Записки натуралиста

Вновь берусь за черноморские проблемы, затронутые в моей работе 1935 г., опубликованной в 1941 г. За десять лет в этом направлении я не сделал ничего нового! Прежде всего, вопрос о вертикальном перемешивании вод Черного моря, самая постановка которого уже могла показаться ересью. Но надо продолжать начатое дело.

Кстати появляется и непосредственный повод для этого. В американском географическом журнале опубликована совместная статья двух гидрологов — американца Ф. Эллиота и турка О. Илгаза, в которой заново пересматривается вопрос о водообмене через Босфор, и в связи с этим подвергаются сомнению результаты босфорских исследований Макарова (1898) и Мерца-Меллер (1912). По мнению Илгаза и Эллиота, мраморноморские воды почти не попадают по дну Босфора в Черное море, так как путь им преграждает порог, расположенный в Черном море против устья пролива. Отсюда они сделали очень ответственные выводы и в отношении общей гидрологической структуры Черного моря, трактуя ее как устойчивую систему двух несмешивающихся водных масс,— глубинной и поверхностной.

Вопрос этот имеет первостепенное значение для проблемы продуктивности Черного моря, и я должен был разобраться в нем досконально. Поначалу казалось, что сделать это очень нелегко: в науке о Черном море господствовала концепция «несмешивания». Однако постепенно удалось решить этот вопрос путем совершенно элементарного расчета.

В результате я получил логически неопровержимое доказательство общего перемешивания вод Черного моря в течение примерно ста лет. Оно уже кардинально отличалось от прежнего представления о многотысячелетнем возрасте глубинных вод Черного моря.

Рабочая схема вертикального водообмена в Черном море (по В. А. Водяницкому)

Совершенно другой вопрос — как же совершается это перемешивание, какие силы приводят в движение глубинные, более соленые и более тяжелые воды, заставляя их подниматься к поверхности. В этом отношении пришлось ограничиться теоретическими соображениями. Я решил составить рабочую гипотезу структуры и динамики водных масс Черного моря в самом общем виде, надеясь, что она послужит предметом обсуждения и поможет поискам лучшего решения, а пока что явится некоторым подкреплением моих высказываний о нормальном, а не резко заниженном уровне продуктивности Черного моря. Я был убежден, что правильно продолжаю линию Н. М. Книповича и вместе с тем был готов к тому, что меня снова обвинят в дилетантизме. Отчасти так и случилось, некоторые из ученых-черноморцев искренне возмущались моими домыслами и предрекали их крах. Но были и сочувствующие и прежде всего мой старый друг академик В. В. Шулейкин, который полностью одобрил цепь моих умозаключений начиная от ихтиопланктона и до общей структуры моря. Директор Океанографического института Н. Н. Зубов пригласил меня сделать в институте доклад и немедленно его опубликовал. Выступал я и в Московском обществе испытателей природы при сочувственной поддержке Л. А. Зенкевича.

Летом 1946 г. нам удалось совершить первую послевоенную экспедицию. Делу помог А. Е. Крисс, который привез в Севастополь письмо от Л. А. Орбели командующему флотом с просьбой о выделении тральщика для небольшой экспедиции. Тральщик нам предоставили, и мы выполнили разрез от Ялты до Батуми, положив начало будущим большим исследованиям А. Е. Крисса с сотрудниками в новой области — глубоководной микробиологии. Обрабатывая планктонные сборы нашего первого научного рейса, Нина Васильевна установила, что, как правило, в дневных ловах фитопланктона значительно больше, чем в ночных. С одной стороны, это могло зависеть от темпов и периодов размножения тех или иных видов водорослей, а с другой — от усиленного выедания фитопланктона в ночное время рачками, поднимающимися периодически из глубинных слоев. Обнаруженное явление было уже известно раньше из одной иностранной работы, но не изучалось детально. Оно четко проявилось в черноморском планктоне, став удобным объектом для углубленного анализа суточной динамики фитопланктона. Оно явилось также отправным пунктом для последующих наших работ по биологии отдельных видов водорослей и их продукции, а также по пищевым взаимоотношениям организмов фито-и зоопланктона.

Несколько позже Нина Васильевна провела детальное исследование суточных изменений в количестве особей основных видов фитопланктона и путем расчетов определила их темп размножения, видовую и общую суточную первичную продукцию. Способ расчета не был очень строг с математической стороны (уже не говоря о том, что в течение суток происходило перемещение водных слоев под кораблем). Однако результат оказался очень близким к данным, полученным впоследствии при применении более строгих расчетов и новых методов, а также на основании изучения темпов размножения водорослей в культурах. Эти исследования Нина Васильевна провела совместно с Л. А. Ланской.

Восстановление здания станции шло своим чередом, но что-то вдруг изменилось в наших отношениях с начальником управления строительства. Он начал намекать мне, что станции вовсе и не следовало бы строиться в Севастополе и не лучше ли выбрать для нее какое-либо другое место. Надо сказать, что, прежде чем решать вопрос о восстановлении станции в Севастополе, мы заручились поддержкой не только горсовета и горкома, но и командующего флотом адмирала Филиппа Сергеевича Октябрьского, который даже направил в Академию наук письмо с одобрением такого решения. Теперь выяснилось, что кое-кто из командования флота и хозяйственников считает, что в здании станции хорошо разместить офицерский клуб, а станцию следует перенести в другой город. Об этом они даже сообщили в Москву.

Однажды я застал у входа на станцию двух адмиралов, осматривающих здание. Но со мной они поговорили только на общие темы, не касаясь истинной сути дела. Я попытался связаться с командующим, но он оказался в отъезде. Вскоре ко мне прибыл капитан первого ранга и отрекомендовался как представитель штаба, которому поручено выяснить ряд вопросов.

— Дело в том, — сказал он, — что условия города Севастополя очень стесняют деятельность станции и, несомненно, ей будет лучше в другом месте.

Я поблагодарил за внимание и заметил, что мы никогда не жаловались на какие-либо особенные стеснения, напротив, получали от флота реальную помощь.

— Впрочем, — добавил я, — мы можем перейти к реальному обсуждению данного вопроса. Из Севастополя мы не хотели бы уходить. Но переехать из центра города на окраину, например к одной из бухт по направлению к Херсонесскому маяку, где имеется более чистая морская вода, для нас важно, не возражаем. Конечно, при условии, что строительство нового здания осуществит флот.

На следующий день капитан сообщил, что командование согласно, но оплатить строительство должна будет Академия наук. Я сказал, что для переговоров с Академией наук мне необходимо иметь письмо с изложением этого предложения. Через два дня мне его доставили, и я сразу выехал в Москву.

Я откровенно рассказал о положении дела президенту академику С. И. Вавилову, при этом открыв суть своего тактического хода. Сергей Иванович тотчас позвонил заместителю главнокомандующего флотом адмиралу И. С. Исакову и просил принять меня по срочному делу. Адмирал ответил, чтобы я тотчас приехал: у него имеется письмо от командования Черноморского флота, о котором он хотел бы поговорить. Меня приняли вне очереди. И. С. Исаков повторил то, что уже было известно (сославшись на мнение командования Черноморского флота): станции лучше будет в другом месте, вне Севастополя.

Как вы полагаете, — спросил я, — решится ли этот вопрос благоприятно, если станция переберется, скажем, в Стрелецкую или Круглую бухту?

— Ни в коем случае, — ответил адмирал, — ведь все севастопольские формальные условия останутся те же. Какой же смысл вам туда перебираться?

— В таком случае разрешите представить вам письмо, в котором черноморцы рекомендуют нам именно такой вариант.