Страница 61 из 176
По бочкам, скатам и моторам ударили пулеметы. Все, что уцелело, загорелось от снарядов; мотоциклисты колесили среди ржи, расстреливая немецких солдат. К ночи вошли в Дубно. Окруженным немцам предложили сдаться, но они отказались. Тогда пушки ударили шрапнелью и пошли танки. С окруженной группировкой противника было покончено. Командир 11-й танковой дивизии генерал Мильче, оставив свои части, улетел еще днем. Дубно обороняли шесть дней.
Но, увы, ошибок было слишком много. Когда утром 22 июня немецкая авиация разбомбила сосредоточенные на аэродроме самолеты одной из авиадивизий, застрелился командующий ВВС Западного фронта Копец.
Итак, война шла не по сценариям и планам Генерального штаба. Уже на шестой день наступления, 28 июня, немцы захватили Минск, и на Западном фронте крупная группировка советских войск оказалась в окружении западнее столицы Белоруссии. Германские армии группы «Центр» устремились дальше к Днепру.
Сейчас уже очевидно, что в сравнении с Вермахтом в начале войны Красная Армия имела абсолютное превосходство по количеству танков – этому важнейшему аргументу победы. И первым это признал Гитлер. 4 августа 1941 года в беседе с Г. Гудерианом он сказал: « Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков , которое приводится в вашей книге, я бы, пожалуй, не начал войну ».
Действительно, еще до конца 1940 года в Красной Армии было девять механизированных корпусов. В июне 1941 года их насчитывалось уже 20. К началу войны на вооружении в РККА состояло 23 103 танка (из этого количества 18 740 были совершенно исправны) и 2376 танкеток (исправных 1800). Из общего числа новейших танков 1475 находилось в пяти западных приграничных окруёгах.
Только новейших танков на конец мая 1941 года армия имела 600 КВ и 1440 Т-34. С 31 мая по 21 июня 1941 года промышленностью было выпущено еще 41 КВ и 138 Т-34 [48] .
Примечательно, что на начало войны в составе 19 танковых дивизий Германии на Восточном фронте насчитывалось лишь 3389 танков. То есть преимущество Красной Армии в танках было более чем в 5 раз.
Авиация противника, сосредоточенная против СССР, составляла около 4000 самолетов, но советские вооруженные силы только на западных рубежах имели около 16 тыс. самолетов, из которых 2739 машин относилось к новым скоростным типам.
Артиллерия Германии и ее союзников «оценивается в 42 000 орудий, Советского Союза – в 67 000, что дает соотношение 1,6 к 1 в пользу СССР». Трагедия 41-го года в том, что командующие советскими фронтами не сумели воспользоваться этим превосходством. Не отличился при этом и Жуков.
Немцы осознали мощь сталинских танковых механизированных корпусов уже в первые дни войны. Конечно, начало войны могло сложиться иначе. Повторим, что только в 8-м механизированном корпусе Юго-Западного фронта, возглавляемом генерал-лейтенантом Дмитрием Рябышевым, было 932 танка. В то время как на 22 июня 1941 года вся 1-я танковая группа Клейста на этом участке фронта насчитывала всего 799 танков.
Однако советское командование не сумело эффективно воспользоваться этим явным превосходством. Из-за непродуманных планов Генштаба корпус почти неделю войны потерянно «метался» по проселочным дорогам на участке Львов – Перемышль – Броды – Дубно, не вступая в соприкосновение с противником. В этом бессмысленном пятисоткилометровом марафоне корпус, без боя утеряв на дорогах все танки Т-35, только к трем часам дня 25 июня наконец-то подошел к району Броды. Командование фронта фактически потеряло корпус на дорогах войны.
В секретном «Указании по использованию бронетанковых войск» в августе 1941 года отмечалось: «8-й мк по существу действовал в боях 3—5 дней, остальное время совершал бесцельные марши из одного района в другой в погоне за противником . Задачи механизированному корпусу ставились не конкретно, и так как разведывательных данных не было и точно группировка (немецких) танковых частей не была известна, корпус, совершая марши, не успевал сосредоточиться в одном районе, как ему ставилась задача о переходе в другой; таким образом, он прошел свыше 1200 км, что привело в неспособное состояние его материальную часть» [49] .
Танковое сражение в районе Дубно, начавшееся 26 июня, и подобные другие схватки с противником не принесли советским танкистам славы. В результате спонтанных и плохо координируемых боев на этом фронте Красная Армия лишилась 6 механизированных корпусов, почти 4 тыс. танков.
Однако именно эти действия спутали планы немецкого командования на участке южнее Припяти. «Оперативный прорыв, – писал в мемуарах генерал Готт (1-й танковой группы Клейста), – приданной 6-й армии до 28 июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контрудары противника».
Еще сложнее складывалась ситуация на Западном фронте. Прибывший сюда Шапошников еще вечером 23 июня рекомендовал Павлову срочно просить у Тимошенко разрешения на отвод войск с Белостокского выступа. Однако командующий игнорировал этот совет. И, воспользовавшись этим, командующий 3-й немецкой танковой группой генерал Готт начал обход 10-й советской армии.
Сталин своевременно обратил внимание на этот маневр 27 июня, через Жукова он послал директиву Павлову: «Имейте в виду, что первый механизированный эшелон противника очень далеко оторвался от своей пехоты. В этом сейчас слабость как первого эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без танков.
Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части, особенно танковые, то можно было бы нанести уничтожающий удар как по тылу для разгрома первого эшелона, так и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся, организуйте сначала мощный удар по тылу первого эшелона противника, двигающегося на Минск и Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться против пехоты».
В своих «сочинениях» Жуков присвоил авторство этой директивы себе. Однако уже сам стиль текста свидетельствует о том, что это сталинские слова. Более щепетильный нарком обороны подписывал подобные директивы, сопровождая их фразой: «От Ставки Главного командования, народный комиссар обороны С. Тимошенко».
Но Павлов уже не мог воспользоваться этим трезвым советом Сталина. Завершив окружение частей Западного фронта, 28 июня немцы овладели Минском. О сдаче войсками Павлова столицы Белоруссии Сталин узнал из передач европейских радиостанций. Об этом ему сообщил вечером 29 июня в присутствии Молотова, Маленкова и Микояна не Генеральный штаб, а Берия. Выясняя объективность этой информации, он позвонил наркому обороны. Переговорив по телефону с Тимошенко и не получив прояснения ситуации, он положил трубку. Затем, не глядя на присутствующих, Сталин негромко сказал:
– Не нравится мне это их поведение. А может быть, мы сейчас поедем в Генштаб и сами посмотрим карты и донесения с фронтов?
У наркома находилась группа военных. Микоян пишет: «В кабинете наркома… Жуков докладывал, что связь потеряна. Сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для восстановления связи – никто не знает».
Наступило молчание, и Сталин медленно пошел вдоль стола с картами. Почти неслышно один за другим удалились работники Генерального штаба. В кабинете остались Тимошенко, Жуков, Ватутин и члены Политбюро. Сталин довольно долго стоял у карты Западного фронта, разглядывая ее. Затем, повернувшись к маршалу и генералам, сказал:
– Ну, мы ждем, докладывайте обстановку.
Тимошенко сбивчиво пояснил:
– Товарищ Сталин, мы еще не успели обобщить поступившие материалы. Многое неясно… Есть противоречивые сведения… Я не готов к докладу.
– Вы просто боитесь сообщить нам правду! – сухо сказал Сталин. – Потеряли Белоруссию, а теперь хотите поставить нас перед фактами новых провалов?! Что делается на Украине? Что в Прибалтике? Вы управляете фронтами или Генштаб только регистрирует потери?»
Микоян пишет, что Жуков неловко пытался разрядить обстановку, докладывая, «что связь потеряна и за весь день восстановить ее не удалось». Но «Сталин взорвался: