Страница 30 из 111
— Что с вами, профессор? — бросилась к нему Яринка, сидевшая около аквариума.
Профессор полулежал, закрыв лицо руками. Тело его вздрагивало.
— Что с вами, профессор? Успокойтесь.
Яринка присела на подлокотник и провела рукой по жесткому пиджаку профессора. Шторре поднялся. Глаза его влажно блестели.
— Вы говорили правду. Они убили его, убили Вальтера. Убили и лгали мне…
В горле у него хрипло заклокотало, и голова тяжело упала на колени Яринки. Ее ладони ощутили глубокие морщины на лбу. Горячие слезы падали ей на руку. Шторре плакал. Плечи его судорожно вздрагивали.
Яринка нежно гладила серебристый ежик его волос, но профессор этого не замечал. Весь мир казался ему темной могилой.
— Бегите. Бегите отсюда, — поднялся, наконец, Шторре, обводя гостиную лихорадочным взглядом. — Бегите, потому что они убьют всех. И Крайнева, и вас…
— Вы поможете нам?
— Я не могу… Но если б мог, то отдал бы жизнь, чтобы спасти вас. Хотя кому сейчас нужна такая мелочь, как моя жизнь, если мой сын, мой Вальтер умер?..
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В то утро блеклый рассвет долго не мог пробиться сквозь толщу облаков и хлопья густого тумана. А когда, наконец, свежий ветер разогнал туман и облака, наступил ясный холодный день.
В такие дни небо синеет какой-то прозрачной голубизной. Это не кристальная синева зимнего неба, когда глазам больно смотреть вверх, потому что воздух насыщен колючими блестками снежинок. Это не бурная бирюза весны, когда в небо мощно врываются потоки ветра. Это не ультрамариновая синька летнего неба — удовлетворенная и успокоенная жаркая голубизна.
Нет, это минорная, холодная и ясная синева, подчеркнутая лучезарными красками листвы поздней осени.
В то утро солнечные лучи не приносили с собой ни капли тепла. Ровный, не очень сильный ветерок гнал легкие облака, они летели на восток, к солнцу, прихотливо меняя форму, одно обгоняя другое.
Даже бетонная стена искрилась кристаллами инея и не казалась такой гнетущей и тяжелой, как обычно. Солнце висело совсем низко над аэродромом, холодноватое и задумчивое. Как бы нехотя, оно медленно ползло вверх.
Яринка сидела на невысоком сундучке с инструментами и смотрела на солнце. Неуемная дрожь сотрясала ее тело. Она пыталась успокоиться, плотнее куталась в пальто, но ничего не помогало.
Крайнев возился у самолета. Казалось, он выполняет работу чрезвычайной важности. Несколько синих чертежей лежали на рельсах катапульты близ тяжелых колес самолета. Руки Крайнева двигались быстро и уверенно, Он был целиком увлечен своей работой.
Но, присмотревшись внимательнее, можно было увидеть, что его движения удивительно однообразны. Он копался в одном и том же месте в управлении самолета движения его все время повторялись. Он отворачивал две гайки и тут же снова аккуратно затягивал их ключом Когда обе гайки были прикручены, он опять отворачивал их, и все повторялось сначала.
Правда, иногда можно было заметить, что Крайнев на миг отрывался от своих гаек, незаметно взглядывал на большие часы, прикрепленные над дверью дома, выжидающе смотрел на дверь, после чего снова принимался за свою странную работу.
Буш должен прийти ровно в восемь. Вчера Крайнев с ним твердо договорился.
Яринка молча сидит внизу. Она ждет, нетерпеливо и настороженно. Никто не знает, каких усилий стоит ей эта кажущаяся выдержка.
Стрелка электрических часов стоит точно на восьми. Крайнев замер, глядя на дверь. Сейчас стрелка сделает маленькое, едва заметное движение, и начнется девятый час. Точно в восемь должен прийти Буш. Неужели он тоже провокатор и не придет?
Стрелка дернулась и переступила на девятый час. Дверь оставалась неподвижной. Медленно, уже совсем машинально, Крайнев снова начал отвинчивать и завинчивать гайки. Сказывалось страшное напряжение. В голове стоял тонкий пронзительный звон.
Яринка сидела неподвижно. Она еще и еще раз мысленно проверяла план Крайнева. Он был действительно гениален по своей неожиданной простоте. Кто подумает, что самолет может подняться в воздух, когда главная движущая сила — винт — снят и только оголенный вал торчит из-под капота мотора.
И все же он мог взлететь. Он мог взлететь силой реактивных ускорителей, поставленных под крыльями, точно так, как взлетают в воздух разноцветные праздничные ракеты.
Для этого он сам должен превратиться в ракету огромной подъемной силы и дальности действия. И такому самолету им предстояло доверить свою жизнь…
Яринка тяжело задумалась. Не было ли безумием положиться на такую необычайную машину? Да и взлетит ли она вообще без винта?
Но Крайнев сказал, что самолет полетит. Ни Дора, ни Шторре не могли бы даже допустить такой возможности. Для этого у них не хватает ни широты технического кругозора, ни перспективы. В этом безусловное преимущество Крайнева, и, лишь воспользовавшись этим преимуществом, он может добыть себе волю.
А минутная стрелка на часах передвигалась все дальше и дальше, бездушная, неумолимая. Макс Буш не показывался. Либо он обманул, либо попросту испугался. Теперь уже Дорн наверняка знает обо всех их планах. Странно только, что он еще оставляет Крайнева около самолета. Должно быть, непоколебимо верит в невозможность полета без винта.
Когда часы показывали без четверти девять, Крайнев понял; дольше ждать нельзя. В последний раз закрутив и проверив гайки, он вытер руки и спустился к Яринке.
Девушка встретила Крайнева вопрошающим взглядом. Она ждала решения. Он должен ответить не колеблясь. Скоро девять, и явится Людвиг Дорн.
Крайнев посмотрел вверх, как бы проверяя погоду. Она была прекрасна. Легкий ветерок гнал на восток перламутровые облака, и Крайнев подумал, как хорошо было бы лететь навстречу солнцу и даже навстречу смерти, лишь бы только лететь…
Переведя взгляд на Яринку, он спокойно и задумчиво, как бы оценивая ее силы, сказал:
— Мы сделаем так: ты сейчас сядешь в самолет, я выпущу тебя в воздух. Будешь лететь до тех пор, пока хватит горючего. Потом ты приземлишься там, где тебе покажется удобнее. Надеюсь, ты не разобьешься, потому что эта машина, даже без винта, должна планировать вполне удовлетворительно. Постарайся, чтоб на земле тебя увидело как можно больше людей; говори всем, что Юрий Крайнев жив. Если удастся долететь до СССР — то там ты уже сама знаешь, как себя вести. Вот и все. Ну, марш наверх, в машину. Ты включишь ракеты на слабое горение и будешь смотреть на меня. Когда я взмахну рукой, ты дашь полное горение. Вот и все, — повторил он.
Яринка смотрела на Крайнева удивленно, даже несколько опечалено. Терпеливо ждала, пока он закончит, и сказала тихо, решительно:
— Все это прекрасно и придумано довольно удачно. Будет только одно небольшое изменение. В самолет сядешь ты, а я останусь здесь. Если я улечу, то тебя здесь так упрячут, что никто вовеки не найдет.
Она говорила твердо и серьезно, без тени колебания.
— Я имею право тебе приказывать, и ты должна повиноваться! — с ударением сказал Крайнев.
— Здесь никто не имеет права приказывать. Прошу тебя, не теряй времени, иди в машину…
— Это смешно. Я тебя здесь не оставлю.
— А я не позволю, чтобы Юрий Крайнев остался здесь.
Упорство и до сих пор не свойственная Яринке непоколебимость чувствовались в этих словах. Крайнев дивился, не узнавая тона этой мягкой, всегда такой нерешительной девушки. Она смотрела ему прямо в глаза уверенно, спокойно, и Крайнев понял, что уговорить Яринку не удастся.
Он улыбнулся одними губами и сказал, вынимая из кармана коробок спичек:
— Мы будем тянуть жребий. Кто вытянет надломанную, тот взлетит. Иначе я ни за что не соглашусь сесть в кабину.
Яринка колебалась. Должна ли она согласиться на предложение Крайнева? Впрочем, если вытянет Юрий, то ему непременно придется лететь, а если жребий падет на нее, то она уж как-нибудь найдет повод отказаться от своего права.
— Согласна, — сказала она, и Крайнев сразу же вынул две спички.