Страница 8 из 13
— Будь любезен, Алексей. Подожди 5—10 минут. Я быстро черкну, и идем, — отвечал Космин, доставая пенсне, полевую книжку и остро отточенный карандаш.
Корнет же склонил в знак согласия голову, развернулся в сторону деревни, громко троекратно свистнул. Через минуту-другую к нему прирысил и радостно заржал его серый, белогривый жеребец.
Хлопнув дверью, Пазухин бесцеремонно ввалился в кухню большой украинской хаты, где располагались печь и стол. За ним почти незаметно и тихо проследовал Космин. В чистом, прибранном доме было по-летнему душновато. За добротным, выскобленным столом сидели трое офицеров-кавалеристов с саблями на боку и с синими просветами на погонах. Их фуражки были сняты и небрежно брошены, как и шинели на скамьи, гимнастерки и кителя расстегнуты почти до пупа, ремни амуниции ослаблены. В отдалении, за печью сидела старуха в серой длиннополой рубахе, голову которой покрывал цветастый платок, повязанный на украинский манер концами вверх. Старая слегка покачивала головой и что-то тихонько мурлыкала себе под нос. Темные глаза ее внимательно осмотрели вошедших. Она была боса, и Космин, случайно взглянув на ее стопы, увидел, что пальцы старческих ног были искривлены. У печи суетилась дивчина-молодка, также одетая в длиннополую домотканую рубаху, подпоясанную расшитым передником. Волосы были заплетены в косы, уложенные вокруг головы. С интересом взглянув на Пазухина, а потом на Космина, девушка быстро отвернулась и продолжала возиться у печи, доставая оттуда чугунки и крынки с каким-то варевом. Крышка одного чугунка сдвинулась. Запахло чем-то печеным, приятным и сладковато-вареным. Унтер вновь обратил свой взгляд на застолье. На столе стояла наполовину полная четверть мутноватого самогона, несколько стаканов, лежали ломти крупно нарезанного пшеничного хлеба, картофелины, сваренные в мундирах, стояли глиняные тарелки с салом, старыми солеными огурцами. Тут же по соседству с этой крестьянской снедью располагался куль оберточной бумаги с шоколадными конфетами, явно купленными в довольно приличном городском магазине, упаковка французского печенья и тарелочка с красным яблочным мармеладом. Заметив разнообразие закуски этого стола, Космин улыбнулся про себя и подумал: «Боже, чего только не увидишь на войне!».
— Позвольте войти и принять участие в вашем, такскать, собрании, господа-офицеры? — пьяно и наигранно, но не теряя чувства меры, спросил Пазухин.
— Не паясничай, корнет, ты уже вошел. Кого это ты опять притащил? — спросил молодой голубоглазый, светловолосый поручик с аккуратными усиками.
— Ба, артиллерист-реалист! И ты здесь? Каким ветром тебя занесло к нам, батенька? — вдруг поднявшись со скамьи, весело, пьяно и громко приветствовал и вопросил, узнав Кирилла, поручик Новиков.
— Да, господин-поручик, и я вот он… приказ капитана Горста… — отвечал слегка растерявшийся Космин.
— Плюнь ты на эту ученую немчуру, унтер! Проходи, присаживайся, — указал поручик на свободную скамью у стола.
— Господа! Прошу любить и жаловать. Унтер-офицер Космин. Пока — унтер! Человек молодой, но образованный, реалист. Ко всему столбовой дворянин. Словом, нашего поля ягода. Но главное — хороший картограф и не робкого десятка. Видел его в разведке. Помог вынести раненого гусара под огнем противника. Кстати, карты он для Горста рисовал. Видали, что сделала с австрийскими пушками 1-я батарея? Иначе бы нам в этой атаке… — продолжал Новиков.
— Господин-поручик, Валентин Николаевич, это уже давно всем ясно! Проходи к столу, Космин, присядь, выпей с нами. Да налейте же ему, поручик, — хлопнув по эфесу своего клинка ладонью, обратился Пазухин к другому белокурому с усиками офицеру с тремя звездочками на погонах.
— Проходите, проходите к столу, молодой человек, — повелительно пригласил Кирилла самый старший в компании по званию, черноволосый, усатый ротмистр с лысиной. Космин повиновался. Снял с плеча и прислонил винтовку к стене недалеко от входной двери. Затем снял фуражку, перекрестился на образа, стоявшие в восточном углу, расстегнул крючки и распахнул ворот шинели, подошел к столу.
— Будьте знакомы! Поручик Шабельский Андрей Ростиславович, — представил молодого белокурого офицера корнет.
Тот склонил голову и кивнул Кириллу. Космин отвечал поклоном.
— С Валентином Николаевичем тебя, унтер, знакомить второй раз не стану, в разведке друг на друга успели наглядеться, — продолжал Пазухин.
— Рад вас приветствовать и видеть в здравии, господин поручик, — с улыбкой сказал Кирилл, обращаясь к Новикову.
Тот хмельно кивнул головой.
— Ну а это наш Денис Давыдов — гордость всего полка, командир 4-го эскадрона, гроза австрийцев, настоящий гусар, герой и рубака, пьяница и поэт, герой не только на войне, но и среди слабого пола — ротмистр Гаджибеклинский Руслан Исаевич, — представил старшего офицера корнет.
Космин поклонился. Лысый ротмистр сдержанно отвечал тем же.
Самогонка между тем незаметно, будто сама собой, уже разлилась по стаканам.
— За знакомство, господа!
«И кто только успевает ее наливать? Словно какая-то волшебная рука, какой-то джинн из “Тысячи и одной ночи” банкует это зелье. Впрочем, мусульмане не пьют», — подумал про себя Космин и послушно взял предложенный ему стакан.
— За удачный день и успешную атаку!
— За наше оружие! — выкрикнул корнет, целуя голомень клинка, слегка вытянутого из ножен.
— Во здравие! И дай, Бог, не последнюю!
— За то, что бы эта война скорей закончилась, и чтобы нас любили женщины!
«Видел бы меня Горст!» — вновь пришла мысль Космину, когда он поднес хмельное к губам.
Пять стаканов сомкнулись, звякнули. Крепкий самогон покатился в глотки и желудки, щекоча, обжигая спиртом и ароматом сивухи слизистую.
Пазухин проглотил, слегка икнул и занюхал рукавом шинели. Новиков крякнул. Шабельский пару раз тряхнул и покрутил головой. Новоявленный Денис Давыдов глубоко выдохнул, закрыл рот тыльной стороной ладони и вытер черные усы. Космин же, округлив и слегка вытаращив глаза, застыл в ожидании, когда провалится… Не успел он прийти в себя, как почувствовал, что корнет сунул ему под нос старый и морщинистый соленый огурец. Поблагодарив того поклоном головы, Кирилл взял огурец пальцами и откусил кусочек.
— А что ж, Космин, это вы нанесли австрийскую батарею на карту-двухверстку Горста? — спросил Шабельский.
— Да, это моя работа, господин поручик.
— Мы с вами не в строю. Не надо формальностей. Довольно имени и отчества.
— Да, Андрей Ростиславович.
— Что ж, очень недурно-с! — вставил «Денис Давыдов».
— Еще бы, ротмистр. Ваш 4-й эскадрон шел как раз на левом фланге, и австрийские пушки били по нему прямой наводкой. 1-я батарея вам и вашим людям прямо-таки жизнь спасла! — вставил поручик Новиков.
— Кто бы спорил, Валентин Николаевич. Но 4-й эскадрон первый ворвался в деревню и выбил от туда противника, — парировал Гаджибеклинский.
— Господа, позвольте узнать, а каковы вообще потери с обеих сторон? — поинтересовался Космин.
— Еще по одной, и вы все узнаете о нашей диспозиции, господин унтер, — с улыбкой произнес раскрасневшийся Пазухин.
Космин успел заметить, что тот разливал самогон по стаканам.
«Вот кто исполняет обязанности джинна. Впрочем, несложно было догадаться», — подумал Кирилл.
— Не вынимай клинка без команды и не гони коня, корнет, — вставил Новиков.
— Как можно, господин поручик.
— Вы готовы слушать, унтер? — спросил, нахмурившись, Шабельский.
— Весь внимание, — отвечал Космин, пьянея.
— На правом фланге, как раз когда ваша батарея ударила по австрийским орудиям, наш полк напоролся на сильный пулеметный и ружейный огонь противника. Во 2-м и 1-м эскадронах большие потери. В полку сразу потеряли 14 гусар. Царство им небесное. Раненых, включая тяжелых, — 30 человек. Многие, возможно, не выживут, или уже отходят… — мрачнея, продолжал поручик.
— Боже правый, — тихо промолвил Кирилл, крестясь.