Страница 4 из 14
Ленка приподнимается, чтобы взять телефонную трубку.
— Ведь я же вам сказала, не волнуйтесь, — говорит в трубку Елена Петровна. — Я во вторник приду и холодильники разморожу. А вы только зря нервничаете…
ТРИНАДЦАТЫЙ ПОДСТАКАННИК
Город был пуст. Такие города часто видишь во сне: ни единого человека, лишь гонит ветер обрывки газет, и тень на углу, — не твоя тень, а просто так. И вот идет по нему Ленка, подняв воротник пальто, идет, перешагивая через трещины и выбоины, а навстречу — никого.
На самом деле вовсе не так. Потому что на вокзале теснота и неуют, и людей вроде полно, и поезд не опоздал, — просто знакомых лиц мало. Их и в городе мало.
Она отпросилась с работы, чтобы встретить Эдиту Бромберг. Отпустили ее с охотой, потому что на работе был один лишь старший преподаватель Нарбут, а он подозрительно часто заглядывал в деканат — раз пять, наверное. Что он там делал, в деканате, неизвестно, но возвращался довольный. На прошлой неделе в четверг он вот так же забежал в деканат и тоже был очень доволен, но, возвращаясь домой с работы, почему-то провалился в канализационный люк, и с тех пор левый ботинок у него перевязан веревкой. Старший преподаватель Нарбут тут ни при чем, он вообще человек хороший, а вот обувь у нас выпускают неважную… Так что Ленку он отпустил, потому что свидетелей надо убирать вовремя. И Ленка поехала себе на вокзал.
Доехала она как королева, в автобусе. Она бы в этот автобус не влезла, но, пока она штурмовала заднюю дверь, оттуда вывалился тоже очень довольный мужик с догом на поводке. Ленка, которая при виде собак теряла контроль над собой, тут же начала этого дога облизывать. Дог не возражал.
— Ах ты мой красавец, — ворковала Ленка. — Ах ты мой маленький…
Это был очень крупный дог. Его желтые глаза были на одном уровне с Ленкиными и глядели задумчиво.
— Господи! — с чувством сказал мужик, опираясь на холку дога. — Хоть один нормальный человек нашелся. Что они там, в автобусе, на меня кричали не понимаю!
Автобус был набит настолько, что туда вряд ли удалось бы затолкать пекинеса.
— Это же не люди, — сказала Ленка. — Это звери.
— А вам, девушка, в автобус надо? — оживленно спросил мужик.
— Было надо, — ответила Ленка.
Автобус не уезжал только потому, что из-за облепивших его людей не было видно колес.
— Момент, — сказал мужик. — Выдохните…
Он уткнул Ленке в спину растопыренную мозолистую пятерню и задал инициирующий толчок. Ленка выдохнула, оказавшись уже в автобусе. Мужик поддал ей под зад, утрамбовав хорошенько, и, пока двери закрывались долго и мучительно, все махал ей рукой и кричал:
— Счастливо доехать!
Так что она доехала. А у вокзала выходили все.
У поезда Москва — Одесса стояла Августа Леопольдовна с букетом алых роз.
— Думаешь, у кого она будет жить? — спросила она, брезгливо держа букет вниз головой. — Губерман со своей бандой эрудитов отплыл в Хайфу, он даже на интервью не поехал. Он так папе и сказал: «В гробу я видел это ваше интервью, когда тут сбывается мечта всей моей жизни. За счет спонсирующих организаций». У Сонечки Чеховой ремонт и разбитое сердце. А у меня все хорошо, правда, тараканов немножко много. Как ты думаешь, как она относится к тараканам?
— Вряд ли положительно.
— В Америке тоже тараканы есть. Я читала. Ты, кстати, чем кота кормишь?
— Мясом, — мрачно ответила Ленка. Кот держал в страхе всю семью.
— А я своего приучаю к тараканам. Ловлю, убиваю и даю. Только он почему-то их плохо ест. А ты на выставке коллекции Кнобеля была?
— Еще нет.
— Басанец отличный. Нечеловеческий просто Басанец. А вон и Эдиточка!
Эдиточка, разминая затекшие американские ноги, высовывалась из тамбура. На ней была очень добротная черная кожаная куртка. Предусмотрительно взятую запасную украли еще в Шереметьево.
— Эдиточка! — кричала Августа, вернув розы в исходное положение. Эдиточка! Как хорошо, что ты еще не была на выставке Кнобеля!
— Выпей еще вот этой наливки, — говорит Сонечка Чехова, подливая Ленке в стакан. — Это особенно хорошая наливка. Вот ты мне, Эда, скажи, — это уже к Бромберг, — что нужно в Америку брать? Казаны с собой нужно брать? Сковородки?
— Ну, если вам так дорога именно эта сковородка… — растерянно отвечает Эдита. Она уже полностью американизировалась, и ход мыслей Сонечки Чеховой ей несколько чужд.
— Подстаканники? Там есть подстаканники?
— Есть, наверное. Вообще-то я не прочь купить здесь пару хороших подстаканников.
— Вот видишь, — говорит Августа, поворачиваясь к Сонечке Чеховой. Ее артистические седины растрепались и стоят слегка дыбом. — Там нет подстаканников. Сходила бы ты на выставку Кнобеля, Сонечка! Там такой Басанец!
— Простите, — говорит мама Сонечки Чеховой глубоким интеллигентным голосом. — А английский учить надо?
Эдита смотрит на нее и икает. Потом неуверенно кивает.
— А насколько надо?
— Что значит насколько? — неожиданно взрывается Августа. — Вы понимаете, о чем вы говорите?
На столе Сонечкина наливка, икра из синих и гусь. Ленке уже дурно.
— Я хотела бы купить что-нибудь, — объясняет Эдита. — В новую квартиру. Картину с Одессой, или что-нибудь из металла. Медный чайник, например.
— Ты слышишь! — громким шепотом говорит мама Сонечки Чеховой. — У нее уже квартира!
— Ничего не покупай, — говорит Августа и решительным жестом придвигает тарелку поближе, — пока не увидишь Басанца.
Кафедра. Электронная почта. В Бостонский университет. От профессора Урицкого.
«Дорогой сын! Советую тебе обратить большое внимание на те научные проблемы, название которых я выделил курсивом. Зайди в библиотеку Бостонского университета, я думаю, что ты сможешь подобрать себе какую-нибудь литературу. Библиотека, говорят, там неплохая. Я послал тебе список профессоров, с которыми можно наладить контакты. Ты спрашиваешь, здороваться ли тебе с доктором Брауном. Обязательно поздоровайся, но руку пожимать не надо, не знаю, есть ли у них такой обычай. С профессором Дукером тоже обязательно поздоровайся. Я пришлю тебе со следующей электронной почтой разработки твоей диссертационной темы, обязательно покажи это профессору Цукеру, после того как ты с ним поздороваешься. Если возникнут затруднения, сообщи немедленно. На е-мэйле всегда есть дежурный. Твой папа».
— Ты видела это? — раздраженно говорит старший преподаватель Нарбут. Он в девять утра приходит ко мне на лекцию и спрашивает, отправили ли е-мэйл его сыну. Я говорю, нет еще. И тогда он начинает топать ногами и кричать: «Какая безответственность!». Я вынужден был пойти в деканат, немного развеяться.
— Нет, вот ты мне скажи, — задумчиво говорит доцент Антонов-Овсеенко. — Бронштейн с соседней кафедры, лысый такой, знаешь? Так вот, он уже в Мексике. Как он умудрился, ты мне скажи? И Каплан, говорят, собирается. Я к нему подошел, говорю: «Как ты это устроил?» — а он нагло глядит мне в глаза и усмехается.
— Да ладно, не расстраивайся, — говорит Нарбут, — почитай лучше Макиавелли. «О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату». Стоит ли ходить в деканат? В шкафу тоже кое-что есть.
В оперном театре идет «Наталка-Полтавка». Собственно говоря, это еще не самое страшное. И вообще, приятно попасть в театр — освещенный, золоченый, уютный — с улицы, где туман и слякоть. Эдите, может, до этой Наталки дела и нет, но ей хочется сфотографировать театр, желательно ближе к потолку. Вообще-то она в свободное время занималась художественной фотографией и уже заделала целую серию снимков — бетонные стены с потеками плесени. Ленка никогда не думала, что у плесени может быть такая богатая цветовая гамма. Но золото и мрамор на кодаковской пленке тоже хорошо смотрятся.