Страница 44 из 190
И дело было серьезным. Письмо, переданное Шестовым Пятакову, начиналось словами: «Дорогой друг, я очень рад, что вы последовали моим требованиям…» Пятаков говорил на суде:
«Дальше Троцкий так формулировал три задачи для своих сторонников: «Первая задача - это всеми средствами устранить Сталина с его ближайшими помощниками». Второй задачей он определял необходимость «объединения всех антисталинских сил для этой борьбы». В-третьих, он требовал «противодействовать всем мероприятиям Советского правительства и партии, в особенности в области хозяйства».
Лед заговора тронулся. Оставалось довести планы до реализации, до победного конца. Правда, сначала дело шло со скрипом. Выполняя директивы Троцкого, Пятаков сосредоточил свое внимание на Украине, где действовал через Логинова, и через Шестова - в Западной Сибири. Он связался в Сибири и с Мураловым.
На Украине была восстановлена «украинская четверка»: Логинов, Голубенко, Коцюбинский и, естественно, Лифшиц. С последним Пятаков был связан по троцкистской деятельности давно. Работавший начальником железной дороги, Яков Лифшиц всегда имел повод для появления в ВСНХ. Лифшиц пояснял на суде, что навестил Пятакова сам, чтобы «перепроверить правильность переданных Логиновым от Пятакова директив» о переходе «на новые методы борьбы, т.е… на террор и на разрушительную работу ».
Троцкий не напрасно рассчитывал на Рыкова и его окружение, в которое входили лидеры из лагеря «правых» Томский, А.П. Смирнов и Угланов. Они тоже пересматривали свою дальнейшую тактику.
Незаконнорожденный сын слесаря и швеи, Михаил Томский (настоящая фамилия Ефимов) получил лишь трехклассное образование в начальной школе. Однако недостаток образования не помешал ему впоследствии руководить профсоюзами. После выступления против индустриализации и коллективизации он был освобожден с поста председателя ВЦСПС, а затем выведен из состава Политбюро. Мог ли он с этим смириться?
Обиженным чувствовал себя еще один Смирнов - Александр. Участник подполья, носивший до революции кличку Фома, в 1931 году он лишился поста заместителя председателя СНК РСФСР и одновременно - секретаря ЦК. Это были власть, почет и щекочущее сознание ощущение собственного превосходства. Теперь он оказался на должности председателя Всесоюзного совета по коммунальному хозяйству при ЦИК и тоже не желал согласиться с утратой престижного положения. Эти и подобные им люди, прошедшие через перипетии подполья, жестокость Гражданской войны и рвущие душу страсти фракционных дискуссий, вновь искали способ переиграть своих более удачливых оппонентов - если дело выгорит.
И тем же жарким летом 1931 года, когда в Берлине Седов договорился с Иваном Смирновым и Юрием Пятаковым о возобновлении борьбы против Сталина, заместитель председателя ОГПУ Ягода был приглашен в Болшево на дачу к Томскому.
На допросе 26 апреля 1937 года Ягода рассказывал: «Там [на даче] я застал также Фому [А.П. Смирнова]. Томский начал разговор с общей оценки положения в стране, говорил о политике ЦК, ведущей страну к гибели… Меня, естественно, интересовали реальные планы и возможности борьбы, и я так и поставил вопрос. Присутствующий Фома рассказал мне о намечаемом блоке с троцкистами и зиновьевцами, говорил о наличии довольно широко разветвленных групп в ряде городов Союза и в целом очень оптимистически охарактеризовал перспективы борьбы с партией».
По признанию Ягоды, именно на этом совещании кто-то из присутствующих, «не то Томский, не то Фома», сказал, что начальник Ивановского губотдела ГПУ Молчанов известен им как правый, и именно его не мешало бы посадить начальником секретного отдела.
Это предложение я принял, и Молчанов был назначен начальником СПО ОГПУ… Технически это было оформлено просто: я вызвал Молчанова из Иванова, сообщил ему о принятии решения организацией (правых) о назначении его в Москву… А на практиковавшихся тогда совещаниях зампредов у Менжинского я выдвинул кандидатуру Молчанова на должность начальника Секретного отдела. Кандидатура Молчанова возражения не встретила, и он был назначен».
В свете этих показаний Ягоды подчеркнем, что Секретно-политический отдел, возглавляемый Молчановым с 17 ноября 1931 года, проводил аресты в основном среди бывших эсеров, меньшевиков и церковнослужителей. ОГПУ намеренно избегало разоблачений «групп организаций, как правых, так и троцкистов и зиновьевцев».
Объясняя такую тактику, Ягода говорил на допросе 26 апреля 1937 года: «Я и Молчанов, по моему указанию, принимали все меры к тому, чтобы изобразить эти группы организациями локальными и в особенности старались скрыть действующие центры организаций».
Присутствовавший на совещании у Томского Александр Смирнов, по кличке Фома, в это время оставался членом ЦК. Вместе с Н. Эйсмонтом, сыном польского помещика, занимавшим пост наркома снабжения РСФСР, и начальником Главдортранса СНК РСФСР В. Толмачевым, сыном учителя, он принадлежал к правому крылу оппозиции.
Среди людей, предрекавших, что политика ЦК ведет страну к гибели, и вынашивающих мечту об устранении и даже об убийстве Сталина, особо выделился Мартемьян Рютин. Исключенный из партии, но благодаря Ягоде и Молчанову освобожденный ОГПУ из-под ареста, возвращаться на родину в Сибирь Рютин, естественно, не хотел.
Бывший секретарь Краснопресненского райкома решил организовать свою «революцию», но перед этим он потянулся к перу. Весной 1932 года он написал статью «Сталин и кризис пролетарской диктатуры». Она предназначалась для нелегального распространения и адресовалась «всем членам ВКП(б)»! Конечно, Рютин не «тянул» на роль нового Ленина. Но человек, соприкоснувшийся с газетной деятельностью, он считал себя публицистом, способным мобилизовать массы. Однако ничего конструктивного Рютин предложить не мог. Поэтому его «обращение» носило форму агрессивной филиппики, яростно «обличавшей» Сталина… в подготовке « гибели пролетарской диктатуры » (курсив мой. - К. Р.)!
На двухстах страницах он призывал не «ожидать окончательной гибели пролетарской диктатуры… силою устранить эту клику и спасти дело коммунизма… Само собой разумеется, что в этой работе нужна величайшая конспирация, ибо Сталин, несмотря на то что мы последовательные ленинцы , обрушит на нас свои репрессии… Для борьбы за уничтожение диктатуры Сталина надо в основном рассчитывать не на старых вождей, а на новые силы. Борьба рождает вождей и героев…».
Примеряя на себя ленинскую кепку, кандидат в эти «вожди и герои» Рютин призвал «везде на местах организовывать ячейки Союза защиты ленинизма». Это напоминает пафос литературного Остапа Бендера, организовавшего «Союз меча и орала».
Всесоюзную конференцию «Союза марксистов-ленинцев» Рютин назначил на июнь 1932 года. Вокруг нового «вождя» стали кучковаться другие недовольные. Его сторонники имели постоянные связи с членами разгромленной «школы Бухарина»: Углановым, Слепковым, Марецким, Петровским. Подпольный «Союз марксистов-ленинцев» стал распространять документы платформы Рютина в Москве и Харькове и в других городах.
Конечно, революции Рютин бы не совершил, «но дров наломать мог много». Впрочем, в основном его обиженное бунтарство выливалось в разговоры на «кухнях», в домашнем кругу и на вечеринках. Ремарк афористически определил деятельность такого рода как «кухонный макиавеллизм». Но Рютину повезло: он прославился. Позже каждый оппозиционер, читавший его «платформу», теперь имел возможность получить более высокий срок наказания…
Между тем Сталин продолжал свою созидательную работу. И, несмотря на очевидные трудности, индустриализация набирала темпы. 1 октября 1931 года в Москве был пущен автомобильный завод АМО, в этот же день состоялся ввод в действие тракторного завода (ХТЗ) в Харькове. 31 декабря завершилось строительство Саратовского комбайнового завода.
1932 год продолжил поступательное движение индустриализации. Горьковский автомобильный завод начал работу 1 января, а 31-го числа начала действовать первая домна Магнитогорского металлургического комбината. В Москве вступил в работу 29 марта 1-й государственный подшипниковый завод. 3 апреля была пущена первая домна Кузнецкого металлургического комбината. 27 апреля дал первую продукцию Березниковский химкомбинат, а 4 октября в Воркуте открылась первая шахта Печорского угольного бассейна.