Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 69



Еще раз об оценке советско-германского договора о ненападении, секретных дополнительных протоколов и характера отношений между СССР и гитлеровской Германией

Правительство СССР пошло на заключение с Германией договора о ненападении и на подписание с нею секретного дополнительного протокола о разграничении сфер интересов в Восточной Европе после того, как стало ясно, что германо-польская война неизбежна. Было ясно и то, что Польша не сможет противостоять Германии и что западные державы, скорее всего, уклоняться от выполнения союзнических обязательств по отношению к ней[21]. В результате германо-польской войны и планировавшегося Гитлером одновременно с этим решения "проблемы Прибалтики"[22] (о чем было известно советскому руководству[23]) возникала опасность выхода вермахта к государственной границе СССР в непосредственной близости от Ленинграда, Минска и Киева. Угроза фашистской агрессии была вполне реальной, и требовалось принимать самые решительные меры для ее предотвращения.

Договор с Германией советское правительство рассматривало как запасной вариант обеспечения безопасности СССР. Делать ставку лишь на достижение соглашения с Лондоном и Парижем, зная, что они могут предпочесть, если представится такая возможность, договор не с Советским Союзом, а с Германией, причем за счет и против Советского Союза, было шагом весьма неосмотрительным. В Москве понимали, что нацистская Германия — партнер в высшей степени ненадежный и коварный и что Гитлер не отказался от своих принципиальных программных установок в отношении СССР[24]. Но там понимали и другое: может возникнуть такая ситуация, при которой иной возможности отвести от СССР военную угрозу, пусть даже на время и ценой определенных моральных потерь, кроме соглашения с Германией о ненападении, попросту не будет.

Соглашение, подписанное 23 августа 1939 г. в Москве, давало Советскому Союзу определенные гарантии безопасности. Немцы обязались воздерживаться в отношении СССР "от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения… как отдельно, так и совместно с другими державами", а также консультироваться с ним при решении вопросов, которые могли затронуть его интересы[25]. Они соглашались не распространять свою военно-политическую активность на польские территории восточнее линии рек Писса-Нарев-Висла-Сан и на прибалтийские государства севернее литовско-латвийской границы, т. е. на районы вдоль западных рубежей Советского Союза, являвшиеся зоной его безопасности[26].

Ни договор о ненападении, ни прилагавшийся к нему секретный дополнительный протокол не содержали статей о военном сотрудничестве двух стран и не налагали на них обязательств по ведению боевых совместных действий против третьих стран либо по оказанию помощи друг другу в случае участия одной из договаривающихся сторон в военном конфликте[27].

Не содержали подписанные документы и положений, которые обязывали бы стороны осуществлять военные акции в отношении государств и территорий, входивших в сферы их интересов, производить их оккупацию и "территориально-политическое переустройство". В секретном дополнительном протоколе предусматривалась лишь возможность таких действий (об этом свидетельствует дважды использованная формулировка "в случае…"), причем только для Германии и только применительно к сфере ее интересов. Под "случаями" "территориально-политического переустройства", о которых говорилось в протоколе, понималось "исправление" Германией по завершении ею войны против Польши польско-германской и германо-литовской границ и включение ряда территорий, принадлежавших Польше и Литве, в состав рейха. Оккупация Советским Союзом сферы своих интересов и ее "территориально-политическое переустройство" советско-германскими договоренностями не предусматривались[28]. Не случайно два года спустя в ноте советскому правительству от 22 июня 1941 г. германское министерство иностранных дел заявило, что военное продвижение СССР на территории, являвшиеся сферой его интересов, и их последующее включение в состав советского государства представляли собой "прямое нарушение московских соглашений"[29].

Договоренности, достигнутые СССР и Германией, не превращали их в союзников, ни формально, ни "фактически", как бы нам это ни пытались сегодня доказать[30]. Не представляли они собой и "сговора диктаторов" о "разделе Восточной Европы". Подписывая секретный дополнительный протокол, советское правительство ставило цель не ликвидировать и аннексировать ряд восточноевропейских государств, а установить предел распространению германской экспансии на восток. Германия лишалась также возможности в случае победы над Польшей единолично решать вопрос о дальнейшей судьбе и границах польского государства, брала на себя обязательство признать суверенитет Литвы над Вильнюсской областью, аннексированной в 1920 г. поляками. Введение частей Красной Армии в восточные районы Польши 17 сентября 1939 г. и в Прибалтийские страны — летом 1940 г. было произведено советским правительством не в порядке реализации советско-германских договоренностей, а в целях предотвращения военной оккупации либо политического подчинения этих территорий и государств, подготавливавшихся гитлеровской Германией в нарушение действовавших договоренностей. Эти шаги имели большое значение для укрепления безопасности Советского Союза и имели антигерманскую направленность.

Советско-германский договор о ненападении представлял собой наиболее значительный дипломатический и политический акт завершающей фазы предвоенного кризиса, вызванного неуклонно обострявшимися противоречиями между Германией, Италией и Японией, с одной стороны, Англией, Францией, США и их союзниками — с другой. Договор являлся плодом этого кризиса, а отнюдь не его причиной, и был заключен в условиях, когда предотвратить военный конфликт в Европе, по мнению Москвы, представлялось уже невозможным. Этот договор позволял СССР сохранить нейтралитет. По своему содержанию он "не расходился с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований"[31]. Противоречил он лишь интересам тех сил Запада, которые рассчитывали спровоцировать германо-советский конфликт и добиться развития германской экспансии в восточном направлении.

Не представляли собой ничего экстраординарного, с точки зрения политической практики и политической морали своего времени, и секретные советско-германские договоренности по территориальным вопросам. Вспомним, например, содержание франко-итальянского и англо-итальянского соглашений 1935 г. о разграничении сфер интересов в Африке[32], мюнхенского соглашения 1938 г. между Германией, Великобританией, Францией и Италией об отторжении от Чехословакии Судетской области[33], англо-японского соглашения по Китаю от 24 июля 1939 г.[34], вопросы, обсуждавшиеся на секретных англо-германских переговорах летом 1939 г.[35], содержание английских мирных предложений Германии, которые делались по тайным каналам начиная с осени того же года[36]. Ради обеспечения собственной безопасности западные державы были готовы пожертвовать (и жертвовали) агрессорам третьи страны, да и сами, когда считали это необходимым, не останавливались перед нарушением их суверенитета[37]. СССР же в условиях, когда пламя войны грозило охватить всю Европу, когда откровенно и цинично перекраивались границы европейских государств, попытался не допустить включения в орбиту агрессивной политики Германии ряда сопредельных с ним государств и территорий. Их невовлечение в войну в складывавшейся обстановке имело для СССР исключительно важное значение. Нельзя не отметить также, что речь шла об обеспечении безопасности областей, входивших ранее в состав Российского государства и отторгнутых от него в 1918–1920 гг. Советское правительство никогда не скрывало, что имеет особый интерес к обеспечению безопасности этих областей, а также чувствует моральную ответственность за их судьбу и в кризисной ситуации не останется равнодушным зрителем попыток открытого или замаскированного посягательства на них со стороны третьих стран[38].

21

См.: Безыменский Л. А. "Второй Мюнхен": Замысел и результаты // Новая и новейшая история. 1989. № 4–5.

22

В директиве Гитлера от 3 апреля 1939 г. указывалось на возможность оккупации в ходе войны против Польши также части Прибалтики вплоть "до старой границы Курляндии" (UF. Bd. XIII. Dok. № 2792d). Резкое усиление с весны 1939 г. германского влияния в Прибалтике заставляло советское правительство считаться с возможностью ее превращения в плацдарм для нападения Германии на СССР.

23

Год кризиса. Т. 1. Док. № 54, 81, 97, 311.

24

Там же. Док. № 311.

25

ДВП. Т. XXII. Кн. 1. Док. № 484.

26

Там же. Док. № 485.

27

См.: Там же.



28

Там же.

29

ADAP. Serie D. Bd. XII, 2. Gottingen. 1969. Dok. № 659.

30

Семиряга M. M. Сговор диктаторов // Независимое военное обозрение. 1999. № 32; Он же. Имперские амбиции // Там же. 1999. № 34.

31

О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г. (Постановление Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г.) / Правда. 1989. 28 дек.

32

См.: Причины Второй мировой войны: Документы и комментарии. М., 1988. С. 308, 374–375, 377–378.

33

См.: Документы по истории мюнхенского сговора. 1937–1939. М., 1979. С. 329–331.

34

Год кризиса. Т. 2. Док. № 495.

35

Там же. Док. № 402, 489, 498, 499, 515, 526, 562, 563.

36

Politisches Archiv des Auswartigen Amts Bo

37

В качестве примеров такого нарушения суверенитета третьих стран можно назвать минирование британским флотом в марте-начале апреля 1940 г. территориальных вод Норвегии и подготовку Англией и Францией оккупации этой страны, организацию актов саботажа тогда же на территории Румынии с целью прервать поставки румынской нефти в Германию.

38

См.: Год кризиса. Т. 1. Док. № 235.