Страница 119 из 190
Так или иначе, в этот вечер не я одна была встревожена его откровенным энтузиазмом. Один из гостей, крупный дипломат, проворчал мне на ухо, когда мы покидали посольство: «Надеюсь, что не все русские думают так».
Нет, Тухачевскому «вскружил голову» не только сердечный прием немцев. Его голову пьянили те блестящие перспективы, которые рисовались ему после бесед с германскими генералами и, видимо, выпитое на банкете вино. Симптоматично, что все известные и шокирующие своим смыслом его заявления прозвучали во время застолий. Складывается впечатление, что «полководец» подтверждал известную пословицу о причине, по которой ум порой не сдерживает язык…
Но он не ограничился пьяной болтовней. Вернувшись из этой поездки, на проведенных под его руководством весной 1936 года стратегических играх в Генштабе Тухачевский со своими сообщниками обсудил «план поражения» СССР в случае войны с Германией.
Пока это был только «план». Реальные опасности подстерегали Сталина с другой стороны. 1 мая 1936 года была сорвана попытка покушения на вождя во время парада на Красной площади, но Тухачевский к этой акции не имел отношения. В этот период, в эйфорическом состоянии подпития, он решился лишь на очередной застольный демарш. 2 мая, когда военные и правительство собрались за столом на праздничном обеде у Ворошилова, Тухачевский допустил злословие в адрес наркома обороны.
Позже, на заседании Военного совета 1 июня 1937 года, Ворошилов рассказывал: «В прошлом году, в мае, у меня на квартире Тухачевский бросил мне и Буденному обвинение в присутствии т.т. Сталина, Молотова и многих других, в том, что я якобы группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику и т. д.». Сталин не отмахнулся от этой интриги. Чтобы во всем разобраться, он предложил провести заседание Политбюро. Оно состоялось на следующий день, но ничего не решило - Тухачевский «отказался от своих обвинений». Маршал оказался слабонервным.
Говоря о событиях 37-го года, следует подчеркнуть, что они возникли не спонтанно. Их нельзя рассматривать в отрыве от предшествовавших действий органов государственной безопасности. Напомним и еще раз проследим эту последовательную зависимость, постепенно складывающуюся в конкретную цепь событий и фактов.
Происшедшие в начале 1936 года аресты группы террористов, руководимых бывшим комиссаром Дрейцером, неожиданно вскрыли существование в стране развитого троцкистского подполья. Именно в это период оказавшийся под следствием ответственный работник Наркомвнешторга Э.С. Гольцман дал показания о создании в 1932 году объединенного антисталинского блока старых и новых оппозиционеров, связанного с Троцким.
После непосредственного и прямого вмешательства в процесс допросов и следствия Ежова Ягода был вынужден произвести соответствующие аресты. Вскрывшиеся в связи с ними новые факты заставили вернуться к передоследованию дел ранее осужденных оппозиционеров.
В середине июля 1936 года Зиновьев и Каменев были переведены из политизоляторов в московскую тюрьму. Вскоре, 26 июля, в числе арестованных оказался 1-й замнаркома лесной промышленности Г.Я. Сокольников (Гирш Янкелевич Бриллиант), бывший заместитель наркома иностранных дел СССР. На следствии Григорий Яковлевич сразу признался, что он является членом «параллельного троцкистского центра».
Но более важные признания прозвучали на первом процессе «троцкистско-зиновьевского блока», проходившем 19-24 августа 1936 года. Представшие на нем обвиняемые в своих показаниях назвали ряд заговорщиков из числа остававшихся на свободе и занимавших высокие посты в государственных структурах.
Прокуратура дала добро… И 17 августа были арестованы начальник Главного управления шоссейных дорог НКВД Л.П. Серебряков, 12 сентября 1-й заместитель наркома тяжелой промышленности Ю.Л. Пятаков, 16-го числа - активный сторонник Троцкого Карл Радек (Собельсон). 5 октября лишился свободы бывший советник полпредства в Австрии и Польше, председатель Госплана Украины Ю.М. Коцюбинский.
Это были значимые фигуры в колоде Троцкого, но особого внимания в цепи этих взаимно обуславливающих друг друга арестов заслуживают два. Летом 1936 года был арестован заместитель командующего Ленинградским военным округом троцкист украинец Виталий Примаков и бывший военный атташе в Великобритании, троцкист латыш Витовт Путна.
Еще в период дискуссии 1923 года многие командиры голосовали за платформу Троцкого по милитаризации профсоюзов, и это было естественно. Сразу после Гражданской войны ряды Красной Армии сократились до 500 тыс. человек, и многие командиры теряли свои посты. Правда, к 1936 году их численность возросла до 1,5 тыс. человек, но еще к 1934 году почти половина начальствующего состава в звании комкора (примерно генерал-лейтенанта) не только не сохранили свои должности, но и утратили их.
И не идейные соображения, а просто чисто человеческие мотивы: устройство личной жизни и дальнейшей карьеры, заставляли армейских профессионалов бороться за место под солнцем. И подобно «кукушатам» выдавливать из обживаемого гнезда тех, кто мешал их собственному благополучию.
На февральско-мартовском, 1937 года, пленуме Ворошилов говорил: «Мы без шума - это и не нужно было - выбросили большое количество негодных людей, в том числе и троцкистско-зиновьевского охвостья, и всякого подозрительного, недоброкачественного элемента… За время с 1924 года… За 12 лет уволено из армии около 47 тысяч человек начсостава. (За это же время призвана в армию из запаса 21 тысяча человек.) Только за последние три года - 1934-1936 включительно - уволено из армии по разным причинам, преимущественно негодных… около 22 тысяч человек, из них 5 тысяч человек как явные оппозиционеры».
Это был естественный процесс, неизбежный для любой функциональной системы. Нарком правомерно указывал: «Пусть вас не пугает такая цифра, потому что тут были не только враги, тут были и просто барахло, и часть хороших людей, подлежащих сокращению». Под чисткой Ворошилов подразумевает все увольнения из армии - за выслугу лет, по состоянию здоровья, за профнепригодность, моральное разложение, пьянство и другие мотивы.
Войскам нужны были новые грамотные военные, имевшие достаточную теоретическую и профессиональную подготовку. Ворошилов констатировал, что такая задача решается: «Готовим мы наши кадры усиленно и в большом количестве. Армия имеет 12 академий и 1 ветеринарный институт с 11 тысячами слушателей, 75 военных школ, в которых обучается 65 тысяч курсантов и слушателей. За 12 лет школы дали 134 700 человек командиров и разных начальников… Академии за тот же период дали 13 тысяч командиров, инженеров и других специалистов».
Ворошилов не скрывал, что продолжали службу и бывшие оппозиционеры. «Из числа бывших троцкистов и зиновьевцев, - говорил он, - и исключенных в разное время из партии оставлено в армии 155 человек. Кроме того, в армии находятся на различных должностях 545 человек бывших участников антипартийных группировок, получивших новые партбилеты.
Всего, таким образом, в армии имеется без партбилетов и с партбилетами бывших троцкистов и зиновьевцев и правых 700 человек». Однако нарком обороны не призывал на пленуме громить скрытых врагов. И то, что над военными сгустились тучи, не зависело от Ворошилова. Официально информация о военном заговоре впервые была озвучена летом 1936 года на «Процессе 16», на котором судили Зиновьева, Каменева и их подельников.
В показаниях одного из обвиняемых по делу «троцкистско-зиновьевского блока» говорилось, что Троцкий в 1936 году в письме Дрейцеру дал указания организовать нелегальные ячейки в Красной Армии. В качестве участников организации назвали Примакова и Путну. Тогда же всплыли имена комдива Шмидта и майора Кузьмичева, служивших в Киевском военном округе в подчинении Якира. Эти командиры были названы в числе военных, готовивших теракт против Ворошилова.
Арест Примакова, только недавно назначенного заместителем командующего Ленинградским военным округом, состоялся еще накануне суда - 14 августа 1936 года. 20 августа, уже по ходу процесса зиновьевцев, был арестован военный атташе в Лондоне Путна. Спустя десять дней, 31 августа, Путна дал первые показания, подтвердив участие как свое, так и Примакова в военно-троцкистской организации. Однако ни тот, ни другой пока не спешили с полным признанием.