Точка росы

— Десять часов.

Тонкачев не поверил. Посмотрел на свои часы. Сомнение пропало. Наступил новый день, хотя на снегу было то же отражение звезд. Два неба смотрелись одно в другое. Солнце должно выглянуть через полтора месяца, а все это время надо свыкаться с темнотой.

Пядышев сосредоточенно смотрел перед собой, время от времени дергал ручками управления, и машина повиновалась его воле.

— Юрий Иванович, вам пора отдохнуть. Ночь не спали.

— Посижу еще! — Главный инженер распахнул дверцу и посмотрел на идущие следом машины. В темноте волчьими глазами светились фары. Из труб вагончика летели красные искры, распушиваясь павлиньими хвостами. — Все идут за нами! — Он никогда не думал, что так быстро пролетит первая ночь. А сколько их еще впереди, пока они доберутся до таинственной Ево-Яхи! Стирался зря не пугать себя возможными поломками и, остановками. А память помимо воли подсказывала разные случаи, когда тракторы проваливались в болота, разминались поршни и текли радиаторы. Незаметно Тонкачев уснул. А перед глазами все плыли тракторы со светящими фарами. Возникали из мрака один за другим.

— Юрий Иванович, идите отдыхать! — осторожно разбудил Тонкачева Пядышев. — Зачем себя мучаете?

— Да, да. Съедем с дороги, переберусь в балок.

И снова впереди трактора маячила ровная снежная пустыня. Лучи фар после очередного подскока на заснеженной мочажине втыкались в заструги снега. Впереди ни кустика, ни деревца, ни травинки.

— Юрий Иванович! — закричал Пядышев. — Человек! Смотрите!

— Какой человек? Откуда ему тут взяться? Коваленко увидел полярного волка, а ты отыскал человека.

— Смотрите сами! — Пядышев резко повернул трактор в сторону, и лучи фар вонзились в темный бугор.

— Это пень.

— По-вашему пень? А почему он размахивает руками? Смотрите!

— Говорю, пень!

Пядышев начал озабоченно протирать окно кабины.

— В самом деле, кажется, человек! — сказал дрогнувшим голосом Тонкачев. Он распахнул железную дверь. Морозный ветер ударил в кабину, обжигая холодом. На металле заблестели капли воды. Холод заполз в кабину, выжимая тепло.

В полосу света вошел человек. Он медленно двигался навстречу остановившейся машине, дергал руками, как будто загребал воду.

— Стойте, туда нельзя! — не доходя до трактора, сиплым голосом прокричал мужчина в малице. Было непонятно, откуда он появился, почему остановил трактор.

— Мы едем в Ево-Яхе! — прокричал Тонкачев, стараясь пересилить вой ветра. — Скажи, мы не сбились с пути?

— Поворачивайте назад. Там Хальмер-Ю!

— Что за Хальмер-Ю? — спросил Пядышев, не спуская глаз с низкорослого ненца.

— Хальмер-Ю — кладбище, — глухо сказал Тонкачев, чувствуя сковывающий его страх. Откуда здесь появился ненец? Кто послал его остановить трактор?

— Туда нельзя, — кричал Пирцяко Хабиинкэ. Он не понимал, почему до сих пор не разворачивали тракторы. Почему его не хотят слушать? Разве не он спас тракториста из болота? Должны об этом знать. Он не хочет людям несчастья. Впереди страшные болота. Им нет ни начала, ни конца. Самые храбрые пастухи всегда обходили этот край стороной. Так повелось еще от дедов!

С темного лица Пирцяко Хабиинкэ скатывался пот. Глаза горели гневом.

— Почему не слушаешь меня? Я, Пирцяко Хабиинкэ, стою здесь со своим стадом. Дальше идти нельзя!

— Юрий Иванович, что будем делать? — спросил озабоченно Пядышев и посмотрел на главного инженера. — Ненец не стал бы зря пугать. Посмотрите, оленей чуть не загнал!

— Пирцяко Хабиинкэ, — громко сказал Тонкачев. — Хальмер-Ю мы не тронем!

Трактор рывком сорвал приставшие к снегу полозья саней и, кроша его стальными гусеницами, потащил балок за собой.

Машина за машиной проходили мимо нарт с оленями Пирцяко Хабиинкэ. Он продолжал размахивать руками. Сейчас он снова убедился, что все незнакомые ему люди похожи на Большого Мужика. Теперь он вспомнил, что говорил Ядне Ейка. Это и есть тракторный поезд, который ждет Большой Мужик. Как плохо он знает их язык — не смог рассказать о коварстве болот. Каждое, как капкан на песца, сторожит свою жертву! Тракторам с горящими глазами никогда не дойти до Ево-Яхи! Это говорит он, Пирцяко Хабиинкэ! Совесть его чиста. Он сделал все, что мог! При встрече скажет председателю колхоза.

Проводив печальными глазами последний трактор с санями, Пирцяко Хабиинкэ вернулся к своему стаду.

Время в тундре по-прежнему не делилось на день и ночь. Темнота не отступала. Звезды не сходили с неба и бессменно несли дежурство в высоте. Пять дней шел санный поезд.

Тонкачев с минуты на минуту ожидал самого худшего. Вспомнил оставленную квартиру, трех заплаканных дочек. Утешая их, он обещал скоро вернуться из командировки. Но тракторный поезд двигался не по наезженной улице города, где известны все повороты и тупики. Если заблудятся, их не отыскать и с одного вертолета.

Неужели он испугался? Торопливо отогнал от себя эту мысль. Из лежащей карты выпала фотография. При тусклом свете лампочки Тонкачев вглядывался в лица дочек, спят сейчас они крепко и не представляют, что санный поезд все еще в пути.

Коваленко заглушил мотор. При всем уважении к начальнику он сам определял, какие приказания ему надо выполнять, а какие сказаны сгоряча. За трактор он один в ответе. А не выйдет санный поезд на Ево-Яху — спросят с главного инженера.

— Завсегда утро вечера мудренее! — Коваленко сладко зевнул и начал умащиваться на сиденье.

Тонкачев пошел в балок. Сильные порывы ветра со снегом раскачивали домик, как морские волны. Стонущими голосами гагар скрипели стойки и потолочные перекрытия.

— Живы, курилки? — спросил начальник поезда, обламывая звонкие сосульки, наросшие на шапке и воротнике.

— А чего нам делается! — откликнулся Николай Монетов. — Спим да едим! Прямо санаторий на санях.

— Грейтесь, Юрий Иванович! — сказал Пядышев, уступая место около железной печки. — Огонь согревал и пещерного человека. Интересно, забредал ли он на Ямал?

— Мамонтов здесь находят. Найдут и пещерного человека с шарошкой в руке и разводным ключом. Ученые установят, был он газовик или нефтяник.

— Хозяйственники в каменный век были добрее! — заметил Гордей Завалий. — Шкуры тогда выдавали без ограничений. А сейчас полушубок не допросишься. У ненцев малицы, а у нас телогрейки с новым названием «геологический костюм». Пещерного человека всунуть в такую одежду, он сразу бы дал дуба!

— Зря ты так говоришь, Гордей! — сказал один из рабочих. — Пещерный человек бегал за мамонтами и грелся.

Тонкачев с наслаждением стягивал с себя мокрую одежду. Комья снега падали на раскаленную чугунную печку и испарялись.

— А метет здорово, — заметил Пядышев. — Ненец, выходит, нас не зря пугал!

— Узнать бы скорость ветра, — вставил электрик.

— Зачем тебе? — озабоченно спросил Тонкачев. — Одно знаю: из графика мы выбились. Только бы хватило солярки добраться до нашей точки.

— В тундре как в море, — сказал Гордей Завалий. — Едем, едем, а все не видно берегов.

— И дорогу не у кого спросить, — горько усмехаясь, добавил Пядышев. — Вынырнул ненец и пропал. Подождем, может, второй появится.

Тонкачев почувствовал раздражение. Выехали без радиостанции. Надо было бы подождать, пока ее доставили бы из Тюмени. Основание для тревоги есть. По графику должны на четвертый день прибыть на место, а они еще до сих пор в дороге. Вспомнил полет на вертолете с Шибякиным. Великан перебегал от одного окна к другому и громко выкрикивал: «Смотрите, смотрите, вот запетляла Ево-Яха». А что, если путешествие-то начальник экспедиции затеял тогда с умыслом и Уренгойское месторождение придется принимать ему, Тонкачеву?!

Пядышев сидел у столика. Сдвинул в сторону разбросанное домино. Достал из кармана блокнот. Он регулярно вел записи, но, перелистав странички, рассердился. Записи скупые: «Вел трактор с восьми четырнадцати. Время определял по часам Юрия Ивановича. Мои „ходики“ остановились. Крепко спал. Снился Лавчуков в моей ушанке. Почему он подарил ее Риму Сулейманову? Нельзя передаривать подарки». «Какая чушь, — подумал он про себя. — Надо записать фамилии всех участников экспедиции. Ведь немного погодя санный поход уйдет в прошлое, как ушел в историю наш газопровод в Тазовском. Хорошо, что ненец рисунок прислал. Всех с Викторенко восстановили».