Броневержец

— А чего не стал?

— Не хотел! Мне в школьных мастерских больше нравилось работать. Мне наш учитель труда тоже говорил: «Быть тебе, Леха, токарем-карусельщиком!» А литераторша, как стихи учить задавала, так всегда меня потом на уроках спрашивала. Я хорошо читал! С выражением!

Леха резко махнул рукой и тут же охнул, ухватившись за бок.

— Болит? — Рахимов участливо тронул его за плечо.

— Нормально. Главное — добрались мы с тобой, не пропали…

— Зачем пропадать? — Рахимов развел руками. — Мы, как гайки с тобой, один колесо держим. Теперь не раскрутишь!

— Молодец ты, Шурик, философ образованный. Щас пожрем и… — Тут Леха снова резко поднял руку, прерывая разговор.

Вдали как будто ударил раскат грома.

— Гроза, что ли? — Леха прислушался, глядя на низко висящие тучи. — Или рвануло чего?

Рахимов тоже навострил слух. Издали едва слышно стал доноситься дробный треск, похожий на разрывающийся при пожаре шифер.

— Стрельба! — Леха стал беспокойно оглядываться по сторонам.

— Стрельба! — подтвердил Рахимов. — Сильно стреляют. Там! — Он указал за поворот по направлению дороги. — Кто стреляет?!

— Откуда я знаю?! — Леха плюнул на землю. — Опять мы с тобой вляпались?! Вот, черт! Ну никакого сладу нет! То хрен короток, то рубаха длинна! — Он махнул рукой. — Полезли в бэтээр!

— Ехать будем?!

— А бес его знает! Залезай к пулеметам! Хотя… — Он указал на дорогу: — Глянь-ка, летучка едет! Щас разберемся…

Из-за поворота, подскакивая на ухабах, к ним мчался военный «ЗИЛ-131» с будкой техпомощи, называемый в народе летучкой.

Завидев стоявший у реки бэтээр, водитель «ЗИЛа» свернул к ним и, не доехав нескольких метров, резко затормозил. На кабине и будке машины зияли пулевые отверстия. Лобовое стекло обсыпалось, торча по краям щербатыми белыми зазубринами.

Из кабины выпрыгнул водитель. Лицо его было бледным. Прерывисто дыша, он силился связать речь, но вместо этого наружу вырывалось лишь:

— Там… в кабине… А там наши… Бээмпэшка на мине! Я развернуться успел! В кабине… раненый! Помогите!

Леха открыл пассажирскую дверь «ЗИЛа» и едва удержал рухнувшего на него из кабины солдата. Тело было тяжелым. Леха присел от боли в ребрах.

Рахимов с водителем вытащили солдата и положили на землю.

— Убитый он! — вскрикнул Рахимов, вытирая о свой бушлат запачканные кровью руки. — Все! Убитый!

— Не ори, Шурик! — Леха быстро расстегнул прострелянный спереди бушлат солдата. По низу его живота расплывалось большое красное пятно. Одежда под пятном мешковато вспучилась, облегая вылезшие наружу кишки. Солдат не дышал, пульса не было. Полуоткрытые глаза смотрели не мигая на склонившихся к нему людей. Леха быстро запахнул бушлат и спросил, обращаясь к водителю: — Как фамилия?

— Его? — переспросил водитель.

— Твоя! Епрст! Им я уже не накомандую!

— Моя — Крючков!

— Забери из машины оружие — и сюда! Шевелись! — Он подхватил убитого под мышки. — Шурик, давай его в бэтээр!

Водитель забрал из «ЗИЛа» автоматы, быстро вернулся и помог втащить тело в боевое отделение через боковой люк.

Леха мельком и с сожалением глянул на Рахимова, как бы извиняясь, за преждевременно сказанные им всего несколько минут назад обнадеживающие мечтательные слова.

Рахимов почувствовал, уловил его мысли и поднял глаза к пулеметам.

— Помогать надо! — ответил он, выпрямляясь на сиденье стрелка.

— Крючков, залезай быстрее! Поехали! — крикнул Леха.

— А моя машина?!

— Лезь сюда, говорю! Дорогу показывать будешь! Да и прибьют тебя тут, обосраться не успеешь!

Леха резко вырулил на дорогу.

— Далеко до них?!

— С километр! — отвечал Крючков. — За вторым поворотом! Я за бээмпэшкой ехал. Вдруг: бах! Дымяра! Она на мине скакнула, только катки, как горох, поотлетали! А с бугра по нам очередями! Ваську, — он кивнул на убитого, — сразу цепанули, он даже не крикнул. А я развернулся, и ходу! Зажали там наших!

— Стреляют они, значит, живой! Помогать будем! — говорил Рахимов, вращая башню.

Леха давил на газ, глядя в триплексы. Подвеска бэтээра мягко принимала ухабистую дорогу, раскачивая из стороны в сторону их бронированное убежище, ставшее почти родным за время скитаний. Звуки стрельбы доносились уже отчетливо, несмотря на плотно закрытые люки.

— Та-а-ак, первый поворот есть… — констатировал Леха. — Крючков, за вторым поворотом наши сразу стоят или подальше?

— Чуток дальше, прямо посередке дороги, напротив холма. Душманы наверху, по правой стороне.

— Ну, готовьтесь мужики, подъезжаем! Шурик, я наискосок стану, чтоб ты пулеметами на бугор достал! В бэтээре один останешься, пока мы там разбираться будем, что к чему. Понял?!

— Понял, понял! — Рахимов уже разворачивал башню в правую сторону.

— Крючков, мы с тобой сразу через боковой люк наружу полезем. Только быстро!

Поворот приближался, постепенно открываясь за придорожным откосом. Леха сильно уперся перевязанным разбитым лбом в кожаную подушечку над триплексом, испытывая наслаждение от пульсирующей, заглушающей все посторонние мысли боли. Его липкое, потное тело источало сильное тепло, а рассудок приобрел совершенно ясное, лишенное усталости, возбужденное состояние. На миг ему показалось, что это не он, а кто-то другой крутит баранку. Он сосредоточенно смотрел на холм, поливающий трассирующими пулями дорогу за поворотом. Закладывая разогнавшийся бэтээр в узкую дорожную извилину, он медленно цедил сквозь зубы, подъезжая к повороту:

— Вот он, вот, вот, вот… — И уже выкрикнул во все горло: — Шурик! Давай!

Рахимов открыл огонь по вершине холма.

На дороге, припав на левый бок, стояла подорванная БМП. За ней прятались, отстреливаясь, четверо солдат. Еще три бойца залегли справа у самого откоса и тоже отстреливались, укрываясь за камнями. Остальных Леха не успел разглядеть. С бугра летели трассеры. Отскакивая рикошетом от корпуса бронемашины, они, как испуганные светлячки, разлетались во все стороны, вонзаясь в камни и плюхаясь в реку.

Леха подогнал бэтээр почти вплотную, поравнявшись с бээмпэшкой, съехав левыми колесами под откос дороги. Корпус бэтээра сильно накренился, отчего угол подъема пулеметов стал выше, а Рахимов уже прицельно бил по склону холма длинными очередями, стараясь подавить огневые точки.

— Давай, Крючков, я первый полезу… — Отстранив бойца, Леха вывалился из бокового люка на землю. Следом за ним выпал Крючков.

Пригибаясь от зыкающих по броне пуль, Леха прижался к корпусу БМП.

Один из бойцов обрадованно спросил его:

— Че, наши едут?!

— Едут! — ответил Леха. — Все уже тут! — Он глянул на люк бэтээра, из которого они только что выбрались. Люк находился высоко на боку брони. Забраться через него назад под обстрелом было весьма проблематично. — Кто у вас старший?! — спросил он.

— На той стороне, — ответил боец. — Ефрейтор Казьмин.

Леха посмотрел на Крючкова. Тот вроде бы уже оправился от испуга.

— Останешься здесь! — Он подкрался к задней части БМП и, прячась за раскрытую десантную дверь, что есть мочи, стараясь перекричать стрельбу Рахимова, позвал:

— Казьмин! Казьмин! Ты живой?!

— Живой! — отозвался голос с той стороны.

Леха снова обратился к сидящим на изготовку бойцам:

— Мужики, под бэтээр не лезьте. Колеса прострелят, придавит.

— А подкачка? — спросил Крючков, по лицу которого было понятно, что он первым бы занял оборону под брюхом бэтээра.

— Да какая там… не спасет она. — Леха отрицательно дернул головой. — Короче, я — туда, прикрывайте! Огонь!

Под залп автоматов Леха рванулся вперед, и казалось, перелетел через дорогу, не коснувшись земли. Он растянулся у откоса, ударившись больным боком, застонал и скрючился от сильного болевого прострела.

— Ранены? — Над ним склонился невысокий круглолицый боец с ефрейторскими лычками на погонах, подтягивая стволом к себе отлетевший в сторону Лехин автомат.

— Нет, — корчась от боли, простонал Леха.