Страница 151 из 190
Такая предосторожность легко объяснима. Ленин не хотел допустить, чтобы населению стало известно, что уничтожение православной религии в стране инициировано людьми еврейской национальности. Конечно, революционный экстремизм в его антирелигиозном проявлении: «церкви и тюрьмы сровняем с землей» - не являлся прерогативой одних евреев. Но именно евреи, в том числе и в Политбюро - Троцкий, Зиновьев и Каменев, - играли ведущую роль в репрессиях по отношению к православию.
Историческая подлость состоит в том, что в период так называемой перестройки с началом фарисейского заигрывания с религией вину за уничтожение русской церкви та же официальная пропаганда стала переносить на Сталина. В действительности все было наоборот.
Уже через год после начала этой акции именно Сталин остановил антирелигиозную истерию и репрессии, развязанные троцкистами. 16 августа 1923 года Генеральный секретарь направил тогда всем партийным комитетам циркулярное письмо № 30 «Об отношении к религиозным организациям».
В нем Сталин обратил «самое серьезное внимание на ряд серьезных нарушений, допущенных… в области отношений к верующим и их культам», «нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательства над предметами веры и культа».
В циркуляре Сталина требовалось: «воспретить закрытие церквей и закрытие молитвенных помещений…», «воспретить аресты «религиозного характера». Ответственность за проведение в жизнь этой директивы он возложил «на секретарей губкомов, обкомов, облбюро национальных ЦК и крайкомов лично (Подчеркуто Сталиным)».
И хотя в этот период он еще не обладал всей полнотой власти, это было прямое противостояние не только троцкистам, но и Ленину. К моменту завершения коллективизации он сделал следующий шаг, обратив внимание на церковные сооружения. В постановлении ЦК № 1037/19 от 12 сентября 1933 года отмечалось: «В период с 1920 до 1930 года в Москве и на территории прилегающих районов полностью уничтожено 150 храмов. 300 из них переоборудованы в заводские цеха, клубы, общежития, тюрьмы, изоляторы и колонии для подростков и беспризорников».
Сталин запретил планируемый в столице «снос более чем 500 оставшихся строений храмов и церквей», как и дальнейшее «проектирование застроек за счет разрушения храмов и церквей». Они были признаны «памятниками архитектуры древнего русского зодчества».
Таким образом, именно Генеральный секретарь не только спас национальное достояние страны от вандализма троцкистов, в общественном сознании появился новый мотив в отношении к религии. Между тем это были не простые решения. С точки зрения политической целесообразности для Сталина они являлись даже опасными. Ибо именно в это время еврейская оппозиция, члены которой сидели в НКВД, в государственных учреждениях и играли ведущие роли в партии, искали любую возможность для отстранения его от руководства, вплоть до убийства.
Приняв такое решение, он давал в руки оппозиции козырную карту. Она имела полную возможность встретить в штыки его политику примирения с церковью. Теперь противники могли обвинить его не только в отступлении от «революции». Человека, получившего теологическое образование, его могли заклеймить в отходе от постулатов марксизма и даже в приверженности идеалистической философии. И это могло стать серьезным обвинением.
Трезвый прагматик, он не мог сбрасывать со счетов такие соображения, не мог не учесть реакции на его действия противников. Однако он пошел на такой шаг. И уже само то, что все эти постановления шли под грифом «секретно», очевидно свидетельствуют, что Сталиным двигали не популистские, а действительно гуманные мотивы.
Знаменательно, что окончательное запрещение антицерковной практики и восстановление прав как Русской православной церкви, так и других конфессий, произошло после окончания «большой чистки». То было завершающее звено его политики успокоения и солидаризации общества.
Покончив с оппозицией, с троцкистским радикализмом в партийных эшелонах, он поставил окончательную точку и в антирелигиозном экстремизме. На заседании 11 ноября 1939 года Политбюро ЦК рассмотрело отношение «к религии, служителям Русской православной церкви и православно верующим».
Решением, постановившим отменить «Указание товарища Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 года за № 13666-2 «О борьбе с попами и религией», Сталин практически «реабилитировал» и саму религию.
Постановление обязывало прекратить «практику органов НКВД СССР в части арестов служителей Русской православной церкви, преследования верующих». Эта реабилитация не была символической. Берия сообщал Сталину в середине декабря 1939 года, что «из лагерей ГУЛАГ НКВД СССР освобождено 12 860 человек, осужденных по приговорам судов в разное время. Из-под стражи освобождено 11 223 человека». Уголовные дела в их отношении были прекращены. Начавшаяся вскоре «ревизия осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительской деятельностью», распространилась и на служителей других религий.
Именно этим событием завершились репрессии 1937 года! Сталин не афишировал такую сторону своей деятельности и не спекулировал на возможности приобретения дешевой популярности. Все документы по этому вопросу имели гриф «Совершенно секретно», и поэтому широкая общественность не могла знать, что инициатива либерализации в вопросах веры исходила именно от него.
Однако на вопрос: «Был ли Сталин сам верующим человеком?» - вряд ли можно ответить определенно. Он весьма скептически относился к антирелигиозной пропаганде, называя ее «макулатурой». Жизненный опыт, знание психологии людей, особенно в крестьянской среде, убеждали его в том, что религия и церковь продолжают оставаться важной силой. И своим аналитическим умом он ясно понимал, что этими убеждениями не следует пренебрегать.
В его решениях существовало и прагматическое зерно. Он понимал, что, воюя с церковью, национальные нигилисты восстанавливают против партии народ, людей старшего поколения, и прежде всего крестьянство. В этой ситуации он «обращался не столько к рассудку» людей, «сколько к их предрассудкам». Для него было важнее состояние умиротворения, консолидации общества. Он был уверен, что возвращение прав церкви с удовлетворением будет встречено крестьянством.
Таковы факты. И они позволяют полностью снять со Сталина персональное обвинение в репрессиях как русской церкви и духовенства, так и приверженцев иных религий и верований.
Сегодня даже трудно представить, какую страну получили большевики в 1917 году. Раздираемое социальными противоречиями, нищее, в основной массе неграмотное население было разбросано по огромным территориям. Гражданская война не добавила российскому населению «цивилизованности». Страна пребывала в почти первобытном хаосе, и разрушение религиозного сознания еще более усиливало анархию и разброд в обществе. Оно снимало табу даже с библейских заветов. Убийства, грабежи, бандитизм превращались почти в норму поведения.
Нэп с его возвратом частнособственнической психологии тоже не возродил принципа «не укради». Так продолжалось долго. Чтобы навести хотя бы элементарный порядок, власти не могли не изолировать социально опасных людей в отведенных для этого местах. То же касается и лиц, попадавших под арест по политическим мотивам.
Однако до определенного периода Сталин не вмешивался в деятельность ГПУ-ОГПУ. Человек, чья дореволюционная жизнь в значительной степени прошла в тюрьмах и ссылках, он не испытывал симпатий к карательным органам, даже советским, но он ясно понимал, что без такого механизма государство не может существовать. Впрочем, в отличие от позже появившегося мнения, ОГПУ, а затем НКВД были далеко не всесильным ведомством. Оппозиция порой почти открыто действовала под носом чекистов.
Затасканный в исторической литературе сюжет о «шахтинском деле» - это лишь мелкий эпизод среди результатов работы службы безопасности, столь же незначительный, как раскрытие контрреволюционных организаций Трудовой крестьянской партии и судебный процесс по делу о Промпартии. Не больше, чем повод вспомнить о существовании в стране озлобленной интеллигенции.