Страница 8 из 91
…Увы! — довольно шаткие надежды на долото не оправдались. Оправдались сомнения. Без подъема колонны не обошлось. Можно было бы потянуть, конечно, козу за хвост, поволынить, вхолостую инструмент погонять… Глядишь, смена за суетой этой и закончилась бы, следующей вахте пришлось бы инструмент менять, терять время. Ни за что на свете! Орлы, правда, поныли маленько. Особенно Заикин. «Вечно мы из-за тебя, Лопух, мартышкиным трудом мучаемся, метры теряем!» — «Я тебе сейчас покажу «Лопух»! — взъярился Фомичев. — Я тебе!..» — «То есть гражданин вахтенный начальник! — вытянулся во фрунт Заикин. — То есть не Лопух, а…»
Бритье закончено.
— Эй, Гогуа! Заикин! Вира! Кончай ночевать! Гудим! Шишкин! Обедать пора! Вертолет проспите! На Базу не попадете! Эй, орлы!
Фомичев знал, чем воздействовать. Что Гогуа, что Заикин… Как манны небесной вертолета ждут. Ну, Гогуа на почту по возвращении побежит, сургучную печатку на пакете ломать. А что Заикина так на Базе привлекает? Психология Гудима с Шишкиным тоже вполне понятна. Молодежь. После буровой поселок Базовый им крупным центром кажется, очагом цивилизации. Из Салехарда все же ребята, горожане, не так-то просто из плена урбанистических привычек вырваться. Фомичев их понимал, самому поначалу дико все здесь казалось. Он же из Москвы как-никак. А Москва — она и есть Москва! Но Заикин, Заикин…
Убедившись, что вахта почти разбужена, Фомичев с легким сердцем отправился обедать.
— Ожил чегой-то Лопух наш, — потягиваясь, сделал вывод Заикин, — говорит много, побрился…
— Он правильно говорит, — заступился за Фомичева Гогуа, — вставать надо. Вертолет скоро будет. Интересно, пришел мне ответ из Совета Министров?
— Брить-то ведь еще нечего твоему другу, — потягивался Заикин, — пух один…
— Семь заявлений уже послал, — вел свою линию Гогуа, — шесть ответов получил. Это последний будет. Думаю — последний…
— Мороженое еще на губах не обсохло, а туда же — командует, начальство из себя строит. Знаем, под кого работает. Похож… Даже внешне. Хоть и голубоглазый.
Длинноволосые Гудим и Шишкин тоже поднялись, стали синхронно делать совершенно одинаковые физические упражнения.
Вышли; балансируя, добрались тропинками-бревнами до вагона-столовой. Там уже сидел Фомичев, допивал компот.
— Юра, ты когда побритый — лучше, — сделала ему комплимент повариха Зоя, — на пять лет моложе выглядишь. — В продолговатых ярко-зеленых глазах ее прыгали искорки.
— От двадцати трех отнять пять — будет восемнадцать, — усаживаясь за голубой пластмассовый столик, подсчитал Заикин. — В жизни раз бывает восемнадцать лет! Лови момент, начальник!
Ввалились остальные. Задвигали тарелками, загремели ложками.
— Зоенька! — громогласно гудел Гудим. — Есть заявка! Нам с Шишкиным гарнирчику пощедрей, ладно? И посложней бы! И лапши и каши!
— А нам с Гудимом, — подхватил Шишкин, — котлеток бы, которые размером побольше, с подошву. Сорок пятого размера, вот так! А?
— Во дают! — хохоча, крутил головой Заикин. — Интеллигенция из трех букв! ПТУ!
Фомичев молча допивал компот. Не очень-то обращая внимание на всех прочих, Зоя — с искорками в ярко-зеленых глазах — от Фомичева не отставала. Присела рядом, облокотилась на стол полными розовыми руками, округлым подбородком уперлась в ладони.
— Ты всегда один по тундре гуляешь, а вчера, я видела, вдвоем. С Володей Гогуа.
— Аха-ха-ха! С Гогуа! — отреагировал Заикин, шумно выскребывая кашу. — Более подходящего не нашел? То есть более подходящую! Зойку бы позвал! Аха-ха-ха!
— Меня нельзя, — пристально, с улыбкой рассматривая Фомичева, его напряженное лицо, возразила Зоя, — муж не позволит, — и вздохнула даже, — нельзя!..
«Факт, — невольно мелькнуло у Фомичева, — уж Петро — точно, согласия бы на это не дал. Да и галстук, по всей видимости, не только для президиумов носит…»
— Аха-а-ха-ха! Почему же нельзя? — с высоким горловым смехом удивился Заикин. — Одним можно, а другим нельзя? Фомичев, ты не теряйся! Будь, как Серпокрыл! Раз ты… Раз похож!
С грохотом сдвинув столик — коленями его задел, — Фомичев вскочил, выпрямился. Все замолчали. «Что же теперь? — думал Фомичев. — Врезать ему, что ли?» Заикин отвел взгляд, усмехался. И Зоя улыбалась. Все так же ласково, задумчиво. Хоть смотрела не на Фомичева. Вообще ни на кого не смотрела. На голубую поверхность пластмассового обеденного стола, словно в просторы неба. В эту минуту в наступившей тишине к ровному гулу буровой, проникающему в окно столовой, добавился еще какой-то, посторонний, едва различимый звук. Едва разборчивое тарахтенье, стрекот.
— Вертолет! — воскликнул Гогуа.
Выскочив из-за стола, Зоя кинулась к кухонному шкафчику, достала огромный, обтянутый черной кожей морской бинокль. Приложив его к глазам, нетерпеливо, всем телом подавшись вперед, всмотрелась в просторное с редкими неподвижными облачками небо, в крохотное темное пятнышко на горизонте.
— Он! Мишенька! — отложила бинокль, забегала, стала поправлять прическу, извлекла из того же кухонного шкафчика флакончик французских духов, взболтала его и, вытащив стеклянную пробку, провела внутренней, влажной ее частью у себя за ушами. Снова закупорила, снова взболтала и, полуотвернувшись от помбуров, на этот раз сунула пробку за корсаж, потерла там…
— Это… для нахалов, — пояснила Зоя с затуманившимся взглядом.
Стрекот двигателя становился все слышней, пятнышко все больше, больше, пока не превратилось в вертолет «Ми-6» или в М и ш у, М и ш е н ь к у, как фамильярно окрестили его на буровых. В мгновение ока отработавшая вахта — кроме Фомичева — разбежалась по вагончикам, переоделась, переобулась, собрала рюкзаки, транзисторные приемники и магнитофоны и столпилась, переминаясь с ноги на ногу, с волнением ожидая, когда замедлится, прекратится, как бы увянет вращение могучего винта. Раскрылась дверца, выпала металлическая лесенка. Медленно сошел на грешную землю командир — Фаиз. Важный, в новой фуражке с бронзовыми листьями по козырьку и в кирзовых сапогах. А вслед за ним посыпались из вертолета странные, незнакомые, пестро, не по-нашенски одетые люди. Со сверкающими алым лаком гитарами, трубами, саксофонами… Последним выпрыгнул бригадир. Лазарев. В руках, словно огромный каравай, он держал круглый индикатор веса.
— Погоди! — крикнул он, останавливая бросившуюся было к лесенке вахту. — Артистов вам привез! Концерт будет!
— На черта мне твой концерт! — завопил Заикин. — Мне домой надо! На Базу!
— А я не на Базу сейчас, — важно сказал Фаиз, — я на Подбазу. Вот, груз туда везу, — кивнул он на вертолет: — Через час-полтора вернусь. Как раз концерт кончится. Артистов заберу. А может, и вас.
— Фаиз Нариманович! — окликнула его стоявшая в стороне, боком Зоя. — А обедать у нас разве не будете сегодня?
Он заулыбался:
— Обязательно, Зоенька! Вот когда за артистами вернусь…
Нечего делать, все приготовились слушать концерт. В том числе и Заикин. Даже с буровой, кто не очень был занят, явились. Один лишь Лазарев не стал тратить на артистов время. Сразу побежал к станку, к пульту, поручив брату, тем более что тот был при галстуке, проследить… И не успел растаять в небе грохот вертолета, как грянула музыка. Три женщины пели, гитарист, аккомпанируя, подпевал. Саксофонист и трубач, когда их рты не были заняты мундштуками инструментов, тоже подпевали. После вокальной части гитарист, дав подержать кому-то из зрителей свою сверкающую алым лаком гитару, показал фокус. Проглотив шарик от пинг-понга, вынул его затем из уха у Гогуа. Саксофонист и трубач прочли по басне, очень похоже — при помощи мимики — копируя то соловья, то осла; то банкира, то докера. Одна из певиц исполнила на колеблющемся под нею ягельном ковре недавно изобретенный танец «Молодежный». Другая певица подвергла собравшихся тестированию.
— Вы входите в абсолютно темную комнату, в которой имеется настольная лампа, бра и люстра. Что прежде всего вы зажжете?