Страница 17 из 56
Пришлось думать о новой работе. Но вскоре я получил два предложения — во 2-й МГУ (реорганизованный в дальнейшем в Государственный пединститут) и в Саратовский университет. В ведение последнего должны были передать Волжскую биологическую станцию, и мне сообщили, что я могу возглавить ее, если возглавлю кафедру в университете. Вспомнив свои пресноводные симпатии и старую дружбу с А. Л. Бенингом (бывшим директором Саратовской станции), который уже давно переехал в Ленинград, я отправился в Саратов.
Но здесь меня ожидало разочарование. Волжскую станцию передали в рыбное хозяйство. Я поехал в Москву. Однако во 2-й МГУ обратиться не решился, несмотря на настойчивые уговоры друзей: там требовалось сразу читать курс дарвинизма, к чему я не считал себя подготовленным. Отправился в Наркомпрос. Там мне предложили поехать в Чебоксары в качестве председателя Государственной испытательной комиссии и временно возглавить кафедру зоологии в местном Педагогическом институте. Предложение было соблазнительным: в районе Чебоксар предполагалось строительство плотины и можно было рассчитывать на большие исследования в связи с образованием большого водохранилища. Я уехал в Чебоксары. Нина Васильевна переехала в Батуми на Биологическую станцию, считая, что в Чебоксарах я долго не задержусь и тоже переберусь в Батуми.
Весной 1939 г. Нине Васильевне и мне предложили стать профессорами Ростовского университета и одновременно возглавить Новороссийскую биологическую станцию. Мы согласились и в конце августа переехали в Ростов. Сначала я числился на кафедре зоологии позвоночных, а Нина Васильевна — на кафедре низших растений. Но вскоре в университете открылась кафедра гидробиологии, профессором которой меня и избрали.
Москва одобрила организацию новой кафедры, и нам выделили небольшой штат. Вскоре мы уже читали ряд курсов. Студенты живо откликнулись на создание кафедры гидробиологии. На наших лекциях и занятиях всегда присутствовало много народу, а в качестве дипломников к нам записалось более 20 студентов. Последнее вызвало недовольство работников некоторых других кафедр, имеющих по 2—3 дипломника. Этот вопрос даже обсуждался на заседании факультета, но все осталось на своих местах.
Меня избрали председателем университетского месткома и вскоре заместителем председателя Обкома профсоюза. Первое, чем мне пришлось заняться на новом поприще, была организация большой столовой. Ее открытие способствовало популярности месткома среди студентов и преподавателей.
Против моего избрания в университет, как позже выяснилось, особенно выступал заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных профессор Стефан Иосифович Вейсиг, перебравшийся в Ростов из Баку всего лишь за полгода до нашего приезда. Большой мастер преподавания зоологии, он считался хорошим гидробиологом, но занимался больше пресноводными животными, чем морскими. Вейсиг считал, что сможет сам обеспечить постановку преподавания гидробиологии в университете и на объявленную вакансию предложил кандидатуру очень заслуженного профессора-зоолога из прежних своих сослуживцев. Однако он отнесся очень лояльно к моему избранию и сам явился к нам представиться. Вскоре между нами установились самые лучшие отношения, а между кафедрами возникло добрососедское сотрудничество. На кафедре Вейсига ассистентом был Филарет Дмитриевич Болтовской, уже тогда крупный знаток фауны Азовского моря. Он принимал близкое участие в работе кафедры гидробиологии и очень хорошо руководил студенческой практикой в Новороссийске. Дружеские контакты у нас наладились и с доцентом Авениром Григорьевичем Томилиным, отличным лектором и крупным знатоком китообразных.
Кафедру низших растений в Ростовском университете возглавлял Л. И. Волков, наш старый знакомый по харьковской школе В. М. Арнольди. Высшими растениями занимался Иван Васильевич Новопокровский. Большой специалист в этой области, он вместе со своими сотрудниками выполнял крупные работы для академической серии «Флора СССР». На кафедре физиологии растений в то время работал крупный систематик и флорист Александр Федорович Флеров. Между ним и Новопокровским на заседаниях факультета постоянно вспыхивали споры и перепалки. Сам Александр Федорович практически мало занимался физиологией растений, но зато лекции читал прекрасно. На его кафедре работала микробиолог доцент Ольга Ивановна Щепкина, наша старая приятельница. Ее муж, Николай Николаевич Вершковский, был создателем Ростовского ботанического сада. Он принадлежал к числу тех старых специалистов, которые переехали в Ростов в 1915 г. при эвакуации Варшавского университета. Мы знали Вершковского очень хорошо еще в 20-х годах, когда он был видным деятелем Северо-Кавказского края.
Среди членов кафедры физиологии животных был один из учеников И. П. Павлова — крупный ученый Д. Н. Рожанский. Правда, в основном его деятельность протекала в Медицинском институте. В общих университетских делах он принимал сравнительно малое участие, переложив их на плечи сотрудников кафедры.
Деканом факультета являлся Иван Федорович Лященко. Он слыл отличным руководителем факультета и своего большого хозяйства под Ростовом, где занимался генетикой сельскохозяйственных культур. Но в последнем ему не повезло, приходилось крутиться между фактами природы и прессом «творческого дарвинизма».
С нашим приходом на биологическом факультете оказалось достаточное количество докторов наук. Это давало нам право принимать к защите диссертации. Первые диссертации, защищенные на кафедре, относились к гидробиологии и ихтиологии: Ф. Д. Болтовского — по бентосу Таганрогского залива, Н. Н. Данилевского — по биологии барабули и Н. С. Олейникова — об американском окуне, обитающем в озере Абрау.
Дела нашей кафедры, несмотря на большую тесноту помещения, шли, пожалуй, даже отлично. Я опять загорелся преподавательским пылом, как в былое время в Харькове, и с увлечением вел два необязательных курса: океанографию и общую гидробиологию. Нина Васильевна читала курс водной растительности, собрав вокруг себя многочисленную группу энтузиастов студентов-ботаников, Ф. Д. Болтовской — специальный курс об Азовском море.
1941—1944 гг.
Последний предвоенный учебный год прошел в напряженной и интересной работе. Вокруг нашей кафедры сплотилась тесная группа студентов, из которых мог получиться большой толк в науке. На лето мы с ними отправились в Новороссийск на дорогую нам Биологическую станцию. К этому времени здесь уже работало свыше 10 постоянных научных сотрудников, многие из них вели интересные наблюдения. Мы тоже подумывали о новом цикле своих станционных исследований. Хозяйство станции расширилось. В ее ведение передали приморский участок с озером Лиманчик (в пределах совхоза Абрау) и большой дом на восточном берегу бухты.
С. М. Малятский установил хорошие деловые отношения с руководством университета. Частенько приезжал в Новороссийск и сам ректор, Семен Ефимович Белозеров. В качестве рыбака-спортсмена он жил на озере Лиманчик и очень активно интересовался делами станции. Судьба Белозерова очень характерна для многих первых советских деятелей. Деревенский пастух, он в 18 лет поступил на рабфак и, уже будучи взрослым человеком, отлично окончил физико-математический факультет университета, аспирантуру и быстро выдвинулся как вузовский руководитель. Всегда спокойный и не лишенный юмора, он был в курсе всех дел университета, поддерживая хорошие отношения со многими людьми. Некоторые старые профессора относились скептически к его специальности — истории математики. Но они оказались просто недальновидными — теперь уже никто не сомневается, что история науки — важная научная дисциплина.
В Новороссийске нас застало начало войны. Над городом летали немецкие самолеты. Нина Васильевна с дочерью и внуком вернулись в Ростов. Туда же уехал и я со студентами.
Фронт приближался к Ростозу. Город подвергался бомбардировкам, многие здания были разрушены, в том числе и один учебный корпус университета. Сгорела и его библиотека. Университету было дано распоряжение готовиться к эвакуации. Как председатель месткома я настаивал на немедленном отъезде семей и на энергичной подготовке вывоза университетского имущества. Нам предоставили вагоны и началась погрузка. В вестибюлях и коридорах стояли сотни ящиков с упакованным оборудованием и книгами, которые постепенно вывозились на вокзал. На подступах к городу и на улицах сооружались укрепления, заграждения и рвы.