Страница 30 из 48
— А сегодня… есть надежда?
— Сейчас ты выглядишь совсем респектабельным… Начнем?
Шуша раскрыл нарды, потряс в руке кости и метнул:
— Шесть-четыре… Бросай ты!
Шеххата продолжал сидеть, не обращая внимания на нарды.
— Играй же! Чего ждешь? Кости перед тобой.
Но приятель даже руки не протянул. Шуша поднял глаза и увидел своего соседа с открытом ртом, вперившим взгляд в противоположную сторону улицы…
— О красота! — вдруг запел он. — Так вот ты какая, газель… Клянусь пророком, я смелый, быстрый, стрелок хороший… Я быстро влюбляюсь… Ты ранила мое сердце… Кроме тебя, нет для меня врача. Ты как зефир… Как мед… Умираю от восторга, о прекрасное создание!
Шуша пытался отвлечь его от такого неподобающего на людях занятия.
— Играй же! Люди смотрят!
— Играй, играй, а Луна с небес спустилась… Идет передо мной по тротуару… У меня что — глаз нет? Пока аллах не обидел, не слепой.
Тут Шеххата снова запел: «И пришел любимый твой, и приласкал… О сладость, о жасмин, о прекрасный вечер!..» Его любовные излияния продолжались довольно долго, до тех пор, пока Азиза Нофал не скрылась из виду. Шеххата отвернулся наконец от окна, схватил кости, метнул их со злостью и заговорил извиняющимся тоном!
— В таких случаях я теряю всякий разум… Витаю в облаках… Прости, брат… Сам знаю — нехорошо это, ни к чему… Но не могу сдержаться… Не обижайся на меня.
— Хватит… Все хорошо… Играй…
— Четыре-один! Здорово! Сейчас я тебе покажу! От меня теперь не вырвешься! И-эх, обыграю я тебя сегодня вчистую!
Но тут за его спиной раздался возглас:
— Салям алейкум!
Обернувшись, Шеххата увидел Даббаха и даже засветился от радости. Он с воодушевлением затараторил приветствия:
— Добро пожаловать! Благословение и молитва аллаха!.. Пожалуйста, муаллим Даббах! Тысяча приветов! Возьми стул и садись с нами… Сейчас заканчиваем. Сейчас я его обыграю, и все… Посмотри, его положение безнадежное… Привет, привет… Честь-то для нас какая!
Перебирая четки, Даббах вкрадчиво заговорил:
— Добрый товар имеем… Все больше из хороших семей…
— При чем здесь хорошие семьи? Не сватаемся… Терпеть не могу приличных людей!.. Однажды женился… Из хорошей семьи… Как ледышка была… Аж свет не мил был… Не-ет, приятель, уволь от детей хороших семей!
— Ладно, не надо… Есть и такие, которые тебе очень понравятся. Поверь…
— Где же они?
— В переулке Кябиба.
— Знаю их, до этого еще не опустился.
— Найдем других на твой вкус… Тут за углом.
— И этих знаю, не пойдет.
— А из тех, что живут в переулке Махлябия?
— Это в доме Шебары? Знаю.
— Чего ж ты сидишь здесь? Давай работать вместе.
Шеххата рассмеялся:
— Послушай, Даббах! Давай говорить прямо, без обиняков… Я хочу ту, что сейчас прошла мимо.
— Об Азизе Нофал говоришь?
— О ком же еще!
— Тебе не по карману.
— Сколько?
— Пятьдесят пиастров.
— Пятьдесят? За ночь?
— Не навсегда, конечно. Я же тебе говорил — дорога́!
— Сразу пятьдесят пиастров! За ночь… Это значит — пять похорон… Да…
— Пять чего?
— Так считать ты не умеешь… Сам с собой считаю (Шеххата понизил голос до шепота, чтобы никто не услышал). Как ни крути, а пятьдесят пиастров — это пять похорон. Да… Чтобы приятно провести одну ночь, нужно пять опечаленных семей… Тут нужна помощь бога Израэля… Не оставил бы нас без своей милости… Послал бы пять-шесть-семь покойников… Только ради Азизы Нофал… Только за кончики ее пальцев сам готов умереть. Авось бог сподобит… — Обращаясь к Даббаху.
— Пятьдесят пиастров? Целых пятьдесят?
— И ни гроша меньше!
— Может быть, немного скинешь? Сделай одолжение!
— Цены твердые.
— Шут с тобой, договорились. Где увидимся? Когда?
— Завтра вечером.
— Как увидимся?
— Здесь же, перед закатом. Дождусь тебя — и пойдем.
— Не опаздывай.
— Не-е, я точный. С пяти часов буду тебя ждать.
— По рукам!
— Деньги давай.
— Какие деньги? Состоится, тогда сполна получишь.
— Гони заранее!
Пришлось Шеххате лезть за кошельком. Вытащил монету в десять пиастров и протянул ее Даббаху:
— На, бери, новенькая!
— Мало.
— Больше нет с собой. Аллах милостив, получишь остальное.
Засунув монету в карман, Даббах распрощался. Шеххата остался вдвоем с Шушей. Они посидели еще немного и пошли домой.
Поужинали. Шеххата поиграл с Сейидом. Затем все разошлись по своим углам.
Только было Шуша присел у окна полюбоваться на звезды, раздался стук в дверь. Появился, словно призрак, Шеххата с дудкой. Он сел на край постели, помолчал немного и тихо произнес:
— Разреши сказать пару слов.
— Отчего нет, пожалуйста!
— Боюсь, что расстроил тебя сегодня, а то и обидел. Видишь ли, раньше я делал все, что мне заблагорассудится, нимало над этим не задумываясь. Делал ошибки и не думал в них сознаваться. У меня не было примера добра, с которым бы я мог сравнивать свои поступки. Я всегда думал, что делаю обыкновенные нормальные вещи… Но, познакомившись с тобой, я почувствовал — есть на свете такая штука, которая называется добром, правильным поведением, а посему то, что я делаю, — все неправильно. А что могу с собой сделать? В шестьдесят лет не могу себя изменить… Я даже думаю, что люди вроде меня нужны на этом свете… Чтобы такие, как ты, были яснее видны, более заметны… Нужны ошибающиеся люди, чтобы было место и для правых, справедливых, нужны и плохие вещи, чтобы видны были хорошие. Если бы на свете все было хорошо, справедливо, то в нем не было никакой прелести, никто бы не знал, что такое зло, добро, красота. Извини меня, муаллим Шуша, и прости мои прогрешения. Если бы не мои грехи, не видно было бы твоей чистоты.
Шуша положил руку на плечо Шеххаты и дружески сказал:
— Ты хороший человек. У всякого свои грехи. Безгрешен только бог… Людей безгрешных нет. Главное, что твоими грехами ты никому не делаешь зла. Да повернет аллах нашу короткую жизнь к добру!
— Дай тебе бог всего самого хорошего, муаллим Шуша, пусть он облегчит твое сердце так же, как ты облегчил мое… Может, поиграть тебе немного на этой дудке?
— Давай, послушаем.
Шеххата заиграл, из дудки полилась в ночную тишину печальная мелодия, напоминавшая умиротворенный плач. Он играл до тех пор, пока не почувствовал на своем плече руку Шуши.
— Пожалуй, хватит, приятель.
Обернувшись, Шеххата увидел, что из глаз Шуши выкатились две крупные слезы и потекли по щекам. На сей раз он и не пытался их остановить. Мелодия оказалась сильнее его железной воли. Положив руку Шеххаты себе на сердце, Шуша грустно промолвил:
— Вот здесь моя печаль. Не могу избавиться от грустных переживаний… Спокойной ночи!
— И тебе всего доброго, приятных сновидений!
Шеххата проснулся как всегда поздно. Солнце уже щедро разметало свои горячие лучи по двору. Шуша с сыном ушли каждый по своим делам. Умм Амина готовила во дворе корм своим животным.
Надев на себя парадный наряд, попрощавшись со старушкой, Шеххата вышел на улицу. Пройдя Кошачий переулок, он повернул налево, к улице Агур, и через несколько шагов оказался около мясной лавки аль-Хишта. Ноги сами собой замедлили ход. Шеххата затоптался на месте. Он увидел, как аль-Хишт, одетый в белую галлябею, забрызганную кровью, разделывает туши. Собравшись с мыслями, Шеххата решительно направился к хозяину лавки, с которым был уже знаком по кофейне.
— Доброе утро, муаллим Хишт!
— Утро доброе! Заходи, будь добр!
— Ради жизни твоего отца, дай мне фунт телятины из почечной части.
— Рад услужить!
Отложив в сторону нож, мясник полез в один из шкафов и вытащил оттуда большой кусок мяса.
— Я тебе отрежу отличный кусок от задней части. Почечная часть тебя не устроит, одни кости да жилы.
— Все едино… От задней части тоже хорошо.
Положив на весы большой лист желтой оберточной бумаги, предварительно намоченной для веса, Хишт отвесил мясо и завернул. Шеххата подошел к мяснику ближе, многозначительно улыбнулся и произнес доверительным голосом: