Портрет

Не должен ли я быть благодарен вам, Уильям? Вы обличили Эвелин, показали, что она такое в действительности, заставили меня понять ошибочность моего поведения даже в моей дружбе с ней. Не должен ли я поблагодарить вас, старый друг, за еще одну оказанную мне услугу?

Но заодно вы уничтожили и значительную часть меня самого. Вы отняли мою веру в то, что я способен видеть сущность людей в их лицах и познавать их. Вы отняли ту, кого я любил, и подменили ее чем-то уродливым и чудовищным. Теперь я почти не способен вспомнить ту Эвелин, которую знал. Не осталось ничего, кроме этой прислоненной к стене картины, и висящего там трупа, и ненависти, которую она испытывала ко мне в момент смерти. Если бы не ваше беспощадное вмешательство, ничего не изменилось бы, я никогда ничего этого не узнал бы. Жизнь могла бы продолжаться, и у меня были бы моя жена, и особняк в Холланд-парке, и мои ученики, и мои богатства.

Большую часть моего изгнания я ненавидел ее, но последнее время это чувство ослабело. И даже та жуткая картина больше не возбуждает во мне прежнего омерзения. Жалею, что вы не видели этого полотна. Ведь Эвелин, знаете ли, все-таки была хорошим художником, чем-то экстраординарным. И картина являлась доказательством, которое убедило бы даже вас. Она научила себя испытывать высший предел страсти и поняла, как претворять все это в живопись. Никто из известных мне даже близко не подошел. Могу ли я вечно ненавидеть кого-то, кто сумел создать подобное? Кто преуспел, пока я всегда отворачивался и не решался, шел на компромиссы и искал одобрения людей вроде вас? Кто был готов рискнуть всем и потерять все. Конечно, я ненавижу ее за то, откуда все это взялось. Я ругал ее и презирал за то, что она была тем, чем была. Я пытался обрести силу пожелать счастья ее душе, пожелать со всей искренностью. Но не могу, пусть даже церковь как будто способна творить подобные чудеса. Мое прощение заключено только в памяти о ее шедевре, как ни ужасен он был.

Я теперь изгоню ее всю, она больше не должна проникать в мои мысли. Я найду другой способ обретать покой для моих ночей, чтобы не видеть эти образы, едва я закрою глаза. Я замещу их образом другого друга, еще более извращенного, чем была она. В этом портрете я написал вашу душу, Уильям, насколько это в моих силах. Теперь вам можно на него посмотреть. Давайте-ка я поверну мольберт, чтобы вам не надо было подниматься. Думаю, тому, что вам так трудно встать, причиной вино, которым я вас угостил. Сильный вкус, который вам так не нравится, прячет очень многое. Не тревожьтесь. Просто будете нетвердо держаться на ногах. Я это знаю. Мои бессонные ночи заставляли меня экспериментировать со многими настоями, и мне известно действие их всех. А этот вызывает только некоторую вялость и слабость, но к утрате сознания ни в коей мере не приводит.

Ну, так что вы думаете? Можете смотреть на себя такого, какой вы есть. Замечаете холодность, которую я поместил вокруг ваших глаз? Жестокость рта, расчетливость подбородка? Надеюсь, вы заметили, что фон абсолютно темен, ведь в мире никогда никого не существовало, кроме вас одного. Особенно я горжусь тенями: как видите, никакого преобладающего источника света нет, и создается впечатление, будто свет исходит изнутри вас. Вы освещаете холст, ибо вы источник незыблемости и истины. Сопоставьте его с предыдущим, и, надеюсь, вы увидите, что именно я хочу выразить. Ум, интеллектуальность присутствуют и здесь, культурность и способность ценить красоту. Но вы растратили свои дарования впустую, использовали их недостойно, утратили право на них.

Вы знаете, я им горжусь. Бесспорно, очень хороший ваш портрет. Обманчиво простой на первый взгляд, и только всматриваясь внимательно, вы начинаете видеть его тонкости. За последние несколько лет я, как мне кажется, проделал длинный путь. Я начинаю писать именно то, что хочу написать, а не приближение к нему.

Разумеется, он не завершен. Вы не могли этого не заметить. Безусловно. Когда дело идет о картинах, вы ничего не упускаете. Он не сбалансирован. Первый — это портрет человека цельного душой и телом, второй показывает коррупцию души, но, как вы заметили, вашей внешности я несколько польстил. Я сделал вас чуточку моложе, менее ослабевшим, чем на самом деле. Сознательный прием с моей стороны, я вовсе не возвращаюсь к прежним привычкам. Параллельная коррупция тела выйдет наружу в последней части триптиха, к которой я скоро приступлю. Разумеется, при моей жизни ее никто не увидит; ее можно будет выставить не больше, чем полотно Эвелин. Но она научила меня, что это не причина, чтобы отказаться писать что-то; быть может, наиболее правдивые картины вообще необходимо прятать.

Не знаю, да, в сущности, мне все равно. Я знаю только, что предвкушаю трудности завершающей части моего замысла. И на этот раз я момент не упущу. Это не будет скороспелый набросок для газеты, он не станет упущенной возможностью или неудачей. Я буду работать над вами, пока не доведу дело до конца, не беспокойтесь. По-моему, я говорил вам, как мне не удалось справиться с мальчиком, которого выбросило на пляж, так как я не знал его живым. Он был абстракцией, просто набором форм и оттенков. Теперь я сумею этого избежать. Я бесстрашно усилю зеленые тона, глаза будут направлены на смотрящего более прямо. То, как море съедает плоть и обнажает строение костей, я выпишу с любовью. Это будет выдающаяся работа, что-то, что запечатлеется в памяти и вытеснит образы, которые пляшут у меня в голове, когда я пытаюсь уснуть. Стоит любых усилий, по-моему. Даже вы одобрили бы, хоть вы и критик. В мыслях я уже вижу все так ясно.

Надеюсь, вы понимаете все это, ведь, по сути, инициатива принадлежит вам. В конце-то концов, вы тот, кто высказал мнение, что мне следует вернуться в Англию, а иного способа вернуться туда со спокойной совестью я не нахожу. Я не мог бы провести остаток своей жизни, наблюдая ваши успехи и зная, что в сердце вашем вы жестокий, безжалостный человек, готовый губить других без секундного раздумья. Ну конечно же, вы это понимаете? Такой человек не заслуживает ни восхищения, ни счастья. Я не мог бы стерпеть ваших хороших отзывов обо мне. И скверных тоже. Я не мог бы стать членом ни одного клуба, или участвовать в каких-либо выставках, или завязать отношения с какой-либо галереей, если бы вы имели к ним какое-то отношение, а вы имеете отношение к ним ко всем. Я не мог бы терпеливо сносить ваш грех и ваши успехи. На моем портрете я придал вашей коже зеленые и бурые оттенки, затенил ваше лицо, показывая, что мне известен мрак внутри вас.