Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 34



Аббат Рейналь

«Путешествие» Радищев начал писать в тот самый год, когда за добросовестную службу он из рук самой императрицы получил орден св. Владимира [8], а выпустил его в свет в 1789 году — в год Великой французской революции.

Субъективно Радищев считает, что поводом к написанию «Путешествия» явилось чтение им книги Рейналя «История об Индиях», которую он приобрел во время службы в таможне в «числе других книг до торгу касающихся». «Сию то книгу — говорит он в письме к Шешковскому — могу я почитать началом нынешнему бедственному моему состоянию. Я начал ее читать в 1780 или 1781 году. Слог его мне понравился. Я высокопарный его штиль почитал красноречием… я захотел подражать его слогу…» С этого времени он начал работать над «Путешествием». Смерть жены (1783) «погрузила — говорит Радищев — меня в печаль и уныние и на время отвлекла разум мой от всякого упражнения». Но в 1785 году он продолжил работу и начал писать «Повесть о проданных с публичного торгу». «В следующий год (1786), читая Гердера, я начал писать о цензуре». Вся книга была готова в «исходе 1788 года, в цензуре была в 1789 году, а начата печатью в начале января 1790 году».

Когда книга была готова, Радищев хотел издать ее в университетской типографии Новикова. Рукопись «Путешествия» попала на просмотр реакционному: ссору Брянцеву, который вымарал половину текста. Из нее были изгнаны самые сильные и острые политические места. Издавать книгу обезвреженной не было смысла; необходимо было сохранить политическую остроту произведения. Воспользовавшись правом иметь домашнюю типографию[9], Радищев приобрел печатный станок и при помощи крепостной прислуги и чиновников из таможни, отпечатал ее в количестве 650 экземпляров.

Павел Александрович Радищев, в своих воспоминаниях об отце, так передает эпизод с напечатанием «Путешествия. «Радищев — говорит он — напечатал свою книгу в своем доме, в собственной типографии, и хотя цензура (Андрей Брянцев), вымарала множество страниц, более половины книги, он ее напечатал вполне и в таком виде по порядку подал обер-полицемейстеру Рылееву. Этот, по совершенному своему невежеству, допустил ее к продаже».

Насколько сильно было желание у Радищева сохранить содержание книги в целости, видно из следующего. После того как обер-полицеймейстер Н. И. Рылеев, не читая рукописи, наложил резолюцию: «печатать дозволяется с разрешения управы благочиния», он включил в некоторые главы самые сильные политические места.

На допросе у Шешковского сам Радищев показал, что «напечатаны без цензуры… суть следующие места от стр. 42 до 48-й… от стр. 86 до 98-й. От стр. 105 до 112… все прибавлено, если не ошибаюсь, от 148 до 153 также все прибавлено. В повествованиях о цензуре, знаю, что прибавлено о новейших в ней положениях, но точно — что — не упомню.

Переменен конец стр. 418, а стр. 419 почти вся. Таким образом было прибавлено 33 новых страницы, не считая поправок и «малых речений».

В начале 1790 года книга поступила в продажу сравнительно в небольшом количестве экземпляров. На предварительном следствии Радищев показал, что «отдал в продажу купцу Зотову 20 экземпляров, потом еще пять… один экземпляр подарил г-ну Козодавлеву, ему же один для г-на Державина, прапорщику Дарагину — один; ротмистру Олсуфьеву — один; иностранцу Вицману — один». Один экземпляр Радищев отослал в Берлин своему товарищу Кутузову. Остальные экземпляры книги и все «принадлежащие к ней макулатуры, черные листы и поправки» были Радищевым сожжены, после того, как Зотов был взят под стражу.

Экземпляры, отданные в продажу купцу Зотову, быстро разошлись. «Купец Зотов, — говорит Радищев, видя, что книга скоро продается, стал у меня еще просить, но я отговаривался, ибо я слышал в городе, что она худо принимается».

Потребность на книгу была чрезвычайно большая. В своих указаниях Зотов несколько раз упоминает, что «сию книгу многие стали спрашивать».

Аббат Мабли 1709–1785 гг.

Граф А. Р. Воронцов 1745–1805 гг.

Петр Богданович, узнав о выходе книги, послал своего человека к Зотову, но у него уже не было «Путешествия». Тогда он посылал человека в дом Радищева, но и там «ее не получил».

Аруа Массон в своих воспоминаниях о России пишет, что «петербургские купцы платили по 25 рублей, чтобы иметь книгу Радищева на час и тайком прочитывать.

В начале мая месяца 1790 года книга поступила в продажу: в июне Зотов был взят под стражу, 30 июня пополудню «коллежский советник и кавалер ордена святого Владимира» — Радищев был арестован и доставлен обер-коменданту города Петербурга А. Г. Чернышеву.



Из того, что Радищев не выставил своего имени и фамилии на «Путешествии» и просил Зотова «не сказывать у кого он взял сию книгу» — видно, что он чувствовал всю опасность, связанную с выпуском «явно бунтовской книги». Сын Радищева Павел сообщает, что «отец упал в обморок, когда узнал, что его везут в крепость в распоряжение Шешковского».

Закованный в кандалы Радищев был посажен в крепость. Началась комедия судебного следствия, прошедшая четыре стадии и длившаяся два с половиной месяца.

Эти два с половиной месяца являются самой мрачной страницей жизни Радищева. Но прежде чем разобрать судебный процесс, остановимся коротко на содержании «Путешествия» и оды «Вольность».

Ода «Вольность» была написана Радищевым раньше, чем «Путешествие», но отдельно не издавалась, а с небольшими сокращениями была включена им в одну из глав Путешествия» («Тверь»), «по случаю будто бы стихотворчества», говорит Екатерина своих пометках.

«По силе пафоса, по страстности вложенного в оду темперамента, по резкости ударов, направленных сразу против политического и церковного гнета, — ода «Вольность» является в полном смысле слова революционной, и представляет собой самое раннее проявление этого рода литературы в России».

Написанная под непосредственным влиянием французской революции 1789 года и более отдаленных исторических событий (английской революции 1648— 64 годов и американского освободительного движения 1776 года), «она — говорит Семенников — ясно отражает на себе страстное проявление того «духа вольности», который веял в Европе в последнюю четверть века» и ознаменовался, скажем мы от себя, Великой Революцией — во Франции, эпохой «бури и натиска» в Германии, «литературным бунтом» Радищева в России.

В оде «Вольность» политический радикализм писателя проявился с особенной силой. Это кульминационный пункт в развитии политического самосознания Радищева, после которого оно уже не поднималось на такую высоту. По характеристике Екатерины эта ода «совершенно явно бунтовского и криминального намерения», «в ней Кромвелев пример приведен с похвалою и царям грозится плахою» и неудивительно, что в течение более чем столетия Радищевская ода казалась опасной для власти. Даже в начале царствования последнего Николая она могла быть напечатана только с большими цензурными сокращениями.

Ода «Вольность» необычайно содержательна и социально целеустремлена. В ней Радищев смело излагает систему теоретических взглядов и практических требований.

Для борьбы с царем ом рекомендовал революционный метод Кромвеля. Будущее общественное устройство рисовалось ему в виде союза свободных федеративных республик на началах широкой демократии.

В противоположность официальному мнению Екатерины. выраженному в наказе, о том, что большое пространство Российской империи предполагает самодержавное правление, и что всякое другое «было б вредно и разорительно для России», Радищев считает, что

8

Это было в 1785 году. Интересный эпизод с получением Радищевым ордена передает сын его Павел Александрович. «Екатерина II раздавала сама ордена. Обыкновенно новопожалованный кавалер при получении креста из рук самодержицы, преклонил перед нею колено, хотя это не было предписано. Радищев, принимая от нее владимирский крест четвертой степени, не счел нужным «раболепствовать и не стал на колени». («Русский вестник» за 1850 год).

9

В 1785 году вышел закон о вольных типографиях, в котором говорилось: «Типографии для печатания книг не различать от прочих фабрик и рукоделий… Позволяется по своей собственной воле заводить типографии не требуя ни от кого дозволения. (М. И. Сухомлинов. — Монография о Радищеве. Сборник русск. язык, и словестности. Акад. Наук, т. XXXII).