Страница 140 из 176
Конечно, Сталин не случайно допустил такую оговорку. Он прекрасно понимал человеческую психологию и умышленно задел самолюбие английского премьер-министра. Он знал национальный патриотизм Черчилля и великодержавную гордость британцев королевским флотом. Подвергая сомнению смелость английских флотоводцев, он осознанно подогревал эмоциональную сторону отношения к войне, заранее отрезая для союзника возможность отказа от провода транспортных конвоев из-за неминуемых потерь.
Он как бы предупреждал, что помимо прочего такой оборот дела будет им рассматриваться как проявление трусости со стороны англичан. Сталин знал, что «самолюбие это рычаг, с помощью которого можно перевернуть земной шар»; и он не ошибся – Черчилль не забыл его прозрачного намека.
Когда в час ночи прибыл Кадоган с проектом коммюнике, застолье переросло в рабочее совещание по редактированию документа. «Мы приступили к работе, – пишет Черчилль, – чтобы подготовить окончательный вариант». На время Сталин покинул гостя, чтобы «выслушать доклады со всех участков фронта, которые к нему поступали с 2 часов ночи. Он возвратился через 20 минут, и к этому времени мы согласовали коммюнике. Наконец в 2 часа 30 минут ночи я сказал, что должен ехать».
Так начался личный контакт трех самых крупных политиков XX столетия; это были не простые отношения, в которых, конечно, каждый из лидеров великих держав стремился обеспечить прежде всего интересы собственного государства. И все-таки более теплые человеческие симпатии Сталин испытывал к Рузвельту, но до начала исторических встреч Большой тройки, его интерес к американскому президенту основывался лишь по впечатлениям от личной переписки.
Этот интерес оказался взаимным. Уже в апреле 1942 года президент Соединенных Штатов предложил Сталину «провести несколько дней вместе будущим летом близ нашей общей границы возле Аляски». Правда, эта встреча не состоялась, и 19 августа Рузвельт высказал сожаление, что «не смог принять участие с Вами и г-ном Черчиллем в совещаниях, которые недавно проходили в Москве», а 2 декабря 1942 года американский президент предложил встречу Большой тройки.
Отметив, что «моим самым настоятельным доводом является сильное желание побеседовать с Вами…», Рузвельт предложил «организовать секретную встречу в Африке в каком-нибудь безопасном месте, удобном для нас троих… Какое-нибудь место можно, по-моему, найти в Южном Алжире или Хартуме, куда можно было закрыть доступ посетителям и представителям прессы… Время – примерно 15—20 января».
Сталин положительно воспринял «идею встречи руководителей правительств трех государств», но он отклонил это предложение из-за невозможности уехать из страны. В эти дни входило в кульминацию Сталинградское сражение, и 6 декабря 1942 года он писал Рузвельту: «Должен сказать, что время теперь такое горячее, что даже на один день мне нельзя отлучиться. Теперь как раз развертываются серьезные операции нашей зимней кампании, и в январе они не будут ослаблены. Более вероятно, будет наоборот». Не принял он и предложение президента провести, около 1 марта 1943 года, совещание Большой тройки в Северной Африке.
Его письмо было встречено с пониманием, но Рузвельт не оставлял идею конфиденциальной встречи. 5 мая 1943 года он предложил Сталину встретиться без Черчилля. Правда, президент долго не мог определить место такой встречи. «Хартум, – пишет он, – является британской территорией. Исландия мне не нравится, так как это связано как для Вас, так и для меня с довольно трудными перелетами, кроме того, было бы трудно в этом случае, говоря совершенно откровенно, не пригласить премьер-министра Черчилля. Поэтому я предлагаю, чтобы мы встретились на Вашей либо на моей стороне Берингова пролива… Меня сопровождали бы Гарри Гопкинс, переводчик и стенографист, и Вы, и я переговорили бы в весьма неофициальном порядке, и между нами состоялось бы то, что мы называем «встречей умов». Я не думаю, чтобы потребовались какие бы то ни было официальные соглашения или декларации».
Сталин не сразу ответил на обращение Рузвельта. Только через две недели, 29 мая, он пишет: «Я согласен с Вами, что такая встреча необходима и что ее не следует откладывать. Но я прошу вас должным образом оценить важность изложенных обстоятельств именно потому, что летние месяцы будут исключительно ответственными для советских армий. Не зная, как будут развертываться события на советско-германском фронте в июле месяце, я не смогу уехать из Москвы в течение этого месяца.
Поэтому я предложил бы устроить нашу встречу в июле или в августе. Если Вы согласны с этим, я обязуюсь уведомить Вас за две недели до дня встречи, когда эта встреча могла бы состояться в июле или в августе. В случае, если Вы после моего уведомления согласитесь с предложенным мною сроком встречи, я прибыл бы к месту встречи в установленный срок».
Эта историческая переписка продолжалась, и в очередном послании Сталину президент США изложил план ведения войны, разработанный военным руководством союзников, который вместо десанта в Северной Франции предусматривал высадку в Сицилии. Для Сталина было очевидно, что ни Америка, ни Англия не спешили впрямую сразиться с Германией, пока война сводилась только к усилению бомбардировок ее территории с воздуха.
Сталин не стал скрывать своего недовольства таким оборотом дела. Возражая против упрощения союзнических действий и упрекая в нарушении ранее достигнутых договоренностей, он отмечал в ответе Рузвельту 11 июня 1943 года: «Ваше послание, в котором Вы сообщаете о принятых Вами и г. Черчиллем некоторых решениях по вопросам стратегии, получил 4 июля. Благодарю за сообщение. Как видно из Вашего сообщения, эти решения находятся в противоречии с теми решениями, которые были приняты Вами и г. Черчиллем в начале этого года, о сроках открытия второго фронта в Западной Европе…
Теперь, в мае 1943 года, Вами и г. Черчиллем принимается решение, откладывающее англо-американское вторжение в Западную Европу на весну 1944 года. То есть – открытие второго фронта в Западной Европе, уже отложенное с 1942 года на 1943 год, вновь откладывается, на этот раз на весну 1944 года .
Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет советскую армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве с очень сильным и опасным врагом.
Нужно ли говорить о том, какое тяжелое и отрицательное впечатление в Советском Союзе – народе и армии – произведет это новое откладывание второго фронта и оставление нашей армии, понесшей столько жертв, без ожидавшейся серьезной поддержки со стороны англо-американских армий. Что же касается Советского правительства, то оно не находит возможным присоединиться к такому решению, принятому к тому же без его участия и без попытки совместно обсудить этот вопрос и могущему иметь тяжелые последствия для дальнейшего хода войны».
Обязанность оправдываться перед Сталиным за совместное решение союзников взял на себя его инициатор – Черчилль. В пространном послании главе Советского правительства, признав обоснованность его «разочарования» принятым решением, он объяснял причины отсрочки высадки во Франции и уверял, что такое решение оптимально.
Человек тонкого склада ума, Сталин понимал демагогичность рассуждений британского премьера и в ответе от 24 июня без обиняков указал: «Дело идет здесь не просто о разочаровании Советского правительства, а о сохранении его доверия к союзникам… Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину ».
С моральной и нравственной стороны Сталин, конечно, был прав. И британский премьер 27 июня, вынужденный оправдываться вновь, уже совсем по-торгашески сослался на то, что до 22 июня его страна тоже вела войну в одиночку. При этом он бездоказательно утверждал, что «неуверенность» немцев в месте нанесения ожидаемого удара «уже привела к отсрочке третьего наступления Гитлера на Россию, к которому, казалось, велись приготовления шесть недель тому назад. Может даже оказаться, что Ваша страна не подвергнется сильному наступлению этим летом».