Страница 21 из 38
Отряд спешил к северу к скоро вышел на тропу, ведущую прямо к Одинокой башке. Перевалив две гряды барханов, начали взбираться на третью. На гребне Бехбит разглядел силуэты двух всадников. Они, не таясь, приближались к отряду.
— Едете? — крикнул один из них. — Живее, Шакулимурт потерял терпение.
— Пусть еще потерпит немного! — отозвался Бехбит. Он понял, что перед ним дозор лутчеков. Шепотом скомандовав обойти врагов и кончить дело без выстрела, сам приблизился к дозорным.
Однако один из них узнал Бехбита по голосу. Повернув коня, пустился было наутек. Но впереди, на гребне, уже виднелись партизаны — путь к отступлению был для врагов отрезан. Выхватив хорошо отточенную саблю — ее своими руками выковал Ниязкули, Бехбит бросил коня вперед. Меткий глаз и тяжелая рука были у Бехбита. Второй лутчек бросил винтовку и поднял руки.
Остановив отряд, Бехбит принялся допрашивать пленного.
— До двадцати наших пытались атаковать Одинокую башню и почти все погибли, — рассказывал лутчек по имени Баллы. — Казия убили в его доме… Искандер-паша и Шакули-мурт собрали всех, кто остался, готовят новый штурм. Часть отряда здесь, невдалеке.
Бехбит вполголоса посовещался с партизанами. Потом обратился к лутчеку:
— Баллы, дехкане знают тебя. Ты не причинил народу зла. Хочешь теперь совершить доброе дело?
— Хочу! Будь прокляты баи! А я не пропащий человек.
Бехбит приказал ему скрыто подвести отряд к стоянке лутчеков и обмануть бдительность дозоров. Все тронулись в путь. Перед рассветом остановились. По знаку Бехбита спешились восемь человек, с ножами и револьверами пошли вслед за лутчеком.
— Здорово, Сердар! — окликнул Баллы кого-то из дозорных.
В стороне, у догоравшего костра, дремало до десяти лутчеков.
— От Шакули-мурта? — спросили от костра.
— Да! Ну-ка, идите все ко мне! — Баллы достал из-за пазухи кошелек с заранее приготовленными монетами. Увидев золото, лутчеки сгрудились вокруг него.
Бехбит взмахнул рукой. Выскочив из засады, партизаны набросились на ошеломленных врагов. Никто из них не успел даже схватиться за оружие. Связывать их деятельно помогал Баллы.
Шакули-мурта с этой частью отряда не оказалось. Бехбит решил больше не мешкать, без остановок двигаться к Одинокой башне. Связанных пленных усадили на коней, захваченных здесь же.
С первыми лучами солнца отряд спустился на такыр, посреди которого возвышалась Одинокая башня. Отряд шел крупной рысью, мимо трупов, темневших на глинистой земле. Союн с Хайдаром уже успели переловить лошадей и верблюдов, собрать оружие убитых врагов.
Озаренная нежно-розовыми лучами раннего утра, высилась башня, ставшая крепостью революции. Все ближе отряд. Вот на верхушке башни встают во весь рост двое. Союн Сулейман, завидев Бехбита, радостно машет фуражкой. Хайдар палит в воздух из винтовки.
Передовые всадники перемахивают через ограду. Бехбит соскакивает с коня и обнимает Союна, друга и товарища по борьбе. Обросший черной бородой, с воспаленными глазами, Союн Сулейман приветливо жмет руку каждому из сорока партизан.
— Отдыхать! — командует Бехбит своим.
Выслав дозоры, партизаны принимаются поить коней, варить похлебку.
— Ну, получай подарок революции, товарищ командир Бехбит! — Союн Сулейман весело хлопает друга по плечу.
Вместе с тремя партизанами они разбивают ящики, пересчитывают винтовки, коробки с патронами, гранаты.
После обеда и отдыха отряд сходится у башни. Стоят кучей — строя пока не знают. Союн и Бехбит, подтянутые, аккуратные, обходя людей, каждому вручают оружие и патроны. Неумеющим показывают, как обращаться с винтовкой.
Когда церемония закончена, Союн вскакивает на ящик и поднимает руку:
— Товарищи партизаны! Выполняя приказ революции, оберегая оружие, которое вы сейчас получили, погибли два красных бойца, два дорогих товарища наших… Нурягды Сапар-оглы — труп его здесь. Вельмурад-мерген — его похоронили в песках. Почтим же память героев!
Он снял фуражку, склонил голову. За ним обнажил голову Бехбит, потом остальные.
— И поклянемся, — продолжал минуту спустя Союн, — что не выпустим из рук оружия, пока хоть один враг останется живым на нашей земле!
— Клянемся! До победы станем биться! — закричали партизаны, потрясая винтовками.
В это время Хайдар и еще трое вынесли из мазанки завернутый в белое труп Нурягды, тихо ступая, вышли за ограду и опустили в заранее вырытую могилу.
— Отряд, слушай команду! — Бехбит, надев папаху, вышел вперед, поднял маузер.
Четыре десятка винтовок грохнули в небо нестройным залпом. Еще раз. И еще… Над могилой бойца вырос холмик, Хайдар установил на нем шест с неумело вырезанной звездой.
Перед вечером Союн Сулейман, Бехбит и еще трое партизан — более пожилых и уважаемых, по выбору всего отряда, — сели, уединившись в углу двора. Сюда же привели связанного по рукам Абдурашида. Разбор дела был коротким. Сын бая, бухарский подданный, старший толмач кан-целярии генерал-губернатора, подпоручик русской службы Абдурашид Карасаллах-оглы после революции бежал из Ташкента в Бухару. Здесь его приблизил к себе советник эмира, британский агент Искандер-паша. Направил для агентурной работы в Чарджуй. Под именем Мемика Абдурашид проник в Красную Армию. Выслеживал сторонников советской власти в Чарджуйском бекстве. Помогал мирахуру. Препятствовал доставке оружия коркинским партизанам, шпионил, вредил. Застрелил красноармейца Нурягды.
Приговор был суровым и справедливым: расстрелять!
…Когда совсем стемнело и догорали последние костры, отряд сел на копей. На верблюдов погрузили трофейное оружие, усадили пленных, заодно и «хранителя святого моста», чтобы не разболтал врагу о виденном.
— Ну, спасибо тебе, Хандар-мергси! — Держа коня в поводу, Союн пожал руку старому дехканину. — Бери своих верблюдов, шагай восвояси…
— Нет! — вдруг вскрикнул с мгновенно загоревшимися глазами Хайдар. — Я с тобой, командир! С отрядом… Разреши!
— С нами? Слышишь, Бехбит? — Союн обернулся к другу. — Что ж… Хайдар — отличный боец, надежный товарищ. Занимай место в голове колонны, партизан Хайдар.
И старик с гордо поднятой головой проплел мимо всего отряда, ведя в поводу белую верблюдицу. Партизаны на конях восхищенными глазами разглядывали величественно-красивое животное — символ добра и удачи.
— Вперед, друзья! — Союн вскочил на копя, поднял руку. — На Керки! На помощь товарищам!
Цокот копыт разнесся по такыру. На небе загорались крупные звезды. Ближе к полуночи широкая звездная дорога пролегла от горизонта к горизонту, разделив небосвод на две части. Млечный Путь… «Дорогою белой верблюдицы» называют его туркмены. Это дорога правды, счастья парода. Дорога побед.
ОГОНЬ ВОЙНЫ (перевод Ю.Рябинина)
Мать рассказывала мне, что кровь из моей пуповины пролилась на каракумский песок. Наш глинобитный домишка стоял на самом краю села, и сразу же за растрескавшимся, скособоченным дувалом, почти подпирая его, теснились дымящиеся на ветру и медленно оплывающие барханы. Но мне, еще в пеленках увезенному из села в город, так и не пришлось жить рядом с барханами. Увидел я их по-настоящему только на фронте, в Приднепровье.
…Подходил к концу сорок третий год. Вокруг нас угрюмо громоздились горы песка. Кривыми зигзагами на них темнели траншеи.
На нейтральной полосе, прямо против моего окопа, левой рукой обнявши землю, закостенело лежал человек в выцветшей шинели.
Я знал его. Он был сапером, к каждую ночь, неожиданно появляясь из темноты, ему приходилось проползать мимо меня туда, к нейтральной полосе, — искать и обезвреживать немецкие мины. Вчера он даже спрыгнул ко мне в окоп, чтобы покурить украдкой, в рукав шинели. Мы перебросились несколькими словами. До войны он был маркшейдером в Горловке, — я никогда и ничего не слышал об этой профессии. Покурив и старательно затоптав окурок, он полной грудью вдохнул степной, саднящий ноздри воздух и даже, как мне показалось, закрыл глаза от удовольствия.