Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 78

Со всех полок, со столика на колесиках исчезла утварь, ее, по правде сказать, давным-давно убрали, готовясь к переезду.

Позади меня Юити драит тряпкой пол. На душе полегчало.

- Передохни. Давай чаю попьем, - предложила я, и голос мой отозвался эхом, как в храме. Какое обширное пустое пространство вокруг!

- Давай, - Юити глянул на меня снизу вверх. Наверное, это вполне в его духе - надрываться, убирая чужой дом, откуда к тому же съезжают.

- Так вот она какая, твоя кухня, - сказал Юити, сидя на брошенной на пол подушке и попивая чай из кружки - чашки уже увезли. - Замечательная кухня!

- Была, - отозвалась я.

Кружку приходилось держать двумя руками, как на чайной церемонии.

Тишина стояла, словно под стеклянным колпаком. Даже от часов остался только след на стене.

- Который час?

- Полночь, наверное, - сказал Юити.

- Откуда ты знаешь?

- На улице темно и тихо.

- Ага, а я исчезаю в ночи.

- Продолжим разговор, - предложил Юити. - Собираешься и от нас съехать? Да?

С удивлением я смотрела на Юити. не помня никакого прерванного разговора.

- Думаешь, я живу как Эрико, минутному порыву подчиняясь? Но я, прежде чем тебя к нам пожить пригласить, все обдумал, принял решение. Твоя бабушка всегда о тебе заботилась, и может, я лучше других тебя поддержу. Придешь в себя, перестанешь хандрить и уедешь, когда и куда захочешь. Я же знаю: такую, как ты, не удержать. А пока рано. Да, рано! Близких-то никого не осталось; только я могу тебя предостеречь. Лишние деньги, которые мама в баре зарабатывает, - они как раз для таких случаев и предназначены. Не все ж соковыжималки покупать! - он рассмеялся. - Короче, живи у нас и не суетись.

Он так искренне уговаривал, так пристально глядел в глаза, словно убеждал убийцу сдаться полиции.

Я кивнула.

- Вот только пол доведу до блеска, - сказал он.

Я поднялась, чтобы вымыть посуду.

Пока мыла чашки, услыхала, как Юити напевает себе под нос. Голос его сплетался с шумом льющейся воды:

Не осквернив Светлые лунные тени.

Лодку причалил,

В тихий войдя залив.

- A-а, эту песню я знаю! Мне она нравится. Кто ее поет?

- Кикути Момоко. Запоминающийся мотив! - он улыбнулся.

- Да, очень.

Пока я оттирала раковину, а Юити драил пол, мы вдвоем пели эту песню, Приятно, когда глубокой ночью в кухонной тишине звучат в унисон два голоса.

- Мне особенно вот это место нравится, - и я пропела второй куплет:

Далекий

Маяк в ночи

Светит для нас двоих,

Он мерцает сквозь тьму.

Как солнечный свет сквозь листву.

С воодушевлением, по-детски резвясь, мы еще раз пропели эти слова:

Далекий

Маяк в ночи

Светит для нас двоих,

Он мерцает сквозь тьму,

Как солнечный свет сквозь листву.

Вдруг я спохватилась:

- Что-то мы распелись, того гляди бабушку разбудим. Если уже не разбудили.

Кажется, Юити подумал о том же самом. Его рука с тряпкой замерла. Обеспокоенный, он глянул на меня.

Я улыбнулась, чтобы скрыть смущение.

Сын, так нежно воспитанный Эрико, вдруг показался мне настоящим принцем.

А он сказал:





- Давай, когда закончим уборку, заглянем по дороге домой в ночную харчевню и поедим лапши.

Внезапно я проснулась.

Стояла глубокая ночь. Все тот же диван Танабэ… Не привыкла рано ложиться, вот и привиделся странный сон. Странный сон… С этой мыслью я пошла на кухню попить воды. В сердце засел какой-то холодок. Эрико еще не возвращалась. Два часа ночи.

Сон продолжал жить во мне. Слушая, как льется вода в стальную раковину, я рассеянно размышляла, не стоит ли и ее прямо сейчас начистить до блеска.

Казалось, в глухом ночном безмолвии во мне отзывается далекий ход светил по небосводу. Вода оросила мое иссушенное сердце. Холодно что-то, даже ноги стынут в тапочках.

- Добрый вечер! - за моей спиной возник Юити, здорово меня напугав.

- А?! Что?! - всполошилась я.

- Вот проснулся и умираю с голоду. Может, лапшу сварить…

Живой Юити вовсе не походил на того, из сна, - весь какой-то помятый. Впрочем, и у меня лицо опухло от слез.

- Ладно уж, посиди на моем диване, я приготовлю.

- Ага, понял - на твоем диване… - пошатываясь, он двинулся в гостиную и плюхнулся на мою постель.

Темно. Крохотная лампочка освещает только небольшое пространство. Я открыла холодильник. Нарезала овощи. Кухня, самое любимое место! Вдруг я вспомнила: сон, лапша - вот так совпадение! Не оборачиваясь, я лукаво заметила:

- Кажется, ты уже хотел лапши.

Молчание. Думая, что Юити уснул, я заглянула в гостиную, но он не спал, а глядел на меня широко раскрытыми глазами.

- Что это с тобой? - выговорила я через силу.

- На старой твоей кухне пол - такой желто-зеленый, да? - пробормотал он, - Я серьезно спрашиваю.

- Спасибо, что так здорово его выскоблил.

Женщины в таких ситуациях всегда быстрее соображают.

- Я проснулся, - сказал он, сердясь на себя за недогадливость, и добавил с улыбкой: - Хорошо бы ты чай приготовила, только не в кружке.

- Сам приготовь!

- Так, значит… Ладно, тогда лучше сок. Будешь?

- Угу.

Юити достал из холодильника грейпфруты и принялся готовить сок на двоих. Под немилосердный вой соковыжималки на полночной кухне я опустила лапшу в кипящую воду.

Конечно, что-то во всем этом было странное, но и вполне привычное, обыденное. Чудесное и естественное разом.

Как бы то ни было, мои ощущения невозможно облечь в слова, и я затаю их в глубине сердца. Впереди еще так много времени. Сегодняшний вечер - один в бесконечной череде таких же вечеров, ночей, утр - вполне может оказаться сном.

- Трудно быть женщиной, - неожиданно заявила Эрико однажды вечером.

Я глянула на нее поверх журнала, который просматривала, и переспросила:

- Разве?

Красавица Эрико, перед тем как отправиться в свой бар, поливала растения на окне.

- Знаешь, у тебя все впереди, и мне хочется кое-что тебе сказать. Пока растила Юити, поняла, как много в жизни разных горестей и тягот. Если женщина хочет твердо стоять на ногах, она должна кого-нибудь вырастить. Ребенка, растение, на худой конец. Только это дает ей ощущение собственных возможностей. В этом - начало всего.

Она излагала свою жизненную философию, словно напевала любимую мелодию.

- Да, со многим в жизни трудно справиться, - сказала я, тронутая ее откровенностью.

- Но тот, кто не впадал в отчаяние, кто через трудности не познал в себе самом нечто такое, от чего ни при каких обстоятельствах нельзя отступиться, тот не ведает подлинного счастья. Вот я счастлива!

Дрогнули волосы, рассыпавшиеся по ее плечам.

- День за днем тебя гложет мысль: напастей в этом мире - что воды в океане, а путь наверх неимоверно крут и опасен; даже любовь не всегда выручит.

В зыбком свете закатного солнца ее тонкие изящные руки продолжали поливать цветы на окне, и прозрачные струи воды расцветали крохотными радугами.

- Думаю, я понимаю вас.

- Ты честная девочка, Микагэ, и мне это по душе. Уверена, что бабушка, которая тебя воспитала, тоже была замечательным человеком.

- Бабушкой я горжусь! - улыбнулась я.

- Тебе повезло, - она смеялась, стоя за моей спиной.

«Когда- нибудь отсюда придется съехать», -подумала я, снова принявшись за журнал. Думать об этом было так тяжко, что на душе тошно делалось, но иного выхода нет.

Когда- нибудь, живя порознь, будем ли мы по-доброму вспоминать этот дом? А может, мне доведется стоять на этой самой кухне? Но пока я здесь, и здесь женщина, сильная духом, и ее сын с мягкой улыбкой, Вот все, что имеет смысл.

Еще много чего случится, покуда я повзрослею, не раз придется мне тонуть, погружаться почти до дна, и выплывать, и терзаться. Но меня не победить и не сломить.

Мне опять снится кухня.

Их будет много в моей жизни - реальных и воображаемых кухонь. Повсюду - дома или в путешествиях - их будет много; окажусь ли я где-нибудь с компанией, одна или вдвоем - они обязательно будут со мной, мои кухни. Я знаю.