На двух берегах

Ротный приказал старшине :

- К завтрашнему собрать ему сидор, чтоб кое-что и из трофеев. Чтоб проводить по-людски. Сбор на КП батальона завтра к двадцати ноль-ноль. Мне в роту нужны офицеры. Пол-Украины, Польша, Европа впереди. Ты отдаешь себе в этом отчет? С тебя два спроса - за себя и за людей. Мало самому воевать как надо. На этом этапе ты должен вести людей через войну. К победе, - ротньтй постучал кулаком по колену Андрея. - Ждем тебя через пять месяцев. Я жду. Ясно?

- Он и так взводный, - вставил Стас.

- Да. Сейчас взводный. Выучится, станет офицером; и глядишь, - ротный, - ротный не дал никому ничего возразить. - Армии нужны толковые люди, - ротный посмотрел на часы, потом вдруг накрыл их ладонью:- Не глядя? На память? А, Андрей?

Это была известная на фронте шутка меняться - «махаться» - часами не глядя. За свои плохонькие часы-штамповку ты мог получить хорошие, но мог получить и еще худшие. Но у ротного-то были прекрасные часы-браслет под платину со светящимся циферблатом. Так что ротный тут выгоду не искал. Он и правда хотел сделать этот обмен на память.

Андрей отстегнул свои часы и, пристегивая часы ротного, прочел надпись по-немецки: «Dem Geliebten von der Liebenden», что означало: «Любимому от любящей». Надпись шла по кругу, и внизу, где она смыкалась, чуть выше, были тончайше выгравированы две ладони, нежно держащие сердце. Ладони были узкие, изящные.

Они пожали друг другу руки. Ротный сел снова по-восточному.

- Заканчивай тут все. Бери людей и шагом марш в батальон. Вместо пополнения нам дают еще один пулемет. Людей бери побольше - захватишь ящика два патронов. Как рассветет, выберешь ОП1, подготовишь пару запасных. За печь набить ленты, найти наводчика, подобрать расчет. Ну как ноги, отошли?

1 ОП - огневая позиция.

- Отходят! - ответил Андрей, все еще грея ступни. Он вытер их сухой портянкой и сейчас ощущал, как приятно им от тепла костерка. Все так же сидя на полах шинели, он расстегнул крючки, распахнул шинель и стал греть грудь и живот и почувствовал, что вот-вот уснет.

Степанчик накрыл ладонью свои часы.

- Махнем? Не глядя. Махнем, Андрюха?

Конечно, Степанчик знал, что никто с ним часами меняться не будет - у него были наши довоенные часы - здоровенные, толстые, хоть коли ими сахар, забивай гвозди, они, наверное, могли бы сгодиться и в рукопашной: дай такими часами фрицу в висок, и фриц свалится, и они так громко тикали, что их слышал не только сам Степанчик, но и те люди, которые были с ним рядом. Но шли они точно, не останавливались, и Степанчик в ответ на насмешки обычно отвечал:

- Тюрехлеб ты! Ну что понимаешь?

- Отставить! - приказал ротный. - Махальщик какой.

Андрей было засмеялся, но сразу же и закашлялся.

- Вот-вот. Как в бочку, - сказал санинструктор. - Надо на ПМП. Пусть зайдет на ПМП, - повторил санинструктор на этот раз для ротного.

Может, не надо? - Андрей соображал, кого взять с собой за пулеметом, как дотащить еще коробки и патроны, где поставить пулемет, кого для начала назначить в расчет. - Мне вроде легче. С сухими ногами должно все пройти. - Идти на ПМП ему не хотелось.

Он зрительно представил себе, как выглядит днем местность перед той частью траншеи, которую занимал его взвод, чтобы подобрать такую ОП для пулемета, с которой он мог бы простреливать пространство перед всей обороной роты.

- Сходишь, - решил ротный. - Отправишь пулемет, я встречу, а сам туда. Пусть дадут на дорогу пилюль. Самых лучших. Скажешь, я приказал.

- Я вообще ничего, - еще раз сказал Андрей. - Только слабость какая-то.

- На, - расщедрился Алексеев и сунул ему под руку новую пару теплых байковых портянок. - Эти на ногу, старые просуши. Мотай! Мотай! Это тоже, так сказать, подарок от роты. Чем богаты, тем и рады.

Руки не поднимались наматывать эти чистейшие, мягчайшие два куска байки на грязные, с отросшими ногтями, с полузажившими мозолями ноги. Хотелось, аккуратно сложив байку, постелив на землю что-то под нее, чтобы не пачкать, лечь щекой на эти чистые нежные тряпицы и здесь же, возле этого костерка, уснуть до того времени, пока не кончится война.

- Дай-ка! - Андрей взял у Алексеева из губ самокрутку, дернуя два раза, вернул самокрутку, обулся, встал и прошелся.

- Нет, не должны жать! Как раз впору, - ревниво следил за ним Алексеев. - Там у него голимый уют. Там нога сейчас, как младенец на грудях у матери. Хоть маленько поздно, да… Кабы наступали мы…

Алексеев слегка махнул рукой с папироской, как бы говоря этим жестом, что в наступлении одежда да и еда - не вопрос, в наступлении одежда и еда перед тобой, иногда целые фрицевские склады, не считая обозов или машин. В наступлении не хватает только патронов и гранат, потому что ты их быстро расходуешь, а подбросить тебе их запаздывают. Разжиться парой сапог в наступлении чепуха - мало ли, если нет их в трофеях, фрицев-покойников? Мало ли их? А если у кого нога с большим подъемом, и фрицевский сапог не гож для такой ноги, потому что даже большой в стопе он не пропустит тепло обмотанный подъем, а на одну портянку будет хлябать и, жесткий, из толстенной негнущейся кожи, изотрет всю ногу в кровь, словом, если фрицевский сапог не гож на твою русскую нору, так что же… что же… так мало ли своих погибших? Твоих товарищей по войне, кто бежал рядом с тобой и упал в этот день. Упал навсегда и кому уже не нужны его сапоги, как ничто, уже не нужно, и кто с готовностью отдаст тебе эти сапоги. Отдаст, как магазины с патронами: хочешь - бери с чехлами, сдернув их у него с ремня, хочешь - вынь из чехлов, не тревожа ремень. Отдаст, как и гранаты из сумки, а если есть они и в его тощем солдатском вещмешке, в котором-то все богатство на донышке, который захлестнут лямкой больше чем наполовину, так что горло мешка надо сначала сложить книзу и захватить лямкой, а иначе мешок висит как кишка, - а если есть они, гранаты, и в его вещмешке, отдаст и из вещмешка. Как и банку прибереженных консервов, которую он откладывал все про запас, все про запас, все до какого-то другого случая, другого дня, да этот день, случай не подошел. А может, он, этот твой навсегда упавший товарищ, откладывал эту банку для тебя? Кто знает, кто знает, кто знает… Ну, словом, он с готовностью отдаст тебе все: патроны, гранаты, шинель, сапоги, махру, консервы, сухарь - лишь бы это помогло тебе идти дальше или сидеть в окопе до команды: «В атаку! Вперед!», лишь бы это тебе помогло воевать. Ведь на фронте патроны, еда, курево, рукавицы и многое другое, что нужно на войне человеку, стоят в одном ряду. Правда, сначала стоят патроны. Но за ними-то стоит и все остальное. Словом, если ты возьмешь у упавшего его сапоги, чтобы сменить свои рваные, возьмешь его сапоги для ног, а не в мешок - это почти то же, что ты сунешь его ручную гранату в свою гранатную сумку.

Ну а уж если ты не можешь сам взять его сапоги, если тебе это невмоготу, позови стариков солдат из похоронной команды. Они могут, они привычные. Они все сделают не торопясь, по-людски, разговаривая и с покойничками и промеж себя, они оружие отложат в сторонку - сорт к сорту и так же сорт к сорту разложат солдатское имущество - сапоги к сапогам, шинели к шинелям, шапки к шапкам, брюки к брюкам, гимнастерки к гимнастеркам, чтоб сподручнее, было сдавать в ОВС1, откуда вся эта скорбная одежонка, пробитая пулями, разорванная осколками, пропотевшая, измазанная родной земелькой и солдатской же кровушкой, уйдет в тылы, где руки солдат-прачек затолкают ее в прожарки, потом перестирают, потом подштопают, починят, чтобы одеть в нее подлеченных в госпиталях.

1 ОВС - отдел вещевого снабжения.

- Носи! - сделал широкий жест Алексеев. - Воюй, Андрюха!

- Я пошел! - сказал Андрей ротному, как-то сразу приободрившись, то ли оттого, что и правда ноги его блаженствовали в сушейшей баечке, и он, чтобы получше ощущать ее, все шевелил пальцами в ней, то ли еще и оттого, что и весь он обогрелся у костерка. -«Максим» и патроны. Все?

- Минутку! - спохватился Стас. - А мне? Кому так сапоги и онучи, кому так ленты, кружева, ботинки. А мне?.. - он, расстегнув шинель, задрал гимнастерку. Брюки у него были все еще подпоясаны куском телефонного кабеля.