Открытый счет

Неожиданно она услышала какие-то шорохи в последней, справа по коридору, комнате и, войдя в неё, к удивлению своему… застала Окунева вскрывающим стамеской крышку массивного сундука, стоящего у стены.

— Что вы делаете, Игорь Иванович? — спросила Лиза.

Окунев обернулся, чертыхаясь, и Лиза впервые увидела, как может яркий румянец, словно огнём, осветить щёки и лоб майора Окунева.

— Да вот тут, наверно, есть что-то интересное.

— Документы?

— Да, и документы, — ответил Окунев после паузы. — Тут на всякое можно напороться.

Однако в сундуке, крышку которого сорвал Окунев, оказались старые тряпки и несколько ношеных пальто — мужские и женские.

Окунев сжал кулаки и даже сплюнул на пол. И вдруг широким, царским жестом протянул Лизе дамское пальто:

— Дарю!

— Мне не надо.

— Смелее, смелее! В Берлине универсальные магазины откроются не так скоро. А это, может быть, даже наше имущество, награбленное в России.

Лиза чувствовала, что Окуневу очень хочется всучить ей это пальто. Разделить трофеи.

— Мне противно прикасаться к этим вещам, — жёстко произнесла она.

— А, дура! — выругался Окунев. Он терял самообладание. — Подумаешь, чистоплюи. Им противно. А как немцы грабили наш народ! Солдат, — крикнул он автоматчику, — возьми и брось всё это в машину. Найдём нуждающихся.

— А Окунев не Ротшильд! — вдруг резко выкрикнул он, подходя вплотную к Лизе. — У меня в Москве пустая комнатёнка и мебель мать-старуха чуть ли не всю пожгла в печке зимой сорок первого. И сеструха — вдова. Мужа-солдата убили под Орлом. И двое племянников, их поднять надо и в люди вывести. Вот демобилизуют после войны, а в гражданке я техник-строитель, человек пятнадцатого числа. Получка, косая в зубы — и привет!

— Чего вы беснуетесь? — спокойно спросила Лиза. — Я тоже вдова, майор Окунев. Перед кем вы льёте ваши слёзы? "Человек пятнадцатого числа"! — повторила она с презрением. — Что же вы хотите, войну скомпенсировать?

— С миром, Лиза, — вдруг успокоившись, сказал Окунев. — Всё это пыль, ерунда. Смешно нам, фронтовикам, ссориться сейчас, на пороге победы. Вы ничего не видели, я вам ничего не говорил. Хоп!

Окунев примирительно протянул руку. Лиза машинально пожала её. Но тут же, словно спохватившись, сказала жёстко и впервые называя Окунева на "ты":

— Смотри, погоришь ты на барахолке, Игорь Иванович, замараешь биографию. А жалко! Такой боевой заслуженный офицер. Жалко! — с искренней болью в голосе повторила Лиза.

А так как Окунев не ответил, насупившись, она продолжала уже в совсем ином, официальном тоне:

— Товарищ майор, для донесения в политотдел армии нет ли у вас новых данных о цитадели?

— Есть, есть кое-что. Пойдём вниз, но сначала я вышвырну из кабинета эту высшую расу. Пусть совещаются в соседнем доме, он тоже пустой, — зло пробурчал Окунев…

…Прибывшая из поарма МГУ остановилась за укрытием стены дома вне досягаемости даже для снайперского выстрела из амбразуры крепости. Лиза позаботилась о полной безопасности выступающих перед микрофоном немцев. Вскоре она предложила им по примеру бургомистра написать личные письма в цитадель, тем, у кого есть там родственники. И самим отнести их к крепостной стене.

Это было, конечно, рискованно. Кто мог гарантировать, что по группе, пусть даже с белым флагом, не хлестнёт пулемётная очередь. Хорошо бы посоветоваться с Окуневым, но он явно старался теперь поменьше попадаться Лизе на глаза. Тогда она решила позвонить в штаб дивизии.

Лизе повезло, трубку снял сам генерал Свиридов. Его штаб перебазировался дальше на запад.

— А как же Шпандауская цитадель? — спросила Лиза.

— Эту крепость штурмуйте агитацией, — рассмеялся генерал.

— А если не сдадутся?

— Их сопротивление бессмысленно. А мы проявим великодушие и терпение. Подождём, пока они одумаются. Время есть… до начала мирной конференции.

У генерала было хорошее настроение, Лиза это почувствовала по его весело и энергично рокочущему в трубке баритону.

— А если всё-таки не сдадутся? — настаивала Лиза. Её вдруг испугало, что дивизия уйдёт на запад, а около цитадели останутся одни работники седьмого отделения и небольшая комендатура. В крепости же около трёхсот хорошо вооружённых солдат, офицеров и военных чиновников. А что, если они сделают попытку пробиться на запад? Чем их остановить? Мощной громкоговорящей установкой?

Должно быть, генерал Свиридов тоже подумал об этом или почувствовал Лизино беспокойство.

— Я тут оставлю артдивизион и комендантскую роту, — сказал он после паузы, — хватит на крайний случай, но только на самый крайний. Сюда прибывает полковник Рыжих.

— Ясно, — сказала Лиза. — А как насчёт делегации немцев к цитадели?

— Пусть идут. Комендант Юнг не откроет огонь по своим, а откроет — тем хуже для него. Но вы пошлите кого-нибудь с ними, сами не ходите.

— Почему? — удивилась Лиза и подумала про себя: начинается старая песня, как только надо послать на рискованное задание женщину, то начальство начинает демонстрировать своё мужское великодушие и превосходство, как будто бы она не такой же офицер, как и все.

— Вас ожидает около цитадели один человек, — вывернулся генерал, а Лиза почувствовала, что он улыбнулся в трубку.

— Я знаю — Зубов! — сказала она.

Ох уж эта сочувственная снисходительность, замешенная на иронии, с какой почти всегда мужчины на фронте, вне зависимости от званий, говорят о чужой любви. Вот и сейчас генерал словно бы сливочным маслом смазал свой голос, когда начал прощаться и с шуточками и намёками, доставляющими тихую радость главным образом ему самому, пожелал Лизе "успехов во всех отношениях".

— Кончайте с цитаделью и догоняйте нас на Эльбе, — закончил он.

По дороге к цитадели Лиза вспомнила этот разговор с генералом.

"Легко сказать "кончайте", когда начинается какая-то странная война: бомбардировщики, реактивные снаряды, артиллерия, танки… и вот крепостная стена с узкими щелями амбразур". Из одной такой амбразуры высунулась худая, длинная рука, чтобы взять у Шильцера пачку писем.

"Не хватает только кольчуги и шлема с забралом", — подумала Лиза.

Немцы из цитадели не стреляли. Лиза видела множество любопытных глаз, сверкающих в глубине амбразур.

— Гарнизону приказано драться до последнего, — в ответ на письма отвечали шпандаусцы из-за стены — то один, то другой, а то и несколько голосов сразу.

— Идиоты! — шипел Шильцер.

Лиза сделала знак Шильцеру, чтобы он увёл назад группу. Кто-то сзади слегка постучался пальцем в её плечо. Лиза резко обернулась и… увидела Зубова.

— Вы?

— Я!

— Что вы тут делаете? — глуповато спросила Лиза.

— Вспоминаю фильм "Пётр Первый".

— А, штурм вражеской крепости? — после паузы догадалась Лиза.

— Вот-вот. Противник делает вылазку, навстречу ему Алексашка Меншиков с саблей наголо, за ним отряд, врывается в ворота, а тем временем русские гренадеры уже тащат лестницы к стенам…

— Ладно вам, — перебила Лиза, — подумаешь, какой гренадер из политуправления! На стену-то лезть не придётся во всяком случае, а вот подальше отсюда отойти лучше будет, — сказала она, — а то ещё какой-нибудь защитник цитадели саданёт из автомата.

И Лиза увлекла Зубова в ближайший переулок, отпустив там немцев по домам. Затем они вдвоём вернулись в дом разведотдела, но в кабинете Окунева вместо него увидели… полковника Рыжих.

— Заходи, Зубов, ты мне нужен, — сказал полковник. Он остановил рапорт Зубова.

— Всё знаю, вольно, — бросил Рыжих.

Лизе он показался утомлённым, с большими мешками под глазами от бессонницы. Посмотрев пристально на Лизу и перехватив её взгляд, Рыжих провёл ладонью ото лба к подбородку, словно бы хотел снять налёт усталости, как паутину с лица.