Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 100

Йосеф Лишанский был подвергнут жестоким пыткам и повешен в Дамаске в декабре 1917 года; вместе с ним казнили и Наамана Белкинда. Прочие участники группы Нили попали в тюрьмы и на принудительные работы; лишь наступление англичан спасло евреев от массовых арестов‚ а возможно‚ и от массовых казней. После окончания войны Аарон Аронсон жил в Лондоне‚ входил в состав сионистской делегации‚ которая вела переговоры на парижской мирной конференции. Пятнадцатого мая 1919 года Аронсон погиб: самолет‚ на котором он летел из Лондона в Париж‚ упал в воды Ла–Манша.

3

С лета 1915 года Владимир Жаботинский пытался уговорить правителей европейских стран‚ чтобы сформировали боевой еврейский легион. Италия в то время не участвовала в войне‚ и Жаботинскому ответили так: "Если Италия вмешается в войну‚ тогда ваша мысль – отличная мысль; тогда приезжайте опять‚ мы обсудим это дело практически". В Париже Жаботинский беседовал с министром иностранных дел Франции‚ и тот сказал уклончиво: "Вообще неизвестно‚ будет ли кампания в Палестине‚ и когда‚ и кто ее поведет". В Лондоне ему сообщили‚ что военный министр Великобритании не одобряет создание "экзотических полков" и военные операции на "экзотических" фронтах. Это был еще один отказ‚ и Жаботинский поехал в Копенгаген‚ где размещался центр Сионистской организации. Его руководители стояли за строгий нейтралитет; они опасались‚ что формирование еврейского подразделения‚ его участие в боевых действиях против Турции приведет к разгрому поселений в Эрец Исраэль‚ и предложили Жаботинскому прекратить всякую деятельность по созданию легиона.

Летом 1915 года он приехал в Россию. Сионисты в Петербурге не захотели разговаривать с человеком‚ который "ставил под угрозу" еврейские поселения; в Одессе произошло то же самое‚ лишь один из старых друзей пришел повидаться и сказал: "Не следует спасать отечество без приглашения". Жаботинский вспоминал: "Старая мать моя‚ вытирая глаза‚ призналась‚ что к ней подошел на улице один из виднейших воротил русского сионизма... и сказал в упор: "Повесить надо вашего сына". Её это глубоко огорчило. Я спросил: "Посоветуй‚ что мне дальше делать?" До сих пор‚ как гордятся люди пергаментом о столбовом дворянстве‚ я горжусь ее ответом: "Если ты уверен‚ что прав‚ не сдавайся"..."

Но зато с киевскими сионистами было иначе. "Встретили меня киевляне как родного‚ созвали заседание‚ выслушали доклад‚ одобрили‚ ободрили‚ благословили на работу дальше‚ обещали помогать‚ чем можно‚ и сдержали свое слово. Не раз в трудный день я посылал телеграмму в Киев: "выручайте!" – и ответ всегда получался через банк". Неожиданная помощь пришла и от газеты "Московские ведомости"‚ чьим корреспондентом Жаботинский состоял. Главный редактор предложил ему: "Оставайтесь работать у нас в Москве‚ – зачем вам опять на запад?" – "Легион"‚ – ответил Жаботинский. "Если так‚ поезжайте с Богом"‚ – сказал редактор. "И два года подряд‚ пока большевики не закрыли‚ помогала мне старая честная газета‚ гордость русской печати‚ давая возможность жить в Лондоне‚ содержать семью в Петербурге и делать что угодно".

Более двух лет подряд Жаботинский боролся за создание еврейского легиона‚ и Хаим Вейцман свидетельствовал: "Трудно описать те сложности и препятствия‚ с которыми Жаботинскому пришлось столкнуться. Ему мешали‚ его высмеивали со всех сторон. Однако его настойчивость оказалась поистине поразительной". Практически это была борьба в одиночку‚ но не случайно Жаботинский получил прозвище: "Председатель объединения жестоковыйных евреев". В те годы он разработал "теорию терпения": "Суть ее была в том‚ что после каждого провала надо себя проэкзаменовать и спросить: а ты‚ быть может‚ неправ? Если неправ‚ сходи с трибуны и замолчи. Если же прав‚ то не верь глазам: провал – не провал‚ "нет" не ответ‚ пережди час и начинай сначала".

В лондонском квартале Ист–Энд жили евреи – беженцы из России‚ у которых было российское подданство. Англичане не брали их в армию‚ и из этой среды Жаботинский надеялся сформировать первое подразделение будущего еврейского легиона. Но тамошняя молодежь его разочаровала. Они не желали слушать про Эрец Исраэль и еврейский легион; они надеялись‚ что эта война вообще их не коснется‚ и на встречах отвечали Жаботинскому криками‚ руганью и скандалами. Один из жителей Ист–Энда сказал после бурного митинга: "Мистер Жаботинский‚ долго вы еще собираетесь метать горох об стенку? Ничего вы в наших людях не понимаете. Вы им толкуете‚ что вот это они должны сделать "как евреи"‚ а вот это "как англичане"‚ а вот это "как люди"... Болтовня. Мы не евреи. Мы не англичане. Мы не люди. А кто мы? Портные".





Жаботинский писал: "Привожу это горькое слово только потому‚ что‚ в конце концов‚ Ист–Энд за себя постоял. Солдат он нам дал первосортных‚ смелых и выносливых; даже самая кличка "портной" – "шнейдер" – постепенно приобрела во всех наших батальонах оттенок почетного прозвища‚ стала синонимом настоящего человека‚ который исполняет что положено‚ не хныча и не хвастаясь‚ точно‚ сурово и спокойно".

Постепенно в Лондоне стало преобладать мнение‚ что необходимо открыть восточный фронт против Турции‚ а потому идея создания еврейского подразделения казалась теперь не только возможной‚ но и необходимой. В один из дней Жаботинский пошел к главному редактору газеты "Таймс" и сказал: "Настал момент для выстрела из большой пушки: нужна статья в "Таймсе". – "Напишите письмо в редакцию‚ – ответил тот‚ – а я дам передовицу"... Когда появился этот номер газеты‚ в ресторане подошел ко мне один из самых свирепых наших ругателей‚ кисло улыбнулся и сказал: "Ваше дело в шляпе: "Таймс" высказался..."

4

Осенью 1916 года в Лондон приехал Иосиф Трумпельдор‚ командир расформированного отряда погонщиков мулов. Сто двадцать солдат из этого отряда решили продолжить военную службу‚ и их повезли в Англию. По пути корабль налетел на мину‚ им пришлось поплавать в воде‚ а в Лондоне они попросили‚ чтобы их определили в один батальон. Жаботинский был знаком с влиятельными лицами; они постарались‚ и все солдаты бывшего отряда погонщиков мулов оказались вместе: из них образовали пятую роту‚ которая стала ядром будущего еврейского легиона. Жаботинский уговорил командира лагеря‚ и его зачислили рядовым в ту же роту. В первые дни службы знаменитый на всю Россию и уже немолодой журналист мыл полы‚ и сержант сказал ему: "Отлично вымыли. Будем просить полковника‚ чтобы вас назначили на эту должность при нашей столовой".

В пятой роте большинство составляли евреи из России; среди них были и несколько русских–иудействующих‚ белокурых и синеглазых. Жаботинский вспоминал: "Один из них‚ Матвеев‚ добрался до Палестины всего за несколько дней до войны: пришел пешком из Астрахани в Иерусалим прямо через Месопотамию. В субботние вечера он очень серьезно напивался..‚ ложился в углу на свою койку и в голос читал псалмы Давида из старого молитвенника. Еще там были семь грузинских евреев‚ все с очень длинными именами‚ кончавшимися на "швили"... Семеро молодцов‚ как на подбор‚ высокие‚ стройные..‚ первые силачи на весь батальон. Я их очень полюбил за спокойную повадку‚ за скромность‚ за уважение к самим себе‚ к соседу‚ к человеку постарше. Один из них непременно хотел отнять у меня веник‚ когда меня назначили мести... Были среди нас египетские уроженцы‚ с которыми можно было сговориться только по–итальянски или по–французски. Два дагестанских еврея и один крымчак поверяли друг другу свои тайны по–татарски. А был там один по имени Девикалогло‚ настоящий православный грек‚ неведомо как попавший к нам‚ и с ним я уже никак не мог сговориться: если бы сложить нас обоих вместе‚ то знали мы вдвоем десять языков – только все разные".