Страница 6 из 65
Любил и я Агапку, но о том, чтоб жениться на ней, и думать не смел. Боялся нарваться на панский гнев, да и с Карпой трудно было тягаться, он же был дворовый, водил близкую дружбу со всякими чаровниками и, если б только дознался о моём влечении к Агапке, так, верно, сотворил бы со мной что-нибудь злое. Потому я лишь скрытно в душе тосковал, просил Бога, чтоб эта невинная овечка не угодила в когти бешеного волка. Но всё случилось иначе.
Карпа, человек бессовестный и ленивый, идёт за советом к Парамону, самому страшному чаровнику в нашей околице, и рассказывает ему про своё влечение к Агапке, про условия, которые пан назначил ему исполнить за год. Словом, просит, чтобы тот открыл ему способ как можно быстрее добыть денег, а сам он готов на всё, хоть душу дьяволу запродать, лишь бы только добиться своего.
Парамон достал из сундука какие-то зёрнышки, завёрнутые в бумагу, и, передавая их Карпе, даёт такой совет:
— Коли нет у тебя чёрного петуха, так раздобудь, накорми его этим зерном, и он через несколько дней снесёт яичко, не больше голубиного. Это яйцо ты должен носить целый месяц слева под мышкой. По прошествии этого времени вылупится из него маленькая ящерка, которую надо держать при себе и каждый день кормить молоком со своей ладони. Расти она будет быстро, а по бокам у неё вырастут кожаные крылья. Через месяц она превратится в летающего змея. Будет этот змей выполнять все твои приказы. По ночам в чёрном обличии будет приносить тебе жито, пшеницу и иное зерно, а если прилетит, полыхая огнём, то значит, принёс золото и серебро. Коли хочешь стать богатым, живи с ним в дружбе, ибо если прогневишь, он может спалить тебе дом и всё твоё хозяйство.[58]
Карпа охотно исполнил этот безбожный совет. Выкормил жуткого змея, но скрыть эти чары было невозможно, ибо эта гадина не раз после захода солнца появлялась на глазах сельчан, что возвращались домой позднею порою. Однажды и я, ночуя при конях, что паслись на лугу, видел, как летело это страшидло, с шумом разбрасывая вокруг себя искры, будто раскалённое железо под молотом кузнеца, а над крышей карповой хаты рассыпалось оно на мелкие части и пропало. Небо в тот час было ясное, без единой тучки, и звёзды сияли на небосводе. «О Боже! — подумал я. — Пред Тобою нет ничего тайного. Ты будешь судиёю дел людских, но люди не помнят об этом».
Уже через несколько месяцев Карпа стал богатеем. Когда придёт на ярмарку или в какой-нибудь праздник к арендарю, так в корчму входит, подбоченясь, красная шапка набекрень, голова вздёрнута, и сдаётся, что всё ему нипочём, деньги на стол мечет горстью, велит подавать всё, что только ему заблагорассудится, угощает всех и смело кричит, мол, пан ему, как брат родной, ни в чём не отказывает, и он всё сделает, что ему только захочется, а Агапка должна почитать за счастье, раз может выйти за него замуж, ибо он за свои деньги может купить жену, какую только пожелает.
Агапка, слыша про это, заливалась слезами, ибо знала, что её выбор и желание родителей — ничто. Всё зависело от воли пана, а тот не имел ни милосердия, ни жалости. Также хорошо знала она характер и привычки Карпы. Порой слышала, как соседи говорят меж собой, что он уже побратался с Парамоном, что уж служит ему чёрт, который натаскал для него кучу денег. Не тешило юную девушку это богатство, ибо единственное сокровище, о котором она мечтала, чтобы жених её был работящим, добродетельным и набожным человеком.
Вот минул год. Карпа накупил в городе богатых подарков для пана и приехал на красивом коне напомнить про обещание. Послали за отцом девушки, приказали готовиться к свадьбе, да не медлить. Несчастный Гарасим со своей женой рыдали над судьбою дочки и молились, чтобы Бог был ей заступником. Агапка же, чтоб ещё больше не растревожить родительскую скорбь, скрывала горе, что лежало у неё на сердце. Взявши свои любимые шёлковые ленты и несколько кусков тонкого полотна, что сама ткала, пошла она в церковь и, повесив всё это перед образом Пречистой Богоматери, со стоном пала на колени и залилась слезами; и все, кто был там, тоже не могли сдержать слёз. После молебна она утёрла слёзы и вернулась к родителям со спокойствием на лице, будто утешившись.
Сострадание и любовь к девушке превозмогли во мне всякий страх. Иду к дому, где жил Гарасим. Нежданные мысли и смелые умыслы проносятся в моей голове. Решил укрыть её от тиранства и напасти где-нибудь в дальних краях. Подходя к деревне, встречаю Агапку. В одиночестве шла она по полю и со слезами на глазах пела печальным голосом простую благодарственную песню родителям за их заботу. Подхожу к ней, беру за руку, а сам в этот момент будто обезпамятел. Желая облегчить её терзания, предлагаю свою помощь:
— Агапка, ведаю я причину слёз твоих, знаю о страданиях отца и матери. Карпа, безбожный человек, подкупил пана, а выбор твой и волю твоих родителей бессовестно презрел. Послушай моего совета, коли имеешь хоть долю той привязанности ко мне, какую я чувствую к тебе и твоим родителям. На земле есть высокие горы, заросшие густым лесом; тёмные боры, что чернеют возле наших деревень, бескрайни, в их сень никогда не заглядывало человечье око, они тянутся без конца. Пойдём прочь из этих краёв, скроемся в тех диких чащах ото всех, кто нас знает. Я буду твоим защитником и проводником. Мир велик, найдём где-нибудь свой уголок, где можно укрыться. Есть на свете люди с добрым сердцем, что дают приют беглецам, которых преследует суд, а мы ж не повинны ни пред людским судом, ни перед Божьим. Заработаем где-нибудь своим трудом на кусок хлеба. Господь добр, даст нам здоровье и силы, не оставит своей заботой в тех тёмных лесах.
Когда сказал я это, слёзы затмили очи мои.
Агапка посмотрела на меня:
— Я люблю тебя, — отвечала она, — но принять совет твой не могу, ибо из-за меня пострадают родители. Пусть лучше я сама буду жертвой своего несчастия, лишь бы они были спокойны.
Сказавши это, она быстро пошла домой.
Я долго стоял на том месте, не зная, что делать. В отчаянии вернулся к своей хате. Потом, как безумный, снова побежал в поля, бродил по лесам, ни за какое дело взяться не мог, всё забросил, чуть не помер от тоски.
Объявили о помолвке.[59] Наступило воскресенье, Карпу с Агапкой венчали в церкви. Он, весёлый и чванливый, стоял гордо, волосы на голове подстрижены по-пански, на шее шёлковый платок, боты блестят, одежда из тонкого сукна, такая, какую часом пан носит. Словом, если б кто не знал, что Карпа наш брат, за полверсты ещё снял бы шапку да поклонился. Она, наоборот, переменилась вся, печальная, лицо бледное, будто у неё тяжкая сухотка,[60] слезы погасили блеск очей. И рассказывают, что свечи у молодых горели так тускло, что остальные со страхом посматривали на то, перешёптываясь между собой: «Не будет тут счастья. Житьё их затмится кручиной».
После венчанья Карпа с друзьями и молодой женой поехали на поклон к пану, а из имения — к дому родителей Агапки. Свадьбу сыграли Бог знает как. Карпа с детства был дворовым; наши деревенские обычаи уже казались ему смешными и были не по нраву. Не перескакивал он на коне через пламя горящей соломы, гости не произносили никаких ораций,[61] не пели свадебных песен. Не пригласили даже дударя, и молодёжь осталась без танцев. В общем, свадьба в доме Гарасима больше походила на похороны, и вскоре молодая пара с гостями отъехала в свою хату. Там уж Карпа при каждом случае стал хвалиться своим дворовым лоском да богатством и хотел, чтоб все перед ним угодничали. Позвал дударя, швырнул ему, будто чиновник какой, несколько сребреников и приказал играть. Хорошо заплатил также и женщинам, чтобы пели; с принуждённой вежливостью, словно панич, просил хлопцев и девчат плясать. Не было там сердечности, а вот снеди да пойла — аж с избытком. Чарки с водкой почти без перерыва переходили из рук в руки. Шум в дому, музыка играет, молодёжь пляшет; жених рассказывает про свою дворовую службу, про благосклонность, которую заслужил у пана. Одна Агапка как убитая, жалко было смотреть на неё.
58
В чернорусском поверии «Летучий змей» этот способ излагается сходным образом: «Петух, проживший десять лет, сносит маленькое яичко. Добрый человек оставил бы его без внимания, а злые люди, знакомые с нечистой силою, носят такое яичко под мышкою. Через шесть недель из него вырождается цыплёнок, растёт не по дням, а по часам, и скоро перерождается в летучего змея.
Он улетает к чёрту, чтоб научиться всем сатанинским проделкам; после возвращается к своему хозяину или хозяйке. Днём вылетает в трубу, носится над селением незаметно, высматривая, что у кого есть; а ночью отправляется на добычу, крадёт деньги, хлеб, что попадётся, и в самую полночь приносит к своему хозяину; но тогда каждый может его видеть: если несёт золото, то летит весь огненный, если серебро — белый, медь — жёлтый, а если несёт рожь или пшеницу, то становится тёмным, как туча. Прилетев к трубе своего дома, змей исчезает. В это время он вползает в трубу, отдаёт добычу, а сам принимается есть, обыкновенно яичницу» (Боричевский И. П. «Повести и предания народов славянского племени», ч. 2, СПб, 1841).
Далее в этой легенде рассказывается, как у одной бабы жил такой змей. Прибывший на постой москаль (т. е. солдат) подменил яичницу на табак, разведённый гнилою водой, и змей в отместку сжёг избу, а душу хозяйки утащил к сатане.
59
О предстоящем венчании священник оповещал паству заблаговременно, после службы.
60
Сухотка — чахотка, туберкулёз.
61
Орации — напыщенные поздравительные речи, которые было принято произносить на белорусских свадьбах, особенно у крестьян из иезуитских владений. «Орации двух родов: одни говорятся перед свадьбой, когда старший сват или посажённый отец приносит от жениха подарки. Другие во время свадьбы, среди общего веселья наикрасноречивейший (т. е. считающий себя таким) из целого собрания влезает на скамью или стул, что у них называется стоўб, как профессор на кафедру и, держа в руках два свежеиспечённые калача, говорит длинную, нравственную речь новобрачным, забавляя донельзя общество сколь возможно остроумными выходками и уморительными шутками и ужимками, выделываемыми при пособии рук и калачей» (Друцкий-Подберезский Р. Белорусская свадьба // «Иллюстрация», 1848, т. 6, № 1).