам поражение? — резко спросил Стиганд.

— Он идет на Гарольда, а не на Англию. Если убьют Гарольда…

— Что же будет в таком случае?

— Останется Этелинг. Будем же здесь, чтобы охранять его, — тихо сказал Стиганд и отправился дальше.

В комнате, где скончался Эдуард Исповедник, сидела вдовствующая королева Юдифь с матерью и с Альдитой, ожидая решения совета. У одного из окон стояли жена Гурта и молодая невеста Леофвайна. Гита сидела молча, положив голову на руки. Скорбь о погибшем Тостиге растравляла еще не зажившие раны, нанесенные ее сердцу недавней смертью Тиры. Королева Юдифь напрасно старалась утешить Альдиту, которая, не обращая на нее внимания, повторяла тоскливо:

— Неужели я потеряю и эту корону?

В совете обсуждался вопрос: следует ли немедленно вступать в сражение с Вильгельмом или ждать подкреплений?

— Отступая перед врагом, — сказал Гурт, — мы завлекаем его в незнакомую страну перед самым наступлением зимы, и он останется без продовольствия. Идти на Лондон он вряд ли решится; а если бы и так, то мы к тому времени успеем приготовиться, не рискуя погубить наше дело.

— И это твое мнение? — перебил его Вебба. — Не так бы рассудил твой доблестный отец; да и не так мыслят кентские саксы. Норманны разоряют и грабят твоих подданных, а ты, Гарольд, надеешься, что твой народ будет сражаться за отечество, когда его король медлит в столь критический и опасный момент?

— Твоя речь дышит мужеством и отвагой, — сказал Гакон, и взоры присутствующих обратились к нему как к человеку, знающему дух норманнского войска. — У нас рать, вдохновленная победой над врагом, считавшимся непобедимым. Кто одолел норвежца, не отступит перед норманном. Победа большей частью зависит от отваги, а не от числа воюющих. Каждый час промедления ослабляет их бодрость. Страшен не меч норманна, а его хитрый ум: если мы не выступим против него немедленно, то он пойдет на Лондон, объявляя везде, что пришел не затем, чтобы овладеть престолом, а чтобы наказать Гарольда за измену. Его грозное ополчение наведет на всех ужас. Многие соблазнятся лживыми убеждениями, другие не посмеют бороться с его силой. А когда он уж будет около нашей столицы, купцы и горожане затрепещут при одной мысли о своем разорении и попросят помилования. Наш город не может выдержать осаду: его стены разрушились, а достаточно ли тесно мы связаны друг с другом, при недавнем воцарении нового рода, чтобы не могли появиться и между нами распри? Кто поручится, что с приходом Вильгельма нам не предложат нового претендента на трон? Хотя бы Эдгара? Мы падем по собственной вине. Притом, хотя различные земли Англии никогда еще не были так дружны, все же между ними есть границы: сосед видит в соседе чужого. Нортумбрийцы и не шевельнутся, чтобы оказать помощь Лондону, Мерция тоже будет держаться в стороне. Говорят, что мы промедлением обессилим врага. Нет, мы, наоборот, истощим свои силы. Наша казна бедна, но, взяв Лондон, Вильгельм овладеет этой казной и, кроме того, богатством торгового сословия. Как мы будем тогда содержать войско? И где держать его, покажите, где крепости, где ущелья и горы? О нет, таны и ратники! У нас нет других крепостей, кроме нашей отваги. Мы ничто без нее.