Чабор

Главным достоинствам царя горных сайвоков была строгость и точность во  всём, а среди недостатков чаще всего проявлялась забывчивость. Как с царём (а он ведь тоже был царь!) люди обращались с ним крайне редко, поэтому он, само собой, опешил от подобного приёма, и его волшебная борода, способная передавать настроение хозяина, испуганно обвила кольцами его небольшое, но достаточно упитанное тело. Нервно постукивающий по ноге «хвост» (а бороду Бородача иначе никто и не называл) притянул к себе взгляды Говара и Вулкана. Они сосредоточились на сайвоке, ожидая новостей, а Бородач упорно молчал, рассуждая о том, как всё-таки здорово быть царём!

— Ну? — сказал, наконец, Вулкан, утомлённый ожиданием…

В ответ Бородач выдал новую, ещё более изысканную серию поклонов. Усердно выкидывая коленца, сайвок, вглядываясь в глаза асура и Говара, будто говорил: «… если уж и так вам не нравится, то я не знаю, как ещё поклониться»? И вдруг старую, седую голову осенило. Явился-то он сюда совсем не за тем! «Ну» царя Вулкана, обозначает совсем не «ну, чего не кланяешься»? Скорее всего, оно означало: «ну, где?» А то, зачем царь горных сайвоков явился, как раз в этот миг напрочь вылетело из его старой головы.

Вулкана же просто убивало его затянувшееся молчание. Гигант — а по сравнению даже с Говаром царь был высок — подошёл к сайвоку, нежно взял его за плечи, поднял, как куклу, и, шепнув ему в ухо: «Где лазутчики? Если плохо слышишь, я скажу громче, будет некрасиво», — поставил на место.

Бородач тут же всё вспомнил, часто заморгал и так же часто затараторил: «Да, да, да, да…».

Вулкан, глядя на это, даже подумал, а здоров ли сайвок? Оказавшись на твёрдой поверхности, Бородач долго извинялся, так долго, что едва снова не забыл, зачем явился. Снова повторённое Вулканом волшебное слово «ну!?» тут же вернуло ему память:

— Мы, это, — не зная, как начать, но стараясь замолить свою внезапную забывчивость, мычал и запинался сайвок. — Лазутчиков поймали… двух. Один, это… наш, а другой, значит, ваш.

— Уж не есть ли ты их собрался? «Ваш», «наш», — недоумевал Вулкан. — Как ты их там делишь? Может так статься, что они мне оба не нужны?

— Н-не, не так, — снова начал заикаться Бородач. — Один из них сайвок, это который «наш», а который «ваш» — не сайвок, у того с собой меч Индры.

— Ты уверен? — спросил Вулкан, все ещё не доверяя безсвязной речи Бородача.

— Сайвок, сайвок, что я — сайвоков не видел? — закивал царь тех самых сайвоков.

— Я про другого лазутчика! — начинал терять терпение Вулкан.

— Тут вопрос, — заметил Бородач. — Из всех «горных» только я один знаю узор на рукояти и ножнах меча, потому как видел… один раз. Так вот, если верить мне, то это меч Индры. Что я, мечей не видел? Сразу видать и рисунок, и силу. Её-то не спрячешь? Мои трудяги боятся свещенного оружия, да и я тоже. Ведь все знают, что на всём белом свете сейчас его может держать в руках только один человек. Вот, привели парнишку к тебе. Сайвока, правда, себе оставили, пусть отдохнёт в протравном колодце. Это ему за то, что людей по ходам водит. Молчит, пёс шелудивый, не говорит, кто он и откуда. Может, потом разговорится… Если выживет..

— Ну, — опять повторил чудесно действующее на Бородача слово Вулкан. — Веди пленника.

— Пленника? — направляясь к двери, хмыкнул сайвок. — Пленнику оружие не оставляют. Эй! Что вы там, задремали? Не оставишь ни на миг. Спят на ходу, скорее!!!

В зал ввалилась целая толпа сайвоков, одинаковых, как одуванчики на лугу. Все снимали с голов колпаки, кланялись, здоровались и почему-то краснели. Наконец, ввели того самого лазутчика. Вулкан сразу узнал меч, а Говар мальчика. Ноги старика подкосились, и он в безсилии сел на справу. Смущала только повязка на глазах. Если бы не было её, пожалуй, старец вовсе лишился бы чувств.

Вулкан, заметив безпомощность старика, грозно, как и подобает асуру, спросил «горных»:

— Отчего он в повязке!?

Сайвоки вздрогнули. Они вообще не выносили шума, а тут…

— Глаза, — пояснил Бородач спокойно (как царь царю). — Если снять повязку, он ослепнет. Видно, долго шли «прямыми» под землёй. Сайвоку-то хоть бы хны, а человеку… надо бы попривыкнуть к свету.

— Понятно, — исчерпав допустимые вопросы, заключил Вулкан. — Старче, — обратился он к Говару, — может, ты чего хочешь разузнать?

Старик оживился и, к удивлению присутствующих, изменяя голос, спросил:

— Скажи-ка, добрый молодец, своё имя?

— Чабор.

— Так. А вот тебе ещё загадка. Чем угощал тебя, …то есть Чабора, у себя в гостях берендей Говар?

— Щами, — не скрывая удивления, ответил юноша.

Вулкан только удивлённо покосился на седовласого старца, думая: «Вот так вопросы для допроса…», а меж тем этот самый допрос и далее продолжался в своём ключе:

— Скажи, кем обернулся Говар?

— Оленем, — тихо ответил Чабор, задумываясь, а не сболтнул ли он чего лишнего?

— Нет, — сказал вдруг басом старик. Всё враньё, это не Чабор, и меч это не тот. Царь Бородач, — вдруг скомандовал Говар, — отпусти своих подданных, а сам останься.

Сайвок, окрылённый тем, что его вслух назвали царём, чуть ли не пинками вытолкал гудящих, словно пчёлы, «горных».

Пленник продолжал стоять неподвижно посреди зала. Руки его лежали на эфесе меча. Волшебное оружие было холодным, бояться было нечего.

В это время Говар подошёл к Бородачу, согнулся и стал что-то шептать ему на ухо. Задержавшиеся в дверях сайвоки сразу превратились в слух, поскольку были страшно любопытны, но, увы, так ничего толком и не расслышали.

— А! Конечно, — громко согласился с услышанным Бородач. — Вот оказия какая…

— Да, — в такт царю «горных» тихо повторил Говар, — я узнал этого юношу. Его зовут… Лесной. Никакой он не Чабор.

Последние слова заставили пленника открыть рот, но, слава Богу, не заставили его ответить на неправду. Возможно, это случилось только потому, что он узнал звучавший без искажения голос. В наступившей короткой паузе Чабор собрался было что-то сказать, но его больно ущипнули за руку. Сомнений не было, это знак молчать, да и что говорить, когда тут Говар? Уж он-то в обиду не даст, а остальное — это его штуки. Главное, что старик сам понимает, куда клонит.

Сайвоки высыпали из зала, обезкураженные криками Бородача.

— Вот болваны! Да и я хорош… Простого меча от волшебного не смог отличить! Старею, наверное?..

Голоса сайвоков стали затихать. Говар закрыл дверь и подошёл к Чабору:

— Раз смолчал, слыша неправду, — тихо сказал он, — значит, узнал мой голос. Забудь на время своё имя, так надо. Само время укажет, когда Чабор должен будет «воскреснуть». Теперь ты Лесной, и никто, даже я, не смею звать тебя другим, настоящим именем. Ты меня понял?

Чабор, соглашаясь, кивнул. Он услышал шаги, и вдруг сильный, властный голос, не принадлежащий Говару, произнёс:

— Может, объяснишь мне хоть что-нибудь, старче?

— Постой тут, — тихо попросил Чабора старик и отошёл. Далее был слышен только шёпот. Слов невозможно было разобрать. Юноша старательно вслушивался, но напрасно. «Жаль, — подумал он, — что Водара нет, тот бы обяза… Водар! Его же бросили в какой-то колодец, и за что? За то, что помог мне сюда добраться? Ведь он не украл, не убил…. А вообще, — стал сомневаться Чабор, — его могли и за какие-то прошлые грешки прихватить? Ведь было заметно, он от кого-то прятался. …Не-ет, — отвечал сам себе Чабор. — Он ведь сайвок «лесной», а они «горные», откуда им про него знать? Хотя, конечно, на то он и Водар… Может, про него уже все на свете знают, кроме меня. Смешно получается: Водар «лесной», и я теперь Лесной. Не забыть бы только».

— Ну, что ж, …Лесной, — вдруг прозвучал рядом голос Говара, — знакомься. Это Пресветлый царь народа веров Вулкан. Я тебе о нём рассказывал…

Чабор, не зная, как положено приветствовать асура, просто кивнул.

— Добро пожаловать, Лесной, — сказал Вулкан совсем не там, куда кивал юноша, — поживи у меня, будь гостем. Старче, я распоряжусь насчёт вас, а вы пока обговорите, как жить и во что сейчас играть, добро?