Партиалы

Кира посмотрела на расширявшуюся впереди дорогу.

– Можно, конечно, и так сказать.

По мере приближения к стадиону толпа увеличилась. Такого наплыва людей не было уже несколько месяцев, с того раза, когда Сенат принял последнюю поправку к Закону надежды и опустил возрастной порог для беременности до восемнадцати лет. Киру внезапно охватило недоброе предчувствие; она поморщилась.

– Как думаешь, зачем нас сегодня собрали?

– Позанудствовать. Что ты, Сенат не знаешь? Давай сядем где-нибудь у дверей, чтобы сбежать, когда Кесслер начнет толкать речь.

– Думаешь, очередная чушь? – спросила Кира.

– Причем пафосная, – ответил Маркус. – Чего еще от них ждать. – Он улыбнулся, но, заметив серьезный настрой Киры, тут же нахмурился. – Наверно, хотят поговорить про Голос. Сегодня утром у нас в лаборатории болтали, что недавно повстанцы напали на очередную ферму.

Кира опустила взгляд, чтобы не встречаться с Маркусом глазами:

– А если Сенат решил еще больше опустить возрастной порог для беременности?

– Так быстро? – удивился Маркус. – Еще и девяти месяцев не прошло. Едва ли возраст снова сократят: те, кому восемнадцать, даже привыкнуть не успели.

– Еще как сократят, – возразила Кира, не поднимая глаз. – Для сенаторов Закон надежды – единственный способ решения проблемы, ничего другого они предложить не могут. Они считают, что при увеличении количества рождающихся детей один из них обязательно окажется невосприимчив к вирусу. Но все без толку, за одиннадцать лет никакого результата, и оттого, что у нас будет кучка беременных девушек-подростков, ничего не изменится, – Кира выпустила руку Маркуса. – В больнице у нас то же самое: над роженицами трясутся, кругом все стерильно, всё тщательно записывают, а дети умирают. Мы досконально изучили, как именно они умирают, настолько, что меня тошнит при одной лишь мысли об этом, но так и не придумали, как их спасти. Очередные девушки беременеют, и все, что мы получаем в итоге, – мертвые младенцы и подробнейшая статистика того, как именно умирали дети. – Лицо Киры покраснело, на глазах показались слезы. Прохожие оглядывались на нее. В толпе было много беременных, и некоторые наверняка слышали ее слова. Кира сглотнула и крепко обхватила себя руками от смущения и досады.

Маркус шагнул к ней и положил руку на плечо.

– Ты права, – прошептал он. – Ты совершенно права.

Кира прильнула к нему.

– Спасибо.

– Кира! – окликнул кто-то. Она подняла голову и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Сквозь толпу пробиралась Мэдисон, весело махая Кире рукой. Кира улыбнулась. Мэдисон была старше ее года на два, но они вместе выросли, почти как сестры, во временной семье после эпидемии. Кира помахала в ответ.

– Мэдс!

Мэдисон подошла и радостно обняла Киру. За Мэдисон шел Хару, ее муж; свадьба была недавно, и Кира его толком не знала. Когда Мэдисон познакомилась с Хару, он служил в Сети обороны, а на гражданскую службу перешел всего несколько месяцев назад, после свадьбы. Хару пожал руку Кире и сдержанно кивнул Маркусу. Кира в который раз удивилась, как Мэдисон могла влюбиться в такого буку. Впрочем, по сравнению с Маркусом все казались буками.

– Рад вас видеть, ребята, – сказал Хару.

– Ты меня видишь? – Маркус с деланным ужасом ощупал себя. – Значит, эликсир уже не действует! Чтобы я еще хоть раз отдал свой завтрак говорящей белке? Да ни за что на свете!

Мэдисон рассмеялась, а Хару озадаченно приподнял бровь. Кира молча наблюдала за ним, но серьезность Хару была до того уморительной, что девушка не выдержала и расхохоталась.

– Ну, как дела? – поинтересовалась Мэдисон.

– Потихоньку, – ответила Кира. – Пытаемся выжить.

Мэдисон нахмурилась:

– Тяжелое дежурство?

– Ариэль родила.

Мэдисон побледнела и печально опустила глаза. Кира видела, что ей больно слышать об этом: ведь Мэдисон самой уже исполнилось восемнадцать. Она еще не забеременела, но за этим дело не станет.

– Бедненькая. Давай сходим к ней после собрания. Надо ее как-то поддержать.

– Сходи, конечно, – кивнула Кира, – только без меня, у нас сегодня очередная вылазка.

– Но ты же всю ночь дежурила! – возмутился Маркус. – Какое они имеют право отправлять тебя на вылазку?

– Успею подремать перед уходом, – ответила Кира. – Но пойти все-таки надо. Работа достала, сил нет, так что сменить обстановку не помешает. Ну и надо доказать Скоузену, что я справлюсь. Раз уж Сети обороны непременно нужен на вылазке медик, то я буду лучшим врачом, которого они когда-либо видели.

– Им с тобой повезло, – Мэдисон снова обняла подругу. – А Джейден едет?

Кира кивнула:

– Он же сержант. Он за главного.

Мэдисон просияла:

– Обними его за меня.

Джейден был братом Мэдисон – настоящим, не сводным. Кроме них, кровных родственников в мире не осталось. Некоторые утверждали, что Джейден и Мэдисон – прямое доказательство передачи иммунитета к РМ-вирусу по наследству. Тем печальнее, что ни у одного из новорожденных его не было. Кира же полагала, что Джейден и Мэдисон – скорее исключение из правил, аномалия, которая может никогда не повториться.

Кира частенько говорила Мэдисон, что Джейден – один из самых красивых парней на планете. Так что она уточнила, бросив озорной взгляд на Маркуса:

– Только обнять? А поцеловать?

Маркус смущенно посмотрел на Хару:

– Как думаешь, по какому поводу собрание?

Кира и Мэдисон рассмеялись. Кира радостно вздохнула: от общения с Мэдисон ей всегда становилось легче на душе.

– Сенат хочет закрыть школу, – сообщил Хару. – Самым младшим на острове уже исполнилось четырнадцать, и учителей становится больше, чем учеников. Думаю, они решат завершить курс, чтобы подростки пораньше начали профессиональную подготовку, а учителям найдут более полезное занятие.

– Думаешь? – усомнилась Кира.

– Ну да, – пожал плечами Хару.

– Наверно, опять начнут распинаться про партиалов, – предположила Мэдисон. – Сенаторов хлебом не корми, дай об этом поговорить.

– А как ты хотела? – спросил Хару. – Партиалы уничтожили практически все человечество.

– Не считая присутствующих, – заметил Маркус.

– Я не говорю, что они не опасны, – пояснила Мэдисон, – но их уже одиннадцать лет не видно и не слышно. Жизнь продолжается. К тому же есть проблемы и поважнее. Мне вот кажется, что речь пойдет о Голосе.

– Скоро мы это узнаем, – Кира кивнула на стадион, маячивший за деревьями. Разумеется, у Сената была собственная резиденция в мэрии, но общегородские собрания с обязательным присутствием всех жители Ист-Мидоу обычно проводились на стадионе. Целиком трибуны никогда не заполнялись, хотя взрослые и рассказывали, что раньше, до эпидемии, во время спортивных матчей, на стадионе яблоку было негде упасть.

Когда началась эпидемия, Кире было всего пять. Она почти забыла прежний мир, а то, что осталось в памяти, едва ли было правдой. Кира помнила отца, его темную кожу, всклокоченные черные волосы, очки в толстой оправе, неловко сидевшие на переносице. Комнаты в их доме располагались на разных уровнях; сам дом был желтый – Кира знала это почти наверняка. Когда девочке исполнилось три года, папа устроил праздник. Друзей-ровесников у нее не было, поэтому детей на вечеринке не оказалось, зато пришли отцовские друзья. Кира помнила, что у нее была огромная коробка с мягкими игрушками, ей хотелось похвастаться гостям. Она, пыхтя, выволокла коробку в коридор и потащила в гостиную. Сейчас ей казалось, что ползла она с полчаса, но Кира понимала, что все происходило куда быстрее. Когда малышка, наконец, добралась до комнаты и крикнула взрослым, чтобы те посмотрели на игрушки, отец рассмеялся, пожурил ее и отнес коробку обратно в детскую. И все Кирины труды в считаные секунды пошли насмарку. Впрочем, это воспоминание не причиняло девушке боли; отец не был жесток или несправедлив. Это была лишь картинка из прошлого, одно из немногих оставшихся у Киры воспоминаний о прежней жизни.