Чабор

— Добро, — согласился коренастый, — ты прав. Вот тебе о нас, коротенько. Я волхв из дрягвичей, клич меня Ортаем. То, — он указал на девушек, застенчиво отмалчивающихся поодаль, — моя супруга Дарья и ее подруга Всенежа. А это Берег — отставной княжеский гридень. Сам себе дал отставного, знать, теперь сам себе князь…

— Берег?! — взорвалось в голове Лесного, и он в который раз помянул нелицеприятным словцом собственную глупость, не позволившую ему догадаться раньше, что Берег, упомянутый в видении Хозяином Бором — это имя.

— Я, — представился он после некоторой паузы, — Чабор. Иногда зовут Лесной. Этот малорослый — мой друг Водар, он сайвок. С нами царевна Тарина — дочь асура Вулкана. Мы из веров. Милости прошу к костру, располагайтесь, но не взыщите, угостить вас нечем.

Гости дружно устроились у огня.

Волхв оказался очень шустрым малым. В одно мгновение на поляне всё пришло в движение. Прибывшие с ним девушки засуетились у огня, Берег и Чабор натаскали достаточно дров, а сам Ортай приготовил целебный отвар для обессилевшей царевны…

Сайвок, услышав пьянящий аромат этого травного настоя, тоже не преминул к нему приложиться. Само собой, после этого повеселевший малыш оживал прямо на глазах. Едва у костра расстелили полотно льняной скатерти, тут же на ней, словно по волшебству, появилась и нехитрая походная еда.

Вечерело. Вся честная компания, откушав, дружно собралась в круг, в центре которого, весело потрескивая и шугая искрами в темнеющее небо, горел костёр. Наступило время обстоятельного обсуждения дальнейших действий.

Слушая рассказ волхва о схватке Водара с чёрным карликом, все присутствующие, включая самого сайвока, просто затаили дыхание. Трудно даже было представить, что творилось в голове малыша, когда спутники Ортая подтвердили и описание волшебного превращения сайвока, и то, что поведанные волхвом события на самом деле имели место.

После этого ученик полесских волхвов при участии отставного княжеского гридня поведал гостям о событиях, предшествующих их появлению в здешних местах…

На лес незаметно опустилась ночь. За прошедшее с вечера время рассказано было достаточно, а потому, как только Ортай закончил, у костра повисла тишина. Каждый думал о своём, глядя на тихо потрескивающий огонь. Пламя выхватывало из сырого мрака усталые, задумчивые лица. В его ярких сполохах чёрные лесные тени сплетались в расплывчатые картинки из звучавших ранее рассказов…

«Колдун… — рассуждал про себя Чабор. — Ведь он неуязвим. Как бороться с тем, кто имеет в своей власти столько? Берецкого только смешить, показывая своё умение махать мечом. Хоть меч и волшебный, а к нему неплохо бы было и самому научиться волшбить как надо, тут волхв прав. Да, учиться надо, но вот когда?…»

Лесной представил себе, как безудержное время, отпущенное ему до предстоящей схватки с колдуном, безвозвратно утекает где-то тонкой струйкой, появляясь из небесной выси и безследно исчезая в земле. До утра эта струйка истощится, а утром ему нужно отправляться в путь, одному. И не будет в том пути ни помощи, ни подсказки.

Тарину и Водара придётся оставить с волхвом и его друзьями, иначе никак. Но ведь Тёмное войско не выпустит никого живыми с поляны, да и сама поляна не защитит его и спутников! И ещё: что сможет сделать один Чабор с колдуном и его страшной ратью? А ведь встречу эту никак не отложишь на более поздний срок. Добро, хоть до сих пор не нашли их колдуновы люди. Где же обещанная помощь Хозяина Бора?…

Время…. Сейчас бы не мешало выспаться, чтобы завтра со свежей головой отправиться в Берецкий лес. Да где там уснуть? Нужно всё обдумать ещё тысячу раз, беречь эту тонкую струйку времени, ведь как говорил Вершина: «Сначала мы убиваем время, а потом оно убивает нас».

Вдруг Чабор поймал себя на мысли, что временной ручеёк, мысленно представляемый им, уже несколько мгновений маячит у него перед глазами, где-то позади костра…

Высокий седовласый старик Бор стоял рядом с огнём и пристально смотрел на пламя. Это его высокий резной посох на фоне длинной белой бороды представлялся Чабору тем самым ручейком. Только теперь Лесной заметил, что все сидящие у костра, за исключением его и Ортая, спали. По взгляду волхва было заметно, что он знаком с Духом леса и ничуть не удивлён его появлению.

Хозяин Бор провёл ладонью поверх венца своего посоха — и на фоне тёмного зубчатого частокола леса засветилась мягким лунным светом резная фигурка филина.

— Эта птица в полёте до утра, — тихо сказал старик. — Утром её сменит сокол. До рассвета, вер, сейчас начинай свой путь. Филин — птица ночная, твой путь — в ночь, пока пускает мёртвая трава. В лесу и один воин. На кромке ночи отдай всё без остатка — тогда выживешь, а будешь себя беречь — не сбережёшь. Не летать тогда соколу, не бить кощея.

Тем, кто останется, с этой поляны пути нет. В её границах я до поры смогу всех сберечь. Им ждать твоего возвращения, а не вернёшься — в первый же день, когда тёмные силы станут чёрнить луну, им не жить. Когда наступают чёртовы ночи, в этих землях моей власти нет.

Я обещал тебе помочь и своё слово сдержал. Вместо чёрной отравы в траве, где каждая травинка встала бы на твоём пути мёртвым или нежитью, во всем лесу будет тебе помехой лишь сок мёртвой травы, той, что поднимается ночью из опавшей листвы. Она для тебя не опасна. Тебе одному кощея бить. Больше той помощи, что у тебя есть, уже не будет. Спеши, вер, да помни о костяшке…

Хозяин Бор тут же растаял во мраке, а Чабор поднялся, судорожно и быстро застегнул ремни, поклонился провожающему его до края поляны волхву и шагнул в безпроглядную темень леса…

ЛАРЬ 3 КЛУБОК 11

КЛУБОК 11

— Куда тебя несёт нелёгкая? — заливаясь горькими слезами, причитала пышнотелая женщина, стоя на коленях перед мужем и цепко ухватившись за его широкую льняную сорочку. Супруг, не обращая никакого внимания на бабские вопли, упрямо волок её за собой до самого порога, пока крепкая ткань его одежды не лопнула, оставляя в руках воющей от безсилия жены жалкий лоскут.

— Стой! Ты ведь только-только от хвори поднялся… помирал ведь? Куда ты?!

Молчаливый кормилец только скрипнул зубами, поминая злым и постыдным словом вечную бабскую глупость. После этого он отчаянно грохнул дверью, взял в хлеву старую дедовскую рогатину и вышел прочь со двора…

Его, как и многих других в это время, «несло», словно деревенского дурня Савку по прозвищу Месячик, который в каждую лунную ночь бродил по полям и лесам, будто нежить. Все эти люди двигались на слышный только им зов — туда, куда вели их пленённые колдуном сердца….

А вели они в сторону гашинского болота прямо к Берецкому лесу. Их бодрила злая удаль, звеня давно забытой силой в измученных долгими недугами телах.

Погружающийся во мрак лес оживал на глазах. В его молчаливой чаще рождалось невиданное доселе движение. Это пришло время отмеченным незримой печатью Поклада людям отдавать берецкому колдуну свой долг.

«Вы услышите мой зов, — говорил он всем им когда-то, — не можете не услышать. Ваши сердца дадут вам большую силу, пошлют знак, и тогда уж не откажите в помощи немощному старику. Добро, каждодневно деланое мною, рождает ненависть моих врагов. Они хитры и сильны. Из далёких земель веров идут они по моим пятам, чтобы погубить меня и не дать возможности снова помогать людям…»

Толпа, начавшая собираться на лесной поляне ещё с вечера, сотрясала воздух дружным хором проклятий, поднимая к небу кулаки или вскидывая к прожаренным за день небесам разношёрстное оружие. На обугленном высоком выворотне, заплёвывая близстоящих жёлтой пеной, бесновался в дикой ярости небезызвестный Ульян Ковтун.

Он, как доносила всезнающая молва, давно уж пропал среди болот, чем-то сильно обозлив колдуна. Теперь же и отставной проводник был вновь призван на чёрную службу из мрачного закромного мира. Воля всемогущего Поклада сделала это, потому что даже всемогущим иногда нужна какая-никакая помощь, а главного помощника, страшного карлика Сглаза, вернуть из подземного мира уже не мог никто.