На двух берегах

- Глупости! Понятно, глупости? Что это значит - «не хочу жить?» Ты где находишься? Ты - в армии. Твоя жизнь не принадлежит тебе.

- Задание провалилось… - не очень уверенно возразила она.

- Кто это тебе сказал? Это что, решение твоего командования? А если тебе бросят помощь? - Он возмутился для пущей убедительности:- Ишь ты! - Он даже передразнил ее:- «Задание провалилось…» И Мария, - как твоя фамилия? Ах да, Лунькова, - и Мария Лунькова для себя окончила войну. Пусть, мол, другие воюют!

Она смотрела на него растерянно и сердито - ее рыжеватые короткие брови сошлись над переносицей.

- Но…

- Никаких «но»! Ты что, хочешь порадовать их, что сдалась уже? Что внутри себя сдалась?

- Я их ненавижу! - Мария сжала кружку. - Возьми меня с собой. Возьми, Андрюша!

- Нет, - сказал он мягче, но все-таки определенно. - Нет. Если тебе, если вам с Николаем Никифоровичем удастся связаться в командованием, то как бы командование ни решило, ты будешь стоить дороже, чем простой диверсант. До конца войны еще далеко, и твои РД помогут нам больше, чем твоя стрельба.

- Ты, а ты… диверсант? - неожиданно спросила она. Этот вопрос тоже доказывал, что она поняла все верно, что чувство отчаяния, ненужности на земле, отчего она и сказала, что не хочет жить, что это чувство сейчас у нее погасло и что она будет поступать правильно.

Он зевнул, его все-таки еще клонило подремать.

- Нет. Я… Я просто человек, которому приходилось заниматься этим делом… - Он повернулся на бок. - Извини, я подремлю. Я уйду надолго. Дня на три. И вообще, ведь никогда не знаешь в таком деле, что с тобой будет через час. Так что, если есть возможность поспать, упускать ее нельзя. Так-то, Мария. Так-то, сестренка.

Он закрыл глаза, чувствуя, что спа накрывает его обоими полушубками, подтыкает их ему под бок.

Вольно или невольно, но Марию пришлось обмануть, он ушел не на три дня, он ушел на неделю. Ему было необходимо раздобыть винтовку. Конечно, ППШ является хорошим оружием, но оно годилось для ближнего боя в атаках, в контратаках, в лесу, в населенном пункте, то есть, когда ты с противником, как говорится, лицом к лицу, и скорострельность автомата и число патронов в магазине тут играют определяющую роль. Но ближний бой в этих обстоятельствах его совершенно не устраивал. В ближнем бою получить пулю - очень просто. Но если у тебя за спиной свой тыл, и если твоя рана не смертельна, то ты можешь или сам выйти, или можешь надеяться, что тебя выведут или вынесут. Конечно, если рана смертельна, тут разговор совсем другой, совсем другой. Но все-таки, когда у тебя за спиной свой тыл, когда ты наступаешь, то ППШ - автомат - отменное оружие.

Но сейчас, далеко от своих, находясь в глубоком окружении, не имея за спиной никакого тыла, если, конечно, не считать Марии в землянке, от которой он находился за многие километры, ближний бой для него был невыгоден. Не улыбался ему ближний бой! Никакой стороной не подходил он ему! Получи он пулю, предположим, даже в ногу, просто в икру, в бедренную мышцу, и берите его. На одной ноге далеко не уйдешь.

Нет, о ближнем бое даже думать не приходилось! Но вот бой с дистанции, с хорошей дистанции, ему подходил. Стрелял он отлично и мог потягаться с любым стрелком или любыми стрелками, тут у него было колоссальное преимущество. Он мог вывести из строя нескольких, стреляя внезапно, а потом уходить, уходить, уходить на лыжах хоть за сто километров, и поди догони его, поди перехвати! И так он мог повторять и раз, и два, и хоть пять раз! Но для боя в дистанции ему была нужна винтовка. Винтовка была крайне как необходима. Ее требовалось раздобыть.

Карта Тиши, карта-пятиверстка, давала ему ориентировку больше, чем на сто километров. Это был примерный радиус его действия. Радиус на три стороны света: на север и юг и на запад. Восточное направление он отбрасывал - чем восточнее бы он брал, тем плотнее там были немцы, а это его тоже не устраивало: в его одиночной войне бой с немцами должен был навязывать он, прикинув все выгоды для себя. Следовательно, он нуждался в маневре, высокая плотность немцев на востоке от него не давала этого маневра, и восточное направление отпадало. Но три остальных остались.

Уйдя от Марии на северо-запад, он на третий день занял позицию недалеко от довольно крупной деревеньки, полагая, что там-то полицейские есть. Именно у них он хотел добыть винтовку. Он прождал день, прождал второй и не напрасно: к полудню второго дня в деревне началось какое-то оживление - суетились люди, лаяли собаки, раздался даже один выстрел.

В снаряжении Тиши был бинокль. Сейчас этот бинокль помогал Андрею наблюдать с безопасного расстояния, но и через бинокль просматривались только окраины и кусочки улиц, а что происходило в самой середине деревни, он не знал, хотя именно туда и торопились люди.

Наконец, примерно через час, люди - взрослые и детвора - потянулись к западной околице, и он различил среди них сани, вокруг которых все сгрудились. На околице сани вырвались вперед, и лошаденка рысью потянула их по дороге, а около околицы собралась толпа, которую мужики с винтовками - он различал это в бинокль хорошо - Старались удержать. Но какие-то женщины и дети, обтекая вооруженных, все-таки прорвались к дороге и побежали за санями. Те, кто оттеснял толпу, дали несколько выстрелов в воздух, один из сидевших на санях тоже выстрелил, лошадь прибавила рыси, благо дорога шла под горку, сани оторвались от догонявших, и те, пробежав еще сколько-то, или остановились или, запыхавшись, перешли на шаг, и надежды у них догнать сани не осталось.

Все было ясно, кого-то увозили, кто-то пытался не дать это сделать, но безуспешно.

Андрей, держась далеко, так, чтобы его с саней не заметили, побежал параллельно им к леску, в которому вела дорога, и, так как лошадь скоро перешла с рыси на шаг, он сани опередил и выбрал позицию.

В санях сидело четверо: возница у передка, за его спиной еще кто-то, и двое по сторонам и сзади того, кто сидел за возницей. Возница и двое сзади были вооружены винтовками,а сидевший между ними держал за спиной связанные руки. Все было ясно: эти трое полицейских сопровождали арестованного в город, иначе куда бы они могли его везти?

Несколько мыслей вертелось в голове Андрея, пока он шел параллельно дорого. Во-первых, было заманчиво завладеть оружием в тих полицаев. Во-вторых, ему хотелось освободить арестованного, которого в городе, конечно, ждали допросы, возможно, и пытки, возможно, смерть. В-третьих, ему не очень улыбалась эта операция, так как он не был уверен в ее удачном исходе - полицаи зорко посматривали по сторонам, двое сзади держали винтовки наготове, лишь у возницы винтовка висела за спиной. И, в-четвертых, он понимал, что если ему удастся освободить арестованного, то этот человек не сможет вернуться туда, откуда его взяли, следовательно, должен будет идти с ним. Хоть какое-то время, но идти с ним. А этого-то Андрей не очень хотел - человек был без лыж, значит, мог двигаться по заснеженному лесу лишь километров пять в час.

С другой же стороны, этот человек мог связать его с партизанами, или с каким-то иным подпольем, или просто с честными людьми, а это значило много. Конечно же, хотелось и захватить винтовку и боеприпасы к ней, что тоже сыграло немалую роль в его решении, и он, замаскировавшись в придорожном кустарнике, лег и ждал, когда сани подъедут.

Толстобокая рыжая лошаденка довольно резво бежала на своих коротких нескладных ногах, пуская пар изо рта, екая селезенкой, отбрасывая из-под копыт горстки снега.

Андрей перевел флажок ППШ на одиночный. Он не мог стрелять очередью - ППШ рассеивает пули, и он боялся попасть в арестованного.

Он выстрелил по вознице, когда сани почти поравнялись с ним и возницу круп лошаденки не закрывал. От хлопка автомата лошадь дернула, оба живых полицейских то ли свалились, то ли намеренно спрыгнули с саней, сани не поехали дальше, так как убитый возница, упав на бок, потянул вожжи, и лошадь забрала с дороги.