Ронин

Деревянный трап из доски, прокинутый в вагон, гнулся под весом грузчиков и скрипел аккомпанируя вялые матюги испускаемые людьми скорее по привычке а не со злобы.

— Давай, давай! Шевелите колготками! Машины простаивают! — подгонял нас завсклад в синем халате. Халат крепился но трещал на объемистом, лоснящемся животе. казалось ещё миг и он брызнет пуговицами, и они разлетятся в разные стороны как осколки от гранаты.

— Сам давай! У нас давалка сломалась! — вяло отругивались грузчики.

Все были в белом. Мучная пыль просыпалась из мешков покрывая сединой кепки и волосы, плечи, лица. Пыль забивалась в нос и я уже несколько раз чихал. Поначалу не тяжелые мешки становились все тяжелее и тяжелее, усталости я не чувствовал только ноги переставали меня слушаться. Они подгибались под моим весом с мешком, сгибались в коленях, ступни ходили как на шарнирах, норовя подогнуться в сторону. Пару раз я пытался упасть, но вовремя приседал с мешком на плечах и падения таким образом избегнул. На ватных ногах я подошел за зарплатой. Синий дирижабль с пуговицами сунул мне три бумажки. Одну синюю и две желтых. Семь рублей посчитал я.

— А почему не десять?

— Шевелиться надо, а не ходить как беременный! — отрезал завсклад и отвернулся.

Фото колобка в профиль. Третий подбородок выпирал больше первого и как воротник жабо прикрывал волосатую грудь, просматриваемую через расстегнутую рубашку.

Мне казалось, что я работал не хуже других и мешков перетаскал не меньше. Но на первый раз решил не спорить. Жалко было только одно. Одежда моя пропиталась мучной пылью. Армейский китель совершенно потерял парадный вид. Сколько я не трусил его, но прежним он становится, не хотел. Шашлыка на семь рублей получалось много, а вот как с одеждой? Гардероб мне нужно было обновить и как можно скорее. Осень.

Ночи были холодные, но более подходящее место для ночлега, чем подвал пятиэтажки я искать не рискнул. В любом месте могли затребовать документы, которых не было. Влажный сырой воздух, насыщенный запахом нечистот и кошачьего туалета. Рваный обгорелый матрас на трубах отопления лучше, чем ничего.

Ужин я закупил себе, уложившись в рубль, с тайной надеждой, что этих продуктов мне хватит ещё и на завтра. Рацион включал в себя следующее: банка кабачковой икры, банка кильки в томате, булка хлеба и пачка сигарет без фильтра, которые грузчики назвали «нищий с палкой на горе». Официально же на них была надпись «Памир». Подобрав кусок провода в изоляции, я провел себе свет до лежака, запитавшись от электрического щита в подвале. Патрон с лампочкой пришлось позаимствовать в соседнем подъезде.

Неудобств было много, но с ними я думал бороться и героически их преодолевать.

Зарабатывая двадцать рублей в день и, едва таская ноги, через неделю я прибарахлился. Электрическая бритва «Харьков», трикотажный спортивный костюм, свитер, брюки, куртка и ботинки.

Обзавелся чашкой, ложкой и кипятильником, чтоб заваривать чай. Ночью я спал чутко. То коты орать начинали, то молодежь заглядывала угостить никотином и алкоголем подрастающий организм. Пару собратьев по несчастью забредали. На всех я реагировал одинаково, орал страшным голосом не обещающим ничего хорошего, и гости ретировались. Потому как связываться неизвестно с кем, да в полной темноте себе дороже. В общем, неделю осадного положения я выдержал, и прятал покупки в электрический шкаф, а на выходные врезал замок. И с чистой совестью и грязным телом отправился в баню, держа подмышкой сверток со сменой белья.

Тоска меня взяла и какая-то боль поселилась в груди, словно на сердце удавку накинули и тянут, тянут. Вымытый до блеска и скрипа отдраенной чистой кожи, выбритый и подстриженный, остро пахнущий одеколоном «Шипр», в новом спортивном костюме я стоял перед развороченной дверью подвала. Замок со сломанным язычком виновато болтался на одном шурупе на треснутом в щепки косяке. За дверь слышались голоса.

— Наливай! — донеслось суровое требование из-за двери.

— Да кончилась. Ща Вася принесет.

— Два валета и вот это! — радостный возглас. — Это тебе на пагоны две шохи!

— Тормози! Валеты вышли! Ты их где взял? С отбоя поднял!?

— Хорош базарить! Принял усе! Поднял карту!

— Так не пойдет!

Толкнув дверь, я зашел в подвал пригнувшись, чтоб головой о косяк не стукнуться.

— Привет честной компании, — выдавил я сквозь зубы. Осматривая обстановку.

Тускло горела лампочка освещая компанию. Четыре гаврика сидели за моим столом. Стол без одной ножки я притащил два дня назад с мусорки и примостил к стене, чтоб не падал. А так же пару старых табуреток и стул с поломанной спинкой. Вот трое на них и сидели. Четвертый полулежал на моем матрасе, на трубах. На столе стояла открытые банки кабачковой икры и кильки, килька уже кончилась судя по тому, что из банки выглядывали окурки. Булка хлеба была раскрошена тут же. Эмалированная кружка, в которой я заваривал чай стояла бок о бок с граненым стаканом. Три пустые бутылки валялись под ногами.

— И чо ты сюда приперся? А?

— Ты кто такой?

— Что надо?

Начали говорить мужики почти одновременно и в один голос, да и голоса у них были похожие.

— А ну свалил отсюда по быстрому! — поднялся тот который сидел ко мне спиной. Лампочка светила из-за его спины, поэтому лица его разглядеть я не мог. Так, силуэт с сутулой спиной и разведенными в сторону руками.

— Постой Петруха, может человек пришел выпить, посидеть, пообщаться. А ты сразу наезжаешь? — остановил его тот, что сидел на матрасе. Лицо у него было осоловелое от водки. Ему было уже хорошо и хотелось спать, но водки ему тоже хотелось. Поэтому в ожидании гонца он крепился и наблюдал за событиями с высоты матраса, свесив ноги.

— Собрались быстренько и пошли отсюда! — рявкнул я. — Это мой подвал! Кто из вас падла замок своротил?

— У-тю-тю? Хозяин нарисовался?

— Его подвал?

— И прописочка имеется? — смешком, но злобно выдавил сидящий на стуле. Он поднялся, ухватив рукой со стола кухонный нож. Обычный кухонный нож, с тонким гнущимся лезвием и деревянной рукояткой.

— А у нас ты прописаться забыл? — шагнул он ко мне держа нож перед собой. При виде ножа в затылке у меня стало тяжело. Словно опухоль размером с кулак надулась и стала давить на мозг. Скрипнула дверь, открываемая пинком ноги. Но я не обернулся.

— Это, пузырь за бритву дали! — раздался радостный голос за спиной.

И тут опухоль в голове лопнула, кровью залив глаза.

Пришел я в себя, когда всё было кончено. Лампочка под потолком раскачивалась, освещая четыре тела, раскиданные по земляному полу. Что произошло я совершенно не помнил. Помню, что заметался между ними как сумасшедший и кричал что-то не по-русски. Хад-жаме, кажется. Или нет? Только я весь в крови. Боли я не чувствовал, значит кровь была не моя. А чья? Странный вопрос, когда ответ очевиден. Это произошло со мной опять. как неделю назад в лаборатории. Или месяц назад? Словом, в другой жизни.

Я был в шоке и с трудом соображал. Когда пришел в подвал было четверо. Четыре тела и лежат. Кое-то постанывает. Кто-то признаков жизни вовсе не подает. Все правильно. Нет. Не правильно! Пятый ходил мою бритву на бутылку менять. Он как раз вернулся, когда началось. И где он? Пятого на полу не было, значит успел сбежать. Ну, и слава богу, а то его тоже бы положил. Г осподи, да что же это со мной?

Ответом мне послужила милицейская сирена. Я быстренько избавился от аигути и цубы, сунув их в щель за электрический шкаф. С органами правопорядка ссорится в мои планы не входило. В подвал в распахнутую дверь ворвались люди в серой форме и, ткнув меня лицом к стене, защелкнули на запястьях холодные неудобные браслеты, выворачивая руки.

— Так, — произнес, видимо старший по званию, — всех грузим, и в обезьянник. Там разберемся.

— Товарищ милиционер! Это ужас какой! С вечера тут пьянка идет! Притон тут устроили! Житья от этой алкашни нет! Всё шумят и шумят.