Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 48



Хлопнув в ладоши, он привычно, как у себя дома, крикнул:

— Мухаммед! Два кофе, не очень сладких, кальяны с самым хорошим табаком. Да, еще нарды!

Изнутри помещения громко, на всю улицу, раздалось в ответ: «Слушаюсь!» Шуша удивленно поднял брови, покачал головой:

— Чудеса!

— Тебя что удивляет?

— Я думал, что буду сидеть как на похоронах.

— Аллах с тобой! С чего ты взял?

— Ну как же, наверное, здесь сидят те, кто или собирается на похороны, или оттуда возвратился.

— На похороны, с похорон? А что в этом печального? Что тут особенного? Дело привычное. Ты, наверное, и понятия не имеешь.

— О чем?

— О нашем занятии. Ты знаешь поговорку: «Кому печаль, а кому выгода»? Специально для нас сказано. Для людей похороны — печаль, а для нас — выгода.

— Бог ты мой, что ты говоришь!

— При чем здесь бог? Если бы не сегодняшние похороны, то думаешь, я поел бы куфты, вкуса которой не знал целый год? А то пришлось бы тебе снова меня выручать из лап Замзам. Не от хорошей жизни я туда зашел. Мало умирали.

— Но ведь это смерть… А знаешь, что такое смерть?

— Знаю, дорогой мой Шуша, очень хорошо знаю. Я же с этим работаю. Иду куда? На кладбище. Откуда иду? С кладбища. И после всего этого ты спрашиваешь — знаю ли я, что такое смерть? Я тебе расскажу, что это такое. Вразумлю тебя насчет того, какова цена сына Адама. Чтобы ты больше не был таким удрученным… Чтоб смотрел на меня как на существо разумное.

Тут подскочил официант с нардами, положил их на середину столика и приветствовал новых клиентов. Убежал и снова вернулся, неся чашки с кофе.



Шеххата сделал глоток из своей чашки, затем уселся поудобнее, как человек, готовящийся к длинной беседе. Его лицо утратило шутливое выражение, и он принялся растолковывать Шуше — что такое смерть.

— Лицо земли постоянно меняется. А населяют землю всякие живые существа. На жизнь им отпущено определенное количество времени, имеющее свои начало и конец. Период существования начинается с момента рождения и кончается со смертью. На протяжении своего существования Адамов сын проходит этапы возмужания, старости и угасания. Он всего лишь один из земных обитателей. Время его пребывания на земле строго ограничено. Закончится период роста и придет старость, увядание. Потом исчезает обитатель с лица земли, появляется новый, чтобы занять место умершего. Естественный процесс обновления лица земного. И спорить здесь не о чем, факт. Поэтому человек должен уходить из жизни так же спокойно и тихо, как, например, спокойно разваливается этот стул, рвется галлябея. Их сменят новые творения. Человек на земле не вечен.

Но человека от других обитателей лица земного отличает чванство, самолюбие. Поэтому он оскорбляется сравнением с другими земными обитателями. Человек никак не может смириться с тем, что и он смертен. Он страшно расстраивается из-за того, что и ему в определенное время придется уходить из жизни, но как бы человек ни сопротивлялся, он не может избежать смерти. Тогда, сознавая неотвратимость неизбежного, люди начинают убеждать себя в том, что, когда исчезает тело, остается нечто вечное. А что именно? Это вечное люди называют душой. Поэтому они пренебрегают телом и занимаются ублажением и возвеличиванием того, что якобы остается после них.

А что толку в душе, лишенной тела? Само существо человеческое, его чувства, желания, переживания, надежды — все это исходит от тела. И напрасно люди пытаются отделить душу от тела, сделать ее независимой. Так же, как тело не может существовать без души, так и душа не может существовать без тела.

Что такое человек? Это душа в теле. Как может творение божье представлять собой душу без осязаемых, ощутимых признаков, отличительных особенностей, без желаний, мечтаний, надежд? Что пользы в вечной душе, если она не больше, чем горсть воздуха — ни формы, ни вкуса, ни цвета, ни запаха, ни, ни, ничего? Есть ли в душе сила, если она не направляет движения тела, не помогает ему выполнять жизненные функции? Разве стоит чего-нибудь сама по себе движущая сила, если нет объекта, который она должна приводить в движение?

Что стоит душа после смерти тела или после исчезновения с лица земли живого существа? Но человека заедает гордыня, он эгоистичен, ему противно сравнение с собакой или иным существом, обитающим на земле. Поэтому человек не хочет смириться со смертью как со своим неизбежным концом, окружает смерть ореолом мистики. Человек не хочет приучать себя к мысли о том, что он обязательно должен умереть…

Шеххата допил свой кофе. Официант принес кальяны. Оба наших приятеля начали с наслаждением затягиваться душистым табаком. Через некоторое время Шеххата возобновил свою речь:

— Возьмем в качестве примера нас с тобой. Разговоры о смерти тебя удручают, вызывают в тебе чувство отвращения. Я заметил, что ты хотел убежать от меня, как от исчадия ада или призрака. Ты не хочешь приучать себя к мысли о неизбежности смерти. Отношение ко всему происходящему на земле является делом привычки. Несколько лет назад, когда я еще не занимался нынешней работой, я был такой же, как и ты. Когда я слышал причитания по мертвому, у меня волосы вставали дыбом, я затыкал уши. Когда я видел похоронную процессию, то стремглав убегал от нее и читал молитву. Я не мог видеть могилы, к покойнику и на сто шагов не приближался. А что случилось со мной впоследствии? Когда я попал на первые похороны, то шел с опущенной головой, лицо мое было сама печаль и тоска. Пришли мы на кладбище. Покойника стали опускать в могилу. Со всех сторон раздавались плач и стенания. Я настолько оказался под впечатлением происходящего, что тоже заплакал, как будто умер близкий мне человек.

Коллеги по профессии засмеяли меня. Они говорили, что мне нужно получать двойную ставку и ходить в хвосте процессии. Но на вторых похоронах я уже был менее впечатлительным, а на следующих воспринимал происходящее вокруг меня как само собой разумеющееся, совершенно обыденное.

Я начал ходить на похороны, как на прогулку. Вопли и причитания родственников и близких стали для меня настолько привычными, что я воспринимал их как гудки паровоза или призывы муэдзина к молитве.

И начал я презирать смерть, и больше всего — самого человека. Человек беспредельно лицемерное существо и, что самое удивительное, — высокомерное. Высокомерие затмевает глаза человеку, заставляет забыть, что перед смертью все равны.

Расскажу тебе один случай. Иду это я как-то по одной широкой улице, а середина ее пустая. Народ толпится на тротуарах. По обеим сторонам улицы выстроились солдаты. Я спрашиваю — в чем дело. Мне говорят: важная персона должна проследовать. Вот и разогнали народ, чтобы не мешал следованию кортежа, не осквернял его высокого достоинства и великолепия. И вот появляется процессия. Красивые откормленные лошади, вооруженные солдаты, охрана в расшитых мундирах, богато разукрашенная карета. Проехал важный человек. За ним тянулся ослепительный шлейф великолепия и величия. Смотрел я на все это роскошество широко раскрытыми глазами. Мне почудилось, будто персона эта с неба свалилась и никак не может быть хоть в чем-то похожей на нас, смертных. Как же — бело-розовое лицо, расшитый золотом костюм. Его окружают блестящие всадники в плюмажах и с саблями. Я почувствовал свое ничтожество, проникся к себе крайним презрением.

Прошло всего несколько месяцев. И что же? Вдруг я слышу: тот великий человек умер. Умер. Правда, похороны были очень пышные. Процессия ничем не уступала той, которую я видел, когда он был жив. Гроб сопровождали отряды всадников и солдат, одетых в красивые траурные мундиры. Оркестр играл печальные мелодии. Гроб, обернутый в зеленое знамя, стоял на лафете пушки, которую тянули черные лошади. Впереди на специальных подушках несли ордена и медали. Далее следовали плакальщицы, за ними официальные лица в трауре, в конце процессии — бесчисленные делегации.

Я был поражен этой процессией. И тут же подумал: ему-то все это уже зачем? Он ведь уже умер. Разве не все равно мертвому, как его хоронят?