Чабор

— Да, это так, — ответил Мах, радуясь тому, что разговор перестал касаться его досадной ошибки.

— Ну а если так, почему ты не у Белой горы, где собралась на совет стая? Что ты ищешь в лесу?

— Правды, царь…

— Правды? — удивился Запавет. — Твои братья у горы, избирая лучших из лучших в новый совет, тоже её ищут, однако ты почему-то здесь?

— Я не могу быть с вольной стаей… отлучён… безволен. Месть — моя воля.

— Месть слепа, Мах. Она бывает и порождением Тёмного мира.

— Знаю, царь, но как быть? Нельзя же оставить виновных безнаказанными?

— Мах, я тоже виновен в той смерти…

— Ты уже наказан, царь.

Только теперь орёл опустил свой взгляд на волка. Мах из тех, кто не считает искренность порождением глупости. Белый волк всегда как думает, так и говорит. Слова Маха задели царскую гордыню, но, встретившись взглядом с белым волком, Запавет не стал давать волю едва зарождающемуся гневу.

— Прости, царь, — запросто извинился волк. — Зло слепо. Обиды не видим, пока не обидим.

— Ты не обидел меня, Белый Мах, и всё же я не услышал ответа, какой правды ты ищешь в лесу?

— …Я решил пройти следом Чабора до конца леса.

— Зачем?

— Волки читают следы, государь.

— И что же ты прочёл, Мах?

— Следы Чабора оказалось довольно сложно найти. Весь его путь до Лесдогора истоптан так, словно по нему бродил весь Темнолес.

— Темнолес? — удивился царь. — С чего бы это?

— Да, Темнолес. Их-то следы я знаю. Все следы там, исключая мои и Хвои, принадлежат соседям.

— Я так понимаю, Мах, они здесь что-то искали, верно?.. И что?

— Меч.

— Меч? — заинтересованно спросил Запавет, снова чувствуя, как призрак надежды больно вцепился в его раненое сердце. — Разве меч не у них?

— Царь, я точно знаю, что они так усердно ищут. Мы поймали убийц Чабора. Эти подлые псы так боялись за свою шкуру, что рассказали всё. У убитого с собой не было меча, был только рог…

— Мах, я что-то не совсем понимаю…

— Я и Хвоя, как тебе известно, провожали Чабора. Я его оставил у Белой горы. Меч был с ним. Рога я не видел, а ведь его так просто не спрячешь, не иголка.

— Ты уверен? — спросил Запавет, чувствуя, как нити надежды начинали сматываться в клубок.

— Уверен, царь, как в том, что сейчас вижу тебя.

Орёл взмахнул крыльями, нырнул вниз и ударился о землю. Из взметнувшегося вверх снежного вихря вышел Запавет уже в человеческом обличии.

— Мах, — тихо спросил царь, — ведь это даёт нам надежду…. Я хотел сказать, это может значить…

— О, царь. Я тоже боюсь своих догадок, но могу ещё кое-что добавить. Хвоя указала мне место, где они расстались.

— Да не тяни ты, — Запавет, не чувствуя под собой ног, сел на покрытый снегом пень, — говори!

— Следы Чабора идут далеко в Лесдогор, царь.

— Но как же…, а здесь?

— Здесь, — продолжал Мах, — их сильно истоптало доблестное волчье войско, идущее на битву. Только потому, что я шёл оттуда сюда, и мне помогала Хвоя, я нашёл его след здесь и прошёл по нему.

— Боже правый! — Запавет схватился за сердце. — Что же вы не…. Тот след, в Лесдогоре? Кто мне ответит, да или нет?!

— Сайвоки, царь.

— Кто?

— Да, владыка Светлолеса, ты не ослышался. С ним был сайвок. Они встретились в Лесдогоре, долго шли вместе, а потом их следы пропадают.

— Как это может быть, Мах? Ты же сам знаешь, что сайвоки стараются вообще не ходить по снежной целине. Даже если такое и бывает, сайвок идёт по чужому следу, скрывая под ним свой. В мире нет никого, кто бы ещё умел так искусно прятать своё присутствие на поверхности. Я не представляю, что должно было случиться, чтобы кто-то из сайвоков оставил собственный след?

— Я согласен с тобой, царь. Но Чабор идёт с сайвоком. Следы того то появляются, то исчезают. Только в глубине леса его след ясно идет рядом с человеческим следом. Сайвок, Владыка, нечего и сомневаться, впрочем, как и в том, что Чабор жив.

Запавет медленно встал, набрал в ладони снега и умылся им:

— Пусть же будет так, Мах. Уж не знаю, кто тогда погиб вместо него, но я верю тебе. Что в той игре судьбы, в чём её урок? Давай же, Мах, оставим всё тайной. Нужно только предупредить Хвою и пустить слух, что меч Индры у меня.

— Царь, — ответил Мах, — Хвоя была первой, кто предложил добавить ещё одну тайну нашему Лесу. Одной больше, одной меньше…

Запавет осенил себя огнеперстием Перуна:

— Пусть же погибшему будет оказана должная честь, и не заслонит лицедейство боли утраты. Смерть человека — горе, кто бы он ни был. Мир его праху…

Безконечный путь под землёй... Чабор уже давно потерял счёт времени с того момента, когда они спустились вниз. Теперь, по истечении, как казалось, долгого времени, юноша постоянно боролся с соблазном поскандалить с лесным малышом, мирно шагающим где-то впереди и изредка дёргающим за верёвку, связывающую их пояса.

Всякий раз, когда Чабор уже начинал твёрдо верить в то, что он видит в темноте, он тут же больно ударялся головой о что-то свисающее со свода потолка или цеплялся ногой за что-то торчащее из земли. Как только это происходило, возникала короткая перебранка, во время которой каждый из связки обзывал другого парой-тройкой крепких слов, специально приготовленных для такого случая.

По известным причинам ругаясь тихо, они совершенно не слушали друг друга, иначе они бы ещё и передрались. А так, Чабор поднимался, если падал, или тёр ушибленное место. Верёвка натягивалась, и они снова шли и шли…

Наконец наступил день… или ночь, когда в конце очередного перехода сайвок тихо, невзначай, сказал, что «закромки» сайвоков закончились, и теперь их ждёт хоть какое-то разнообразие в пути.

Наверное, стоит сказать, что те самые «закромки» позволяли их животам хотя бы изредка заниматься своей привычной работой. Запасливые малыши-сайвоки оставляли в дальних ходах подобные склады еды на всякий случай. Эти склады или, скорее, складики вяленого, солёного мяса или сала, помещались в дубовых ящичках в стенных нишах. Засыпанные солью поверх льняных оберток, они могли храниться достаточно долго, но трудяги-сайвоки старательно следили за этими схоронами, не позволяя портящимся сухим продуктам перелёживать. Их периодически меняли, выбрасывая ненужные наверх, заменяя другими, пригодными для употребления в пищу. Водар ещё в начале пути сообщил своему спутнику, что существуют даже специальные сайвоки, которые занимаются только «закромками», и вообще, пусть де юноша не думает, что житель подземного мира собирается безконечно подъедаться из его худого узелка.

Наверное, стоит также вам напомнить, что имени того юноши, которого сайвок должен был привести к отцу, Водар не знал, поэтому, познакомившись со своим спутником, он совершенно не придал значения тому, что имя Чабор он уже где-то слышал. Но вернёмся к закончившимся «закромкам» сайвоков.

Для гостя подземного царства это были приятные места во всех отношениях. Можно поесть, отдохнуть, поговорить, а тут они почему-то кончились…

— Э-э-э, постой, — остановился Чабор, — какие это «разнообразия» нас ждут?

В ответ верёвку сильно дёрнуло. Чабор послушно сделал ещё несколько шагов, думая, что сайвок, оставшийся подозрительно миролюбивым к этим резким словам, по пути объяснит, что он имел в виду. Но Водар молчал.

Чабор снова требовательно дёрнул веревку:

— Ты что, язык проглотил? — спросил он.

— Разнообразие, — ответил, наконец, сайвок. — Оно в том, что есть нам теперь не придётся. А в остальном всё будет так же, как и раньше…

— И надолго это разнообразие? — спросил Чабор, чувствуя, что как раз сейчас что-нибудь с удовольствием пожевал бы.

— Нет, — ответил из темноты Водар. — Потом появится ещё одно. Мы так проголодаемся, что не сможем спать.

— О-о-очень смешно, — протянул Чабор, считая юмор сайвока неуместным.

— А как ты думал!? — взорвался вдруг негодованием ранее терпеливый малыш. — Не век же тебе тут прятаться на дармовых харчах?