Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 76



Эта картина характерна для многих городов. Например, в Устюге Великом таким путем добывали средства существования 53 площадных подьячих из местных посадских людей. Десятки и сотни таких же грамотеев трудились на площадях других городов.

Грамоте посадские и крестьяне учились у «мастеров» из священников и дьяконов, дьячков и подьячих, прочих грамотных людей. Известно на примере той же Соли Камской, что в ряде семей, особенно состоятельных — Хлепятиных, Холкиных, Сапожниковых и других — все мужчины «грамоте умели».

Нередко обучение грамоте строилось на началах обычного ремесленного ученичества, по «ученической записи», соединялось с обучением торговле, какому-либо ремеслу. К примеру, К. Буркова, мальчика из посажан Устюга Великого, матушка отдала (конец столетия) для обучения грамоте и кружевному делу Д. Шульгину — тяглецу столичной Семеновской слободы.

Обучались мужчины. Грамотных женщин было очень немного; они — из царского дома и высшего сословия, как цареана Софья, сестра и соперница Петра в борьбе за власть, и некоторые другие.

Учили прежде всего элементарной азбуке по азбуковникам, печатным и рукописным. В 1634 году опубликовали букварь В. Бурцева и с тех пор, в течение всего столетия, несколько раз переиздавали. На книжном складе московского Печатного двора в середине века лежало около 3 тысяч экземпляров бурцевского букваря, Стоил он одну копейку, или две деньги, весьма дешево по тогдашним ценам. Тогда же издали грамматику Мелетия Смотрицкого, украинского ученого; по ней потом учился Михаил Ломоносов. В конце столетия напечатали букварь Кариона Истомина, монаха Чудова монастыря, что в Московском Кремле, а также практическое руководство для счета — таблицу умножения — с мудреным заглавием: «Считание удобное, которым всякий человек, купующий или продающий, зело удобно изыскати может число всякие вещи».

За вторую половину столетия Печатный двор напечатал 300 тысяч букварей, 150 тысяч учебных псалтырей и часословов. Бывало, за несколько дней раскупались тысячные тиражи таких пособий.

Многие люди учились по рукописным азбукам, прописям и арифметикам; последние имели подчас весьма экзотические названия: «Книга сия, глаголемая по-эллински, или по-гречески, арифметика, а по-немецки альгоризма, а по-русски цифирная счетная мудрость». (Альгоризм — название, идущее от имени Ал-Хорезми, великого ученого средневековой Средней Азии, родом из Хорезма.)

Очень ценился в ходе обучения метод наглядности, Карион Истомин в своем букваре поместил рисунки к буквам.

Писали своеобразно — так, как говорили; слова и предложения друг от друга, как правило, не отделяли; знаки препинания не ставили; если же ставили, то не всегда поймешь, к чему. По письменному тексту можно заключить, кто его писал: северянин или южанин. Новгородец (поморец) вместо неударяемого «а» ставил «о» («ботоги», «мослобойня», «рострига» и др.); орловец или тамбовец, наоборот, вместо неударяемого «о» писал «а» («пагода», «мароз», «барана», «порах» и т. д.). Подобная разноголосица в документах, а их в XVII столетии составляли в огромном количестве, была обычной, повседневной.

Некоторые учителя, наряду с азбукой и счетной мудростью, обучали своих подопечных церковному пению, иногда даже по нотам.

Значительно расширился круг чтения. От XVII столетия сохранилось очень много книг, печатных и особенно рукописных. Среди них, наряду с церковными, все больше светских: летописей и хронографов, повестей и сказаний, всякого рода сборников литургического, исторического, литературного, географического, астрономического, медицинского и иного содержания. Многие имели различные руководства по измерению земель, изготовлению краски, устройству всяких сооружений; торговые книги и др.



Описи имущества купцов и ремесленников, черносошных и дворцовых крестьян упоминают книги, «божественные и всякие». У людей богатых, вельмож их было, естественно, больше. У царя Михаила Федоровича книг, преимущественно духовного содержания, было немного; среди них сочинения Аристотеля, повествование «О Троицком осадном сидении» (осаде Троице-Сергиева монастыря польско-литовскими интервентами в начале XVII века) и другие светские книги. У его сыновей Алексея и Ивана появились светские книги на греческом, латинском и польском языках, греческие и латинские лексиконы, книги по военному делу, театральные пьесы. Очень интересовался чтением внук первого Романова Федор: у него в библиотеке, довольно большой по тем временам, тоже были книги на русском и иностранных языках по истории, географии, медицине, о церемониале приема иностранных послов и другие.

Библиотека патриарха Никона включала около 400 книг духовного и светского содержания, в том числе — по истории и философии, медицине и естествознанию, литературе и филологии. Немалые библиотеки принадлежали боярам Ордыну-Нащокину, Матвееву, Голицыну и др.

Среди тысяч экземпляров книг, изданных московским Печатным двором, более половины составляли светские. Увеличилось число переводных сочинений: в XVI веке известно всего 26 названий; в XVII веке — 153, из которых к числу религиозно-нравственных относится менее четырех десятков. Остальные, более трех четвертей, светского содержания.

Продавались в Москве и книги украинской печати. В начале 70-х годов Иннокентий Гизель, архимандрит Киево-Печерского монастыря, прислал в русскую столицу около двух тысяч экземпляров книг нескольких десятков названий. Лазарь Баранович, черниговский архиепископ, в середине этого же десятилетия сделал то же самое.

Вообще тяга в Москву украинской и белорусской интеллигенции, усилившаяся после Брестской церковной унии (1596 год) и особенно воссоединения Левобережной Украины и Киева с Россией (1654 год), приводит к появлению в Москве многих ее представителей. Селятся они в слободе, получившей название Мещанской (от украинского «мiсто» — город). В середине века, в связи с подготовлявшейся церковной реформой, Петр Могила, киевский митрополит, присылает в Москву ученых старцев Арсения Сатановского, Епифания Славинецкого и Дамаскина Птицкого. Знатоки греческого и латинского языков, они включаются в работу по проверке и переводу богослужебных книг.

Несколькими годами позднее в Москву приезжает, тоже по приглашению, Симеон Емельянович Петровский-Ситнианович, выдающийся ученый и поэт из Белоруссии. В России он стал широко известен под псевдонимом Симеон Полоцкий. Его обласкали при дворе, и он, помимо обучения царских чад, сочиняет вирши по случаю и без оного, пишет всякие ученые рассуждения.

Многие украинцы и белорусы служат в России учителями, переводчиками книг с разных языков, справщиками (редакторами) на Печатном дворе. Их роль в просвещении русских людей трудно переоценить.

Приезжали в Россию многие иноземцы, сведущие в разных областях научных, технических знаний. На окраине Москвы они жили в особой Немецкой слободе. Столичные жители прозвали слободу Кукуем (Кокуем) то ли потому, что обитатели ее кукуют по-кукушечьи, непонятно; то ли потому, что на кокуи, то есть игрища (вечера с танцами), собираются. Смотрели на них с жадным лобопытством (многое было необычно для русского человека: те же танцы, курение, свободная манера общения мужчин и женщин) и страхом (латыны как-никак, от греха недалеко!). Среди приезжих было немало людей знающих и добросовестных. Но большей частью — всякие проходимцы, искатели наживы и приключений, плохо знающие свое ремесло, а то и вовсе неграмотные.

От иноземцев русские перенимали знания и навыки в области архитектуры и живописи, обработки золота и серебра, военного и металлургического производства, в иных ремеслах и художествах. Обучались языкам — греческому, латинскому, польскому и прочим. Так появлялись русские переводчики в Посольском приказе и в дипломатических миссиях, отправляемых за границу. Знание языков пригодилось и русским купцам, их агентам в торговых операциях.