Страница 173 из 184
— Так это что, тот капитан М. про которого в газетах писали?
— Ну вот, и до штурмана, наконец, дошло, — подколол борттехник. — Про это и говорю.
— А про второго что узнал? — спросил командир экипажа, чуть сдвигая шлем, чтоб лучше было слышно.
— Тоже Герой. С ротой танков прорвался к немцам в тыл, две недели катался по их тылам. Уничтожил шестнадцать немецких колонн. Одну огромную, свыше семисот машин.
— Сколько — сколько? — переспросил командир.
— Свыше семисот, — повторил Рогозин.
— А теперь скажи мне Жора, они что, тебе всё так и рассказывали?
— Да нет, я на месте своём сидел. Они между собой говорили. Думают, если мотор гудит, то и не слышно ничего. А у меня слух музыкальный и шума наших двигателей, если они нормально работают, я не замечаю.
— Да, действительно памятный рейс, — выразил своё мнение командир. — Но об этом лучше помалкивайте. Особист то чужой не зря здесь крутился.
— Особист этот из батальона Михайлова, — блеснул знаниями борттехник.
— А с каких это пор особисты появились в батальонах? — спросил штурман. — Они же вроде при полках.
— Изюмов тоже об этом спросил. Михайлов сказал, что из Москвы прислали, — поделился услышанным Жора.
— Всё! — остановил командир Рогозина. — Никто ничего не слышал. И никто никому ничего не говорил. Тебя, Жора, предупреждаю особо. Везли двух капитанов в Москву и раненых. Ни фамилий, ни имён. Об остальном будешь после войны рассказывать. Иди и следи за салоном, и уши больше не грёй.
— Есть, товарищ майор, — слегка обидевшись, сказал борттехник.
— Через часок предложи всем чаю. Анастасия наверняка опять голодная.
Глеб в течение часа просматривал небо в поисках истребителей противника. Через час, посчитав, что самолёт уже километров на двести пятьдесят забрался на восток и немцев больше не будет, опять проник в салон.
Изюмов подкатывался к Настеньке, Борис с Натальей обсуждали то, что увидели в иллюминаторы. Борттехник, почему то грустный, сидел на своём стульчике и скучал. Всё было нормально.
Глеб подошел к раненым. Начал по порядку с правого борта. Первые носилки устанавливались прямо на полу, потом два яруса вверх. Вдоль каждого борта самолёта лежало по девять человек. Прикоснулся к бойцу руками. Боец, лежавший без сознания, сразу открыл глаза. Через секунду муть из глаз ушла, и он начал осматриваться. Глеб перешёл к следующему. После повышение ранга, исцеление у Хранителя занимало несколько секунд. Лишь на одного сержант потратил секунд двадцать, видно состояние было безнадёжным. За десять минут он обошёл всех.
Пассажиры не видели, что творится за их спиной. Рогозин тоже не видел, пока Глеб работал по правому борту, закрытый от него пассажирами. Но вот когда сержант перешёл на левую сторону, то глаза Жоры полезли на лоб. Он увидел светящиеся руки, которые на несколько мгновений касались раненых. Сначала он испугался, а потом вспомнил ходившие в шестой армии рассказы о Хранителе, который излечивает бойцов руками. Чуть не вырвавшийся крик он задавил, и теперь напряжённо наблюдал за обстановкой, решая вопрос, доложить командиру немедленно или немного погодя.
Раненые сразу захотели пить и есть. Бачок с кипячёной водой был, а вот еды не было. Настенька забегала с кружкой, поя всех подряд. Двое попросились в туалет.
— Какой вам туалет, вам вставать месяц нельзя!
— Отстёгивай дочка, не надо утку, сам дойду, — говорил пожилой красноармеец. Раненые заволновались, нащупав страховочные ремни, притягивающие их к носилкам.
— Глеб, это ты их вылечил? — догадался спросить Михайлов.
— Да, не могу же я мимо раненых бойцов пройти!
Тогда комбат встал, повернулся к раненым и громко сказал:
— Товарищи раненые, вы находитесь в санитарном самолёте. Вас везут в Москву в госпиталь. Не волнуйтесь. У вас лежачие места на носилках. Чтобы вы не вывалились при манёврах самолёта, пристёгнуты ремнями. Медсестра обойдёт каждого и сделает всё необходимое. Приятного полёта, выздоравливайте.
— Молодец, Боря. А я что-то сразу и не сообразил, что народ испугается.
— Лежите родненькие, успокаивала их Настенька. Через три часа прилетим.
— Им надо что-то поесть, — сказал Борису Глеб. — Организм требует пищи для восстановления утраченных функций. Надо было мне им перед самой посадкой помощь оказать, но двое уже плохи были. Спроси у экипажа, может у них чего в загашнике есть.
Комбат повернулся кабине, но борттехника на стульчике не было.
— Командир, держи штурвал крепче, — заявил влетевший в кабину Жора. — Нас посетил Хранитель! На корабле бунт!
— И что пассажиры хотят?
— Бунтуют раненые! Которых излечил Хранитель!
— Бунт пресечь, узнать что хотят, требования удовлетворить!
— Командир, я серьёзно! — взвыл Жора.
В это время дверь кабины открылась ещё раз.
— Капитан Михайлов. Мужики, у вас ничего раненым поесть нет?
— Жора, выдай капитану весь наш паёк, — оглянувшись, распорядился майор Степанов. — И чаю вскипяти большой чайник с сахаром.
— Спасибо, — сказал комбат. Он вернулся в салон и взялся за свою сумку. Старшина положил четыре банки тушёнки и булку хлеба. Борис достал всё съедобное и две ложки наружу. Поймав метавшуюся с кружкой Настю, сказал:
— Ты не волнуйся, они все на поправку резко пошли. Их сейчас накормить надо. Гена, если есть что из еды, то доставай, будем раненых кормить, — заметив взгляд капитана, сказал он Изюмову. — И ты Наталья тоже впрягайся, — озадачил он жену.
Жора притащил пять банок тушёнки и булку хлеба. У Гены нашлось две банки рыбных консервов.
— С левого борта сзади двое раненых тяжёлых. Нижний и верхний. Всем дайте по полбанки тушёнки с хлебом, а этим ещё и рыбные консервы, — распорядился Глеб.
Комбат начал ножом взрезать банки и резать хлеб.
— Давайте, девчонки кормите раненых, всем по полбанки тушенки с хлебом и чай с сахаром командир обещал.
Ложек нашлось шесть штук, кружек тоже шесть. Жора притащил чайник и разливал. Пить и есть лёжа очень тяжело. Надо человека хоть чуть-чуть приподнять. Поэтому пришлось всех лежачих отстегнуть. Комбат и Изюмов чуть приподнимали за плечи больных, девчата кормили, некоторые ели сами. Нижний ряд, оказалось, накормить тяжелее всего. Приходилось вставать на колени. Но за полчаса управились. Тяжёлым больным скормили и рыбную консерву.
Выпив чаю, крайний боец, с которого Глеб начал лечение, сказал:
— Вот не верил я в Хранителя, думал сказки всё это. А теперь верю, сам видел!
— И что же ты видел? — тут же раздалось сбоку
— Руки светящиеся, вон над тем хлопцем долго висели, — показал он пальцем на противоположный ряд. — А над остальными по несколько секунд. Так что прилетим в Москву здоровыми. Полежим недельку, как водится, Москву посмотрим, и назад, на фронт.
Жора пошел ставить второй чайник. Вернувшись, вручил Анастасии плитку шоколада:
— Это для девушек к чаю, командир прислал.
— Спасибо, — зарделась Настя. И честно поделилась с Натальей.
Сладкий горячий чай был хорош. Боря пил с удовольствием, да и все остальные тоже. Раненые, поев, уснули, лишь двое продолжали обсуждать появление Хранителя.
К комбату подошёл борттехник и тихо, чтобы никто не слышал, сказал:
— Товарищ капитан, командир просит зайти в кабину.
— Майор Степанов, — представился лётчик. — Капитан, как думаешь, стоит мне своему особисту докладывать, что нас посетил Хранитель?
— Пусть доложит, но точку на маршруте укажет в полосе шестой или пятой армии не дальше Ровно.
— Спасибо, капитан, — поблагодарил командир экипажа, когда Борис продублировал ему слова Глеба. — А то дела вокруг пошли секретные, а мы к ним не привыкли.
— Если что, — сошлётесь на меня, сказал Борис. — Капитан Михайлов. — Да и не будет никакого шума. В Москве нас встретят.
" А ведь могут и встретить! — подумал Глеб. — Но не те, кому надо!"
— Боря, спроси, они обычно на каком аэродроме приземляются?