Занимательная физика отношений

При хорошем раскладе кому-то интересны его, выросшего ребенка, способности, возможности, данные и то, что он может сделать. При раскладе совсем отличном кому-то могут понравиться его данные внешние или ум, или манера двигаться. Словом, что-то такое, для чего не особенно нужно напрягаться. (Ну до определенного возраста). Но даже и здесь его любят за то, что он развлекает. И чем дальше, тем больше приходится все равно делать, чтобы нравиться-развлекать и не наскучить.

В тот момент, когда человек окончательно осознает себя совершенно одним, перестает надеяться, что «высший глаз» присмотрит, а «высшая рука» поддержит тем или иным способом, он становится ответственным — взрослым. И начинает бояться: за себя, за завтрашний день, за тех, за кого отвечает. Появляется серьезное отношение к жизни. И пропадает магия высших сил, вера в любящий мир. Или, если хотите, чувство любимости пропадает. Нет, мир и люди по-прежнему не враждебны (хотя в момент перехода-осознания многим кажется именно так). Все гораздо хуже. Миру, людям, нет никакого дела. Вообще. И тебя — такого уникального — могут размазать не «за что-то», не из зависти и злобы. А походя. Случайно. Просто так. Nothing personal.

И вот теперь, когда магия исчезла, «объективная картина мира» заставляет все время морщить лоб. Напрягаться. Предусматривать. Подстраховываться. Рвать на себя и рваться вперед. Сначала с юным апломбом покорителя мира. Потом со страстью опаздывающего на последний поезд. Потом с безысходностью осознавшего, что никакого поезда нет, а ехать надо.

У взрослости есть разные состояния. «Я один, все меня бросили, люди — сволочи» — обычно сразу после перелома. «Я один, сам по себе, и это круто, буду самодостаточным!» — когда много сил, а шишек в неподстрахованной жизни набито еще мало. «Я один, мне никто не поможет, надо быть осторожным и внимательно смотреть по сторонам» — еще позже. «Я один, но если следовать правилам, не высовываться и быть как все, то пронесет или эти все прикроют» — и такое бывает. «Я один, и это значит, что одиночкам надо держаться друг за друга, сотрудничать, помогать выживать.» — не самый плохой вариант.

Но есть и те, кому везет. Везет не стать взрослыми или перестать ими быть. В самом хорошем смысле.

Есть те, кому везет вновь оказаться кому-то нужными просто так. Просто за то, что они есть. И снова кто-то присматривает, помогает, не спит ночей и подставляет плечо — не в обмен. Не за плату, не по уговору, не по обязанности. Потому что так хочет. Потому что не представляет, что может быть иначе. Потому что любит.

Вообще-то это неправда, что просто так. Обычно если его так любят, а он — нет, редко кто купается в такой любви как в счастье. По крайней мере редко кто долго. Потому что тот, второй, все-таки хочет в ответ. Ни много, ни мало — любви. Такой же. А нелюбящего это напрягает. Потому что ему, нелюбящему, не предусмотреть всего, не оказаться везде, не подхватить все мелочи, как ни напоминай себе, как ни уговаривай себя. Потому что нелюбящему тяжело изображать любовь даже частично. А любящему в этом никакой тягости и нет. Это ему как дышать.

Так что везет не всем. Везет — совершенно уникально и непостижимо — тем, кто ухитрился вляпаться в такое иррациональное, несправедливое, незаслуженное чувство взаимно. Именно тогда снова зажигается в душе настоящий огонь той самой детской веры, что ты кому-то больше всего в жизни нужен просто так, и что так будет всегда. То есть что ничего специально тебе делать не надо.

Для того, чтобы не пришлось вместо настоящего огня рисовать картонный факел и психологическими ухищрениями себя обманывать, что огонь-де, настоящий, чтобы не «делать золото из дерьма», нужны именно обе составляющие:

— тебя любят просто так и

— так будет всегда.

Вот тогда все и случается. Тогда видавший виды подозрительный, пессимистичный, рациональный и недоверчивый к подаркам жизни (с каждым годом все более!) взрослый мозг вдруг обретает практически всю первозданную радость детства. Нет, человек не глупеет. (Хотя часто в глазах окружающих вдруг начинает вести себя… странно). Просто многое, что важно и нужно для человека одинокого и людям в основном безразличного, теперь становится совсем не важно. Потому что жизнь из рутины снова становится радостью. Потому что завтрашний день снова сулит не «выживание», а интерес и новые подарки. Потому что жить снова не «приходится», а… ну, вы понимаете.

И потому что так будет всегда.

Приложение

Тимур Гагин

Филькина грамота

(комедия)

Дядя Феофилакт

Тетя Зоя

Племянник Степан

Лиза

Тамара

Лия

Оксана

Действие первое

Картина первая

Дядя (рассматривает бумажки). Ну-с, недурно, недурно. Два месяца стажировки в Верблюжове не прошли даром. Вот тут в двух местах ошибочки. Явное незнание фундаментального труда Маргариты Кинутой «Запудри ей мозги ее же пудрой».

Племянник. В верблюжовской избе-читальне этого не было.

Дядя. А что было?

Племянник. «Сельская жизнь», «Крестьянка»…

Дядя (мечтательно). Благодать! Невозделанное поле, неопытные веснушчатые колхозницы, никакого понятия о Сен-Лоране, Кардене, опять-таки сеновалы…

Племянник. Гармонисты, трактористы, агрономы, быки.

Дядя. Гм, мы отвлеклись. Словом, очень неплохо. Будем считать, что ознакомительная практика удалась. Остался город.

Племянник. Ну, дядя, это сложнее.

Дядя. Не боги горшки разбивают. Вот тебе контрольный вопрос: типы женского обаяния.

Племянник. Нежная, неординарная, блестящая, очаровательная, ненавязчивая…(дядя отбирает шпаргалку) Красивая… Ну, с большими глазами. Большая. Умная?..

Дядя. Не выдумывай. Китайский трактат «Помни о свадьбе» тобою не освоен. Но в целом неплохо.

Племянник. Правда, дядя?

Дядя. В известной степени. Ладно, переходим к практическим занятиям. Я задавал «Томное очарование непосредственности», вариант Д.

Племянник. Дядя! Она меня не любит!

Дядя. Как? Опять?!

Племянник. Да, дядюшка, я говорю ей: «Родная, я не могу без тебя жить больше». А она: «Живи меньше». Я говорю: «Я обожаю женскую красоту». А она: «Не разделяю твоего увлечения». Дядя, я этого не переживу. Три раза за последнюю неделю! Мое сердце разбито.

Дядя. Ну, ну, радость моя, успокойся. Если бы я так чашки бил, как ты сердце, мне бы не из чего было бы напоить тебя чаем. (Наливает чаю) Хлебни-ка, Степа, от сердца помогает. Зверобой, тетя Зоя собирала.

Племянник (хлебает). Дядя! (в отчаяньи) Ну никогда, никогда ни одна со школы не ответила мне взаимностью, ни одна. Научи, дядя, я ведь твой племянник. Ты можешь, дядя. Все семь теть, которых ты бросил, любят тебя по-прежнему. Восьмая души в тебе не чает. Дядя, научи. (плачет)

Дядя. Ну-ну.

Племянник. Она говорит: «У тебя нос». А почему нет? Куда мне его девать? Тебе тети говорили, что у тебя нос?

Дядя (в сторону). Меня даже с ним оставляли. Но редко, редко.

Племянник. Она говорит: «У тебя нос прищемляет мне глаз». А как быть, если уже, кажется, пора целоваться?

Дядя. Ну, это дело нехитрое: руками голову попридержал, наклонил, вздохнул нежно — и готово. А нос? Нос держи по ветру.

Племянник. Научи, дядя, научи, я пойму, я же у тебя способный.

Дядя. Ну, так и быть, слушай…

Картина вторая