Страница 6 из 38
О выступлении каравана дам знать через Курта Сулюка.
Абдурашид».
Искандер-паша свернул и спрятал бумажку, потом бесцеремонно, холодно оглядел запыленного бродягу.
— Н-ну, вот тебе за труд, милейший! — Двумя пальцами он протянул ему несколько монет. — А теперь — поторопись! До ночи привезешь еще одно донесение. От него же.
Часа два спустя Искандер-паша в халате, светлой чалме и защитных очках подъезжал верхом к высоким воротам двора, где разместился мирахур с лутчеками. Двое вооруженных стражников распахнули перед ним ворота, ввели коня под уздцы во двор.
Выслушав сообщение, мирахур злобно захохотал, глаза сверкнули яростью:
— В песках я переловлю их, как зайцев. С живых шкуру спущу!
— Не забудьте: среди них Абдурашид, — глядя ему прямо в глаза, напомнил Искандер-паша.
— Ладно! — отмахнулся тот и нетерпеливо вскочил на ноги. — А ну, молодцы! Седлай!
Пойманного, связав ему руки, притащили на катер. Он без движения лежал на полу каюты.
— Кто ты такой? — спросил его командир Союн Сулейман.
Бродяга поднял голову, обернулся. Потом замотал головой, замычал, видимо стараясь дать понять, что он немой. Бехбит, подойдя к нему вплотную, при свете керосинового фонаря под потолком стал рассматривать его руки. И вдруг схватил за плечо.
— Притворяешься, негодяй! Ведь ты Курт Сулюк, из лутчеков мирахург! Смотрите, — и он жестом подозвал командира и капитана. — На правой руке нет большого пальца. Ох, и запомнили наши дехкане эту руку с плеткой, когда налог из них выколачивали!..
В самом деле, на правой руке бродяги отсутствовал большой палец.
— Ну, будешь говорить, Курт Сулюк? — подступил к нему командир.
— Ай, буду, ваша милость! — плаксиво заголосил тот. — Ради аллаха, помогите мне сесть. — Его приподняли и усадили спиной к стене. — Верно говоришь, был я лутчеком у мирахура, но только давно уже ушел… И сейчас живу поденщиной… Ай, отпустите бедняка, что я вам сделал? Хозяин велел сторожить лошадь, она теперь убежит…
— Довольно болтать! — грозно прервал его Союн Сулейман. — Кто поручил тебе следить за нами?
— Следить? Помилуйте, я же лошадь…
— Ну, а это что? — Союн положил на стол полуизжеванную бумажку.
— Это? — Глаза у бродяги забегали… — Здесь заклинание против болезни. Надо проглотить…
— Что же ты вздумал лечиться в такой неподходящий момент?
Бродяга потупился. Потом опять заголосил:
— Ай, отпустите! Лошадь хозяина уйдет…
— Значит, скрываешь? Ну, посиди в трюме до завтра. Бехбит, позови бойца. Бросьте этого в трюм! Руки связать покрепче!
Погрузка была закончена, и Союн Сулейман приказал отчаливать. Матросы встали по своим местам, капитан взялся за штурвал. Выведя судно на быстрину, он передал пост боцману. Тем временем Союн, поставив лампу на стол, рассматривал бумажку, отнятую у бродяги. Бехбит — он немного знал грамоту — поглядывал на стол через плечо командира. Скоро и капитан Горбунов спустился к ним в каюту.
На бумажке можно было различить четыре строки, написанные чернилами. Кто-то писал довольно грамотно по-узбекски арабскими буквами. Но чернила расплылись, бу-мажка изорвалась. Прочесть можно было только обрывки слов:
«…дин……индер-паш…
…руз оруж……реке.
…ежнее…….
Абдур…д».
Часа полтора сидели они втроем, прикидывая так и сяк, по-узбекски и по-русски. Выходило, что на второй и третьей строках написано что-то вроде: «…Груз оружия… по реке. Прежнее…» Две оставшиеся строки содержали какие-то имена.
Союн Сулейман крепко задумался, обхватив руками бритую голову. Капитан закурил трубку и открыл иллюминатор. Молчание нарушил Бехбит:
— Кто-то доносит о нашем грузе…
— Да! И этот соглядатай среди нас! — Командир ударил по столу ладонью. — Ведь только при погрузке стало известно, что повезут на катере. А прежде знали мы с тобой да еще комиссар Крайнов. Неужели…
Он не решался высказать подозрение, замолчал. Капитана позвали наверх. Так в этот день ни к чему и не пришли.
Наутро Союн с Бехбитом еще раз допросили захваченного лутчека. Тот мялся, скулил, но толком ничего не сказал.
— Расстрелять его — и все! — вгорячах бросил Бехбит, когда Курта Сулюка увели.
— С этим не запоздаем, — остановил друга командир. — Здесь кроется целый клубок, а этот — всего лишь ниточка… Понимаешь, боится он кого-то, потому и молчит.
Бехбит понемногу остыл. В голове клином засела мысль о том, что где-то рядом предатель и все дело может сорваться. Мрачен, задумчив был и молодой командир.
К вечеру встала полная луна. Тихо, безветренно было над широкой, пустынной Аму-Дарьей. В лучах месяца тусклым серебром отливали волны. Катер шел посередине реки, тщательно выбирая фарватер. Нелегко вести судно в темноте, без маяков на берегу и бакенов на отмелях. Но капитан Горбунов, старый опытный амударьинец, хорошо знал реку. Во вторую ночь пути, так же как и в первую, он почти не спал, то и дело сам брался за штурвальное колесо. К утру потянулись берега, густо поросшие камышом. Капитан, посоветовавшись с Союном, решил сделать остановку.
Надо было выбрать место, безопасное на случай нападения со стороны берега. Еще некоторое время катер разрезал встречные волны. Потом справа по борту показался зеленый остров, протянувшийся как раз посреди русла реки. В одном месте узкий залив вдавался глубоко в сушу. Капитан знал эти места и уверенно направил катер прямо в залив. Бросили якорь. Густые высокие камыши скрыли суденышка чуть ли не до верха трубы.
Закончив осмотр залива, Союн Сулейман спустился в каюту. Вдвоем с Бехбитом они склонились над картой берегов Аму-Дарьи. Вдруг хлопнула крышка люка, по трапу загрохотали торопливые шаги.
— Товарищ командир! — В каюту почти свалился один из матросов, русский парень. — Смотрите! Убежал этот, как его… басмач в общем! — И он бросил на стол обрывки ремня, которым были связаны руки пленника.
Вскочив с места, Союн и Бехбит схватили обрывки ремня.
— Ножом обрезаны! — первым сказал Бехбит.
Союн Сулейман, за ним оба парня бегом поднялись на палубу.
— Кто на посту? — резко крикнул Союн.
— Я, товарищ командир! — Нурягды Беззаветный встал по команде «смирно», приклад винтовки к ноге.
— Выведите арестованного! — приказал командир.
Нурягды ответил: «Есть!» — и хотел было повериться кругом, но вдруг заметил в руках Союна обрывки ремня — и замер с открытым ртом и остановившимися глазами.
— Что?! — прищурившись, сквозь стиснутые зубы спросил Союн Сулейман. — Проверяли, в каком состоянии арестованный?
— Н-н-нет, товарищ… командир, — выдавил из себя побледневший, как холст, боец… — Когда принимал пост, осмотрел только лестницу из трюма. Мемик сказал: «Следи, чтобы с берега никто…»
— По возвращении будете преданы суду революционного трибунала! — оборвал его командир.
Позвали Мемика, сменившегося утром. Усиленно протирая заспанные глаза, он доложил, что ночью арестованный был на месте. Опросили всю команду. Никто не слышал всплеска, не видел, чтобы с катера бежал человек. Обыскали все уголки — Курт Сулюк исчез, точно растворился в воздухе.
Отпустив всех, Союн Сулейман прошел в носовую часть катера и, засунув пальцы за ремень, уставился в неподвижную стену камыша на берегу. Голова горела от тревожных, вихрем проносящихся мыслей. Где враг?
— Товарищ командир!
Союн обернулся — капитан с мостика подзывал его к себе.
— Новая беда: бак с горючим кто-то пробил. Плыть дальше не на чем…
Союн похолодел. «Проверяли?» — одними губами спросил у капитана. Тот кивнул головой. Союн Сулейман местом пригласил его в каюту. Здесь сидел Бехбит — хмурый, с потемневшим лицом. Он уже знал о несчастье с горючим.
— Так чья же это работа? — Союн как бы спросил вслух самого себя, но глаза его вдруг впились в капитана.
Тот понял его мысль, побагровел и, отвернувшись, глухо проговорил: