Страница 69 из 76
Первые школы и академия
Обучение с помощью учителей на дому или самообразование перестало удовлетворять насущные потребности. Встал вопрос о заведении школ. Молодые люди, особенно из столичных, уже посмеивались над своими учителями: «Враки они вракают, слушать у них нечего. И себе имени не ведают, учат просто; ничего не знают, чему учат».
Окольничий Федор Михайлович Ртищев, любимец царя Алексея Михайловича, человек влиятельный, скорбит по поводу непросвещенности русских людей. В разговорах с царем убеждает его посылать московских юношей в Киев: там в коллегиуме научат их всяким ученостям. Приглашает из украинской столицы ученых монахов. Они должны обучать русских в Андреевском монастыре, им основанном, славянскому и греческому языкам, философии и риторике, другим наукам словесным. Любознательный окольничий ночи напролет проводит в беседах с киевскими старцами, изучает под их руководством язык Гомера и Аристотеля. По его же настоянию молодые дворяне проходят курс наук у приезжих профессоров. Одни делают это охотно, из любви к знанию, изучают греческий и латынь, хотя и опасение имеют: «в той грамоте и еретичество есть».
Их боязнь понятна: для людей сугубо православных латинский язык означал и всякое латинство, то есть католичество, враждебное православию. Когда двое русских «студентов» — Порфирий Зеркальников и Иван Озеров, увлеченные светом знаний, попросились в Киевскую академию, чтобы продолжить образование, Ртищев выправил им проезжую грамоту. На них смотрели как на смельчаков, и некоторые из их сверстников-соучеников сомневались и предвидели худое от таких образованных и безрассудных людей.
Один из «спудеев» (студентов), Лукьян Тимофеевич Голосов, молодой дворянин, в будущем думный дьяк, известный дипломат, откровенно говорил, что пошел на учение только из страха и в угождение всесильному окольничему: «Старцы недобрые, я в них добра не познал, и добраго ученья у них нет. Ныне приходится манить Федору Ртищеву, боясь его; а впредь учиться никак не хочу».
Все описанное происходило в 40-е годы. Лет двадцать спустя прихожане церкви Ионна Богослова, что в московском Китай-городе, неподалеку от Красной площади, подали челобитную: открыть бы им при той церкви школу наподобие братских училищ на Украине, а в ней — «устроение учения различными диалекты: греческим, словенским и латинским». Власти согласились: заводите «гимнасион», «да трудолюбивые студеи радуются о свободе взыскания и свободных учений мудрости».
Возможно, эти и некоторые другие, ей подобные школы появились в ту пору. Известно, что в 1685 году существовала «школа для учения детям» в Боровске, около торговой площади.
В Москве, на Никольской улице построили особое здание для школы. Открыли ее в 1665 году при Заиконоспасском монастыре (точнее — Спасском монастыре за торговым Иконным рядом). Во главе поставили самого мудрого Симеона Полоцкого. Собрали учеников из молодых подьячих разных приказов. В их числе оказался и Семен Медведев из Приказа тайных дел, впоследствии монах Сильвестр, ученый и писатель, автор прекрасного исторического и публицистического труда о регентстве Софьи, В то время молодой Семен и его сотоварищи изучали латынь и русскую грамматику, ибо приказы нуждались в образованных чиновниках — подьячих.
Через пятнадцать лет устроили школу при Печатном дворе. Русский монах Тимофей, долгие годы проживший в Палестине и на Афоне в Греции, входившей тогда в состав Османской Турции, стал главным учителем. Он и его помощник грек Мануил в верхних палатах Печатного двора на Никольской улице учили греческому языку. При открытии школы в ней было три десятка учеников, взятых из разных сословий; через три года — уже 56, еще через год — на десяток больше. А 166 учеников постигали премудрости и сложности славянского языка. 232 ученика в школе — немало для XVII столетия!
А уже в следующем, 1687 году открыли Славяно-греко-латинское училище, впоследствии названное академией. По «привилегии», давшей программу образования, последнее должно было стать не только церковным, а общим. Здесь постигали «семена мудрости» из наук гражданских и церковных, «наченше от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и нравной, даже до богословия», то есть всю схоластическую школьную премудрость, идущую от средневековья; весь школьный цикл от низших до высших классов, начиная с грамматики и кончая философией (метафизической и натуральной), этикой и богословием. Училище было одновременно высшим и средним учебным заведением.
В соответствии с уставом, в училище принимали людей «всякого чина, сана и возраста». В будущем государственные должности могли получить только выпускники школы, за исключением детей «благородных»: их «порода» считалась достаточной гарантией успешной службы на государственном поприще.
На училище, или академию, возлагали немалые надежды. И потому наделили деньгами и всякими льготами, иммунитетами: профессоров и учащихся, за исключением уголовных дел, подчинили суду собственной училищной юрисдикции, «блюстителя» же (ректора) — суду патриарха. Приказы не могли входить в их тяжебные дела и проступки. Училище получило библиотеку.
Первые преподаватели, профессора были греки: братья Лихуды, Иоанникий и Софроний. Учеников для них взяли из школы Печатного двора, благо это и неподалеку, каких-нибудь двести-триста шагов от Заиконоспасского по Никольской, в первый год 28, на следующий — 32. Шли сюда и отпрыски московской знати, и дети приказных дельцов. Полдюжины учеников ходили в лучших; в их числе — Петр Васильевич Посников, сын дьяка Посольского приказа, ставший доктором медицины Падуанского университета в Италии.
Лихуды составили учебники грамматики, пиитики, риторики, психологии, физики, других предметов. Сами же учили всем наукам, греческому и латинскому языкам. Через три года лучшие питомцы переводили книги с обоих языков.
Обучение шло очень хорошо. Но против братьев выступил влиятельный недоброжелатель светского образования патриарх иерусалимский Досифей. Его интриги и наветы закончились для Лихудов печально, их отстранили от любимого дела. Но оно не погибло, его продолжили их русские ученики, особенно успешно Ф, Поликарпов и И. С. Головин.
Новшества в деле просвещения, образования затронули Москву и лишь отчасти, в гораздо меньшей мере другие города. Вне столицы грамотность распространялась в Поморье, Поволжье и некоторых других областях. Уделом основной массы крестьян и посажан оставалась неграмотность. Просвещение, как и многое другое, было привилегией феодалов, духовного чина и богатых торговцев.
Научные знания
Русские славились как мастера обработки металла, литейного дела. Источники часто упоминают о «пищалях винтовальных» — нарезных ружьях, о пищалях с механизированным клиновидным затвором. В 1615 году русский мастер изготовил первую пушку с винтовой нарезкой. Хорошо в России отливали колокола, большие и малые, славился по всей стране их «малиновый звон». По сообщению Павла Алеппского, царь пожелал иметь в Москве большой колокол. Иностранцы соглашались отлить его, назначили срок — пять лет. Но местный мастер сделал это за один год и весьма успешно — изготовил колокол в 12,5 тысячи пудов!