Страница 3 из 12
В ту ночь на заставе никто не спал. Пограничники разбили береговую линию на участки и колесили по ним вдоль и поперек в поисках солдата. Но Саша пропал бесследно. Наутро Ионенко сообщил о случившемся колхозникам рыболовецкой артели. Те бросили на помощь всех, кто ходил на лыжах.
Ефрейтора нашли только на второй день, в глубокой, заметенной снегом расселине. Из тяжелого оцепенения Яблочкина вывел женский голос:
— Милый, хороший, очнись!
Чья-то рука нежно погладила его по щеке.
Словно просыпаясь, он поднял веки. Перед ним на коленях стояла запорошенная снегом девушка в пуховом платке. Серые большие глаза ее смотрели ласково и испуганно.
— Кто вы? — спросил ефрейтор.
— Наташа. Из Рыбачьего…
Вскоре Яблочкина доставили на заставу. У него, оказалось, вывихнута нога. Кроме того, парень крепко простудился.
Как выяснилось, Саша, не заметив у моря ничего подозрительного, решил сократить путь, чтобы нагнать Прилепко, и в темноте свалился в расселину. Выбраться по скалистой стенке не смог. Наташа Коробкова набрела на него случайно, увидев торчащий из снега обломок лыжи.
Месяц Яблочкин пролежал в госпитале. А потом снова ходил в наряды, горячо занимался комсомольской работой, но товарищи заметили: лицо его часто становилось задумчивым, мечтательным. Не мог забыть пограничник девушку из Рыбачьего.
…Стемнело. На границу вышла новая смена. Ионенко отправился домой. Тихо вошел в комнату. Зажег лампу и сразу же погасил ее. На кровати, обнявшись, крепко спали жена и сын. Валерка чему-то улыбался. Может быть, он видел себя героем какой-нибудь веселой сказки балагура Хлыстенкова? Может быть.
Капитан постелил себе на диване и быстро уснул. Среди ночи его разбудил дежурный по заставе. В море бухали пушки.
Что выяснил капитан Михайлов?
Команда задержанной шхуны «Сакал мару», как выяснилось, состояла из пяти человек. Трое вышли навстречу пограничникам, одного лейтенант Варваркин отыскал в кормовом отсеке, пятый был в машинном отделении. При обыске в трюме судна пограничники обнаружили две рации американского образца с запасными аккумуляторами, три пистолета, несколько мешочков, набитых консервированными продуктами.
В тот же день офицер отряда капитан Михайлов допросил задержанных. Стало ясным, что интерес представляют двое: видимо, особые пассажиры судна. Однако они очень старались выдать себя за бедных рыбаков. Трое других вели себя иначе: сразу рассказали, как и почему попали к берегам острова. Они сообщили, что их хозяин, владелец судна Абэ Хадзимэ, приказал доставить двух незнакомых людей на Сахалин, пообещав хорошо вознаградить за это. Вещи, обнаруженные в трюме, незнакомцы принесли с собой.
Нисидо Харукичи и Харада Иосио — так звали «рыбаков» — на третий день признались, что посланы на советскую землю со специальным заданием. Им приказали, высадившись на Сахалине, произвести разведку берегов, определить наиболее удобные, «тихие» места для последующей заброски агентов и передать результаты по радио. После этого Нисидо и Харада должны были ждать сигнала: когда и где их подберет судно. Задержанные сообщили, что незадолго до отъезда их инструктировал высокий сухопарый человек, видимо, американец, хорошо говоривший по-японски.
Обо всем этом Михайлов и доложил начальнику отряда.
— Видимо, готовятся забросить матерого волка, — задумчиво сказал полковник, — а может быть, и целую стаю. Японцы — это проба пера. Видимо, те, кто должен за ними последовать, особенно дороги старику Филлу.
— Так или иначе, кого-то нужно ждать, — заметил капитан. — Может быть, это произойдет не так скоро, может быть, даже не на нашем участке… Захват «Сакал мару» насторожит и лишь оттянет срок выброски.
В Иокогаме
Низкий, словно приплюснутый сверху лимузин бесшумно свернул в ворота, проскользнул по аллее невысоких, лишенных зелени деревьев.
И остановился у белого дома с мансардой. Ив автомобиля вылез высокий сухопарый человек в сером плаще и направился к дому.
В большом полутемном зале, с окнами, прикрытыми шторами из плотного желтого шелка, он громко крикнул:
— Майкл!
— Я здесь, — донеслось из соседней комнаты. — Что нового, капитан?
Тот, кого назвали капитаном, сбросив плату на низкую полосатую тахту, ответил:
— Полковник недоволен провалом японцев. Полтора часа назад он звонил мне из Токио. Злится, что не подходили к телефону.
Воцарилась долгая пауза. Из приемника слышался гортанный женский голос. Певица исполняла какое-то грустное японское танго.
— Выключи это мяуканье! Рассказывай, что еще тебе сказал Филл?
— Говорит, на днях встретишься со своим подопечным. Съездишь с ним на морские купания, а затем вернешься сюда.
Майкл поморщился. Ему вовсе не хотелось уезжать отсюда. «Морские купания» — довольно хлопотливое дело. Нужно лететь в Штаты, принимать «мальчиков» и, как добрая мамаша, заботиться об их питании, здоровье, ученье и развлечениях.
Обычно «морские купания» устраивались южнее Бостона, на полуострове у мыса Код. Вместе с подопечными майор Майкл Огден выходил на катере в море и там выбрасывал их: пусть сами добираются до берега — это хорошая закалка. «Мальчики» приплывали в весьма плачевном виде, усталые, бледные, с выпученными глазами. Затем их учили плавать в особых резиновых костюмах. Это было полегче: костюм слегка наполнялся воздухом и хорошо держал на воде. Раз в неделю «мальчики» развлекались в ночном кабаре.
Теперь все свое внимание Майкл должен посвятить не группе, а одному человеку. Видно, тот русский парень здорово пришелся по вкусу полковнику Филлу, который возлагал на него большие надежды. Этого «мальчика» нашел в Мюнхене он, Майкл Огден.
— Да, ты знаешь, Рад рассказывал мне, что у этого русского блестящие способности, — закурив, сказал капитан. — Он стреляет, как Вильгельм Телль.
— Я знал, что из него будет толк, — высокопарно заявил Огден. — Посмотришь, я доведу его до высшего класса и сам проведу операцию. Здесь, в Японии, он будет называться Жаном Звориком.
Раздался приглушенный телефонный звонок. Огден подошел к аппарату:
— Хелло!..
Некоторое время в трубке что-то однообразно булькало. Затем Майкл коротко ответил:
— Слушаюсь!
— Ну что? — спросил Алл.
— Приказал вылететь домой, в Штаты. Сегодня туда из Иокогамы пойдет военный самолет…
Сигнальные ракеты
Май пришел на Сахалин с дождями и туманами. Он был здесь совсем не похож на тот чудесный месяц весны, о котором поэты сложили столько стихов. Ни листочка на деревьях, ни цветка в поле, только торопливая травка едва пробивалась светло-зелеными стрелками сквозь рыжий свалявшийся ковер прошлогоднего лета. Низкие серые облака окутывали вершины сопок. Время от времени тучи темнели, и тогда из них вместе с дождем валил мокрый снег.
Но весна чувствовалась в душах солдат. Все почему-то немножко затосковали по дому, стали чаще писать письма по заветным адресам. А иногда, собравшись группкой, вели тихий разговор, между прочим на сердечные темы. Что ж, служба — службой, а весна — весной.
Более мечтательным стал и Саша Яблочкин. Ионенко знал причину и поэтому не спрашивал. Все было ясно без слов.
Однако то, что дружба комсомольцев заставы и рыболовецкой артели росла с каждым днем, было видно по всему. Совсем недавно молодежь заставы и артели провела интересный вечер, посвященный бдительности. Председатель колхоза Иван Никитович Чепурной при встрече сказал капитану:
— Могу вас заверить, что теперь на вашем участке не одна застава, а две. Наши ребята я девушки такие бдительные стали, что появись незнакомый человек — не проглядят.
В начале июня солнце взяло свое. Тепло его быстро согрело землю и как-то удивительно быстро пришла пора сенокоса. В свободные от службы часы пограничники ходили навестить друзей прямо в луга, что были неподалеку от их маленького гарнизона.