Страница 76 из 106
За это время произошло следующее:
1. 8 марта 1919 г. пом. нач. воен. контр. Кирста в присутствии товарища прокурора Д.Тихомирова допросил сестру секретаря Белобородова Наталью Мутных, которая с разрешения своего брата и в присутствии личного представителя Зиновьева Анны Костиной в сентябре 1918 г. видела Александру Федоровну и ее дочерей, находившихся в подвале «дома, где номера Березина».
2. Кирста нашел и допросил людей, не только слышавших о поимке и аресте девушки, называвшей себя царской дочерью Анастасией, но и видевших ее в сторожке на разъезде № 37, откуда она была отведена в тюрьму.
3. Допрошен был доктор Уткин, рассказавший о том, как в конце сентября представитель ЧК в Перми вызвал его к больной девушке, назвавшей себя дочерью Государя Анастасией.
Следователь Соколов, до которого дошли слухи об этих событиях, не счел нужным поехать в Пермь и лично проверить их.
Более того, Соколов даже не передопросил главного свидетеля Павла Медведева. В результате П. Медведев попал в руки Военного Контроля, начальником которого был подполковник Белоцерковский, а его помощником Кирста. Хотя П.Медведев дал подробные показания следователю Сергееву, Белоцерковский пытался из него что-то выбить. Зная направленность работы Кирсты, можно предположить, что он таким способом пытался выяснить, каким образом члены Царской семьи, якобы расстрелянные в Екатеринбурге, живыми оказались в Перми в сентябре 1918 г.
2. Свидетельство коменданта «Дома особого назначения» Якова Юровского.
Следующим по времени, по-видимому, была «Записка Юровского».
«16/VII была получена телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых. 16-го в 6 ч. веч. Филипп Г-н предписал привести приказ в исполнение. В 12 часов ночи должна была приехать машина для отвоза трупов. В 6 увезли мальчика, что обеспокоило Романовых и их людей. Приходил доктор Боткин спросить, чем это вызвано. Было объяснено, что дядя мальчика, который был арестован, потом бежал, теперь опять вернулся и хочет увидеть племянника. Мальчик на следующий день был отправлен на родину (кажется в Тульскую губернию). Грузовик в 12 часов не пришел, пришел только ½ второго. Это отсрочило приведение приказа в исполнение. Тем временем были сделаны все приготовления: отобрано 12 человек (в том числе 6 латышей с наганами, которые должны были привести приговор в исполнение). 2 из латышей отказались стрелять в дев.; когда приехал автомобиль, все спали. Разбудили Боткина, а он всех остальных. Объяснение было дано такое: «ввиду того, что в городе неспокойно, необходимо перевести семью Р [омано] вых из верхнего этажа в нижний». Одевались И часа. Внизу была выбрана комната, с деревянной оштукатуренной перегородкой (чтобы избежать рикошетов); из нее была вынесена вся мебель. Команда была наготове в соседней комнате. Р [омано] вы ни о чем не догадывались. Ком. отправился за ними лично, один, и свел их по лестнице в нижнюю комнату. Ник. нес на руках А[лексе]я, остальные несли с собой подушечки и разные мелкие вещи. Войдя в пустую комнату, А.Ф. спросила: «что же, и стула нет? Разве и сесть нельзя?» Ком. велел внести два стула. Ник. посадил на один А[лексе]я, на другой села А.Ф. Остальным ком. велел стать в ряд. Когда стали, позвали команду. Когда вошла команда, ком. сказал Р [омано] вым, что ввиду того, что их родственники в Европе продолжают наступление на советскую Россию, Уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к команде, лицом к семье, потом, как бы опомнившись, обернулся к коменданту, с вопросом: «Что? Что?» Ком. наскоро повторил и приказал команде готовиться. Команде заранее было указано, кому в кого стрелять и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и покончить скорее. Николай больше ничего не произнес, опять обернувшись к семье, другие произнесли несколько несвязных восклицаний, все длилось несколько секунд. Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Ник. был убит самим комом наповал, затем сразу же умерли А.Ф. и люди Р[омано]вых (всего было расстреляно 12 человек: Н[икол]ай, А.Ф., четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, д-р Боткин, лакей Труп, повар Тихомиров, еще повар и фрейлина, фамилию к-ой ком. Забыл). А[лексе]й, три из его сестер, фрейлина и Боткин были еще живы. Их пришлось пристреливать. Это удивило ком-та, т. к. целили прямо в сердце, удивительно было и то, что пули наганов отскакивали от чего-то рикошетом и как град прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсажа. Благодаря всему этому, вся процедура, считая «проверку» (щупание пульса и т. д.), взяла минут 20. Потом стали выносить трупы и укладывать в автомобиль, был выстлан сукном, чтобы не протекала кровь. Тут начались кражи; пришлось поставить трех надежных товарищей для охраны трупов, пока продолжалась переноска (трупы выносили по одному).
Под угрозой расстрела все похищенное было возвращено (золотые часы, портсигар с бриллиантами и т. п.). Комту было поручено только привести в исполнение приговор,
удаление трупов и т. д. лежало на обязанности т. Ермакова (рабочий Верх-Исетского завода, партийный товарищ, б. каторжник). Он должен был приехать с автомобилем, и был впущен по условному паролю «трубочист». Опоздание автомобиля внушило коменданту сомнение в аккуратности Е[рмако]ва и ком. решил проверить сам лично всю операцию до конца».
В 1923 г. Юровским были написаны мемуары, опубликованные через семьдесят лет, в 1993 г., в журнале «Источник», 1993/0. Подготовка к расстрелу и сам расстрел в этом документе выглядели так: «В первых числах июля 1918 г. я получил постановление Исполнительного Комитета Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала, предписывающее мне занять должность коменданта в доме так называемого Особого назначения, где содержался бывший царь Николай II со своей семьей и некоторыми приближенными. 7–8 июля я отправился вместе с председателем Областного Исполнительного Комитета Советов Урала тов. Белобородовым в «Дом особого назначения», где и принял должность коменданта от бывшего коменданта тов. Авдеева… 16 июля 1918 года часа в 2 днем ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал постановление Исполнительного Комитета о том, чтобы казнить Николая, причем было указано, что мальчика Седнева нужно убрать. Что ночью приедет товарищ, который скажет пароль «трубочист» и которому нужно отдать трупы, которые он похоронит и ликвидирует дело. Я позвал мальчика Седнева и сказал ему, что вчера арестованный его дядя Седнев бежал, что теперь он вновь задержан и что хочет видеть мальчика.
Поэтому я его и направляю к дяде. Он обрадовался и был отправлен на родину. Неспокойно стало в семье Романовых. Ко мне, как всегда, сейчас же пришел доктор Боткин и просил сказать, куда отправлен мальчик. Я ему ответил то же, что я сказал мальчику, он все же несколько беспокоился. Потом приходила Татьяна, но я ее успокоил, сказав, что мальчик ушел к дяде и скоро вернется. Я призвал к себе начальника отряда товарища Павла Медведева из Сысертского завода и других и сказал им, чтобы они в случае тревоги ждали до тех пор, пока не получат условного специального сигнала.
Вызвав внутреннюю охрану, которая предназначалась для расстрела Николая и его семьи, я распределил роли и указал, кто кого должен застрелить. Я снабдил их револьверами системы «наган». Когда я распределял роли, латыши сказали, чтобы я избавил их от обязанности стрелять в девиц, так как они этого сделать не смогут. Тогда я решил за лучшее окончательно освободить этих товарищей в расстреле, как людей, не способных выполнить революционный долг в самый решительный момент. Выполнив все соответствующие поручения, мы ждали, когда появится «трубочист». Однако ни в 12, ни в 1 час. ночи «трубочист» не явился, а время шло. Ночи короткие. Я думал, что сегодня не приедут. Однако в 1 Уг постучали. Это приехал «трубочист». Я пошел в помещение, разбудил доктора Боткина и сказал ему, что необходимо всем спешно одеться, так как в городе неспокойно, вынужден их перевести в более безопасное место. Не желая их торопить, я дал возможность одеться. В два часа я перевел конвой в нижнее помещение. Велел расположиться в известном порядке. Сам — один повел вниз семью. Николай нес Алексея на руках. Остальные кто с подушкой в руках, кто с другими вещами, мы спустились в нижнее помещение в особую очищенную заранее комнату. Александра Федоровна попросила стул. Николай попросил для Алексея стул. Я распорядился, чтобы стулья принесли. Александра Федоровна села. Алексей также. Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне. Я объявил, [что] Исполнительный Комитет Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала постановил их расстрелять, Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: «Стрелять». Первый выстрелил я, и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и несмотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от нее отскакивали. Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие еще живы. Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом с ним покончил.