Короли побежденных

После этого мой побратим приосанился, возмужал на глазах, опрокинул в себя кружку довольно сомнительного эля и шепотом предложил увести его отсюда поскорее, иначе он не ручается за свой рассудок и свои деньги.

Стемнело. С залива на город наползал туман. Мы с Йоргом сидели на нагретых за день камнях у городской стены и смотрели на утыканную черными крестами мачт гавань, на спрятавшийся среди густых деревьев посад, на серебристую мерцающую воду.

— Слушай, побратим, что ты думаешь, — сказал я, — если мы перезимуем здесь, а весной наймемся на какой-нибудь корабль?

Йорг в ответ только фыркнул:

— Ты, ненасытный! Давай перезимуем, а там видно будет.

— Но сам план тебе нравится?

Йорг вздохнул:

— Тебя пустить в соляные шахты в Таросе, ты бы, наверное, до Сердца Тьмы добрался.

— Да, кстати, я вдруг вспомнил… Все хотел спросить, тебя-то каким ветром сдуло на север?

— Даже не знаю, как сказать…

— Честно.

— Смеяться не будешь?

— С чего бы?

— С того, что за тобой.

— Как?

— Как слышал. Я тебя видел на охоте раз и другой, как ты скачешь впереди всех, словно Ражден Меченосец. И мне всегда хотелось, чтобы у меня был такой друг. Я глупости говорю, да?

Я покраснел.

— Да нет, я понимаю. У меня тоже никогда не было друга. Нет, вру, был и сейчас есть, только он не из Людей Меча и не может быть мне побратимом. Так что я тоже рад, что мы встретились. Только не говори больше про Раждена Меченосца… И не думай тоже. Я когда-то тоже верил во что-то такое и сны даже видел, а потом понял, что это все ерунда и до добра не доведет.

Тут я окончательно смешался.

Йоргова честность частенько лишала меня дара речи. Мне было по-настоящему стыдно, но я знал, что не смогу ответить ему тем же. Он был для меня словно младший брат, о нем можно заботиться, опекать, но откровенничать с ним — Огонь оборони!

Я опустил глаза, прикидывая, на что бы перевести разговор, и вдруг вскрикнул: в посаде на всех холмах и пригорках внезапно запылали огни. (Ветер дул с моря, а потому мы не почуяли прежде запаха дыма.) Сперва я даже подумал, уж не мятеж ли? Но потом увидел просто огромные костры и тени вокруг них, да нет, не тени, а люди, кружатся, подскакивают, бьют в ладоши.

Я вскочил на ноги, но все равно отсюда было ничего толком не разглядеть, деревья мешали, а вниз бежать страшновато.

— Йорг, что это? Кто это? Ты знаешь? — И вдруг понял. — Йорг, это они, это ашен, да? У них тоже праздник? Смотри, танцуют!

— Откуда мне знать? — Йорг сделал охранительный знак. — Наверное, темные игрища. Пойдем отсюда.

— Погоди! Они правда пляшут, смотри! И поют, наверное. Жаль, ветер голоса относит.

Йорг зябко передернул плечами:

— Пошли, Ражден, поздно уже. Нам завтра к Законоговорителю, не забыл? Будем перед ним глазами спросонок хлопать, ровно две совы.

Эврар, Законоговоритель Линкариона, принял нас назавтра поутру и уделил нам едва ли больше четверти часа. К этому времени я уже знал все о его заботах (если кто подумал, что я в Гавани только разминал кулаки, то он здорово ошибся), а потому простил законнику столь нелюбезный прием.

Эврар числил в своих предках Меченосцев, освободивших некогда Линкарион от тардов и ашенов, собственно, из его семейства вышли первые церетские владетели этой земли. Однако сам Эврар сидел сейчас на краешке трона, и этот трон из-под него потихоньку вытаскивал здешний Совет Лучших, состоящий, как нетрудно догадаться, в основном из удачливых торговцев и хозяев кораблей. Разумеется, ходили упорные слухи о том, что по жилам многих из здешних Лучших течет не только истинная, церетская, но и тардская или даже ашенская кровь. Поначалу Совет, радея якобы о пользе бедных горожан, выкупил у прадедушки Эврара земли городского посада. Затем Эвраров отец вынужден был расстаться со Средним Городом — землями вокруг Гавани. Городские цеха и корабельщики дружно поднимали цены, а Законоговоритель должен жить на широкую ногу, подкармливать бедняков и щедро жертвовать на Храмы. Так что семья Эврара была вынуждена распродавать свои земли, только чтобы не идти по улицам с сумой.

Теперь Эврар владел лишь Новым Городом (сто шагов в длину, сто в ширину) и маленьким поселком в самом устье залива на выходе в море. Но все знали, что город не успокоится, пока не отберет и это. Линкариону больше не нужны были князья, пусть даже они назывались Законоговорителями, город хотел свободы, свободной торговли, его пленяли разговоры о корабельном союзе, основанном на одном из ашенских островов, о защите и неслыханных торговых привилегиях, которые этот союз обещал своим членам. И по всему по этому Эврар ждал сейчас от Законоговорителя Тароса более действенной помощи, нежели два желторотых рыцаря. А потому он без долгих разговоров отправил нас еще дальше на север, в Каларис — Оленье Городище, самую северную миссию Людей Слова. Туда, где среди поселений диких, не принявших еще сердцем Огонь тардов строился сейчас новый Храм. Нам предстояло вместе с тамошней дружиной оберегать покой его Строителей.

Выйдя от Законоговорителя, мы долго и с возмущением беседовали о том, до какой низости дошел здешний Совет, променявший заветы Лаура и Раждена на презренную монету. Не сошлись мы в одном. Я полагал, что это дикая кровь тардов развратила сердца линкарионцев, Йорг же был твердо уверен, что дело не обошлось без темного колдовства Людей Пепла.

Глава 4

Я слышу во сне, как поют мечи в ножнах. Это похоже на глухой шелест или гул, идущий из глубины, он то и дело прерывается короткими резкими вскриками, будто сталь задыхается от нетерпения. Что-то хлопает раз, другой, я слышу перестук десятка бегущих ног, и тут сон, отхлынув, оставляет меня в темноте, потом кто-то распахивает дверь и кричит:

— Южане, вставайте! Храм горит! Тарды во дворе!

Мы с Йоргом вскакиваем. За окном столб пламени — горит сторожевая башня. Похватав оружие, сбегаем вниз по лестнице. По двору мечется дюжина всадников в коротких кольчугах. Здесь же вся линкарионская дружина — в спешке, в суматохе каждый бросается навстречу ближайшему врагу. Над моей головой свистит сталь. Я отражаю удар, не успев даже увидеть лица напавшего тарда, хочу стащить его с коня, но тут слышу голос Йорга: «Обернись!» Отскакиваю назад, чудом избежав удара в шею, и скрещиваю мечи уже с новым противником. Все это больше похоже на пляску на канате, чем на бой. Нас почти вдвое больше. Тарды сбились в кучу, отступают, трое из них уже лежат на земле. Мы бросаемся наперерез, хотим закрыть ворота, но пришельцы вытаскивают из-за спины короткие луки и осыпают нас стрелами. Приходится прятаться за стены. Тарды ускакали. Служители Храма пытаются потушить огонь. У малыша Йорга течет по щеке кровь. Он небрежно обтирает ее краем ладони.

— В погоню! Не дадим им уйти!

Мы бежим к конюшням. Вороной тоже только что проснулся. Он храпит, вскидывает голову, не хочет брать удила. Приходится зажать ему ноздри. На седло у меня уже нет времени. Вскакиваю прямо Вороному на спину и мчусь вместе со всеми в непроглядную темень.

Кто— то из линкарионцев кричит на скаку:

— Берите их живыми! За каждого пленного Наставник вам заплатит!

Мы врываемся в тардский поселок. Снова хлопают двери, вспыхивают факелы. Мужчины выскакивают нам навстречу, и я кричу от радости: они не бегут, они будут сражаться! Загорелись соломенные крыши, и вот мы уже можем увидеть своих врагов. И снова то же, что было в Оленьем, только мы и тарды поменялись местами. Свист-лязг, свист-лязг. Иногда меч глухо вздыхает, встречая на своем пути вместо стали живую плоть. Я пока что невредим, наверное, потому, что сражаюсь почти не думая. Однако мне удается оглушать тардов, а не убивать. Мы здесь не для этого. Защитники поселка один за другим валятся в грязь или разбегаются. Наши дружинники врываются в дома. На пороге одного из них я вижу высокого грозного на вид тарда. Он стоит, закрывая спиной дверь, и так ловко орудует мечом, что никому из наших не удается его достать. Двоим уже пришлось отскочить, зажимая раны. Я пробираюсь туда, опускаю меч в ножны, выхватываю из-за пояса цепник. Кричу тарду: