Государь всея Руси

Кроме того, Тверь и Москва заключили (по отдельности) договоры с Литвой. Король Казимир, великий князь Литовский, стал арбитром в отношениях между русскими великими князьями. Тверь ставилась под его защиту. Более того: Василий Васильевич в случае своей смерти поручал Казимиру «печаловаться» о его жене и детях. Казимир мог стать опекуном великого князя Ивана... Впрочем, эта статья договора носила двусторонний характер. Пришлось официально признать переход Смоленска в руки Литвы. Мир с королем покупался дорогой ценой. Влияние Казимира распространялось и на Рязань. Правда, великому князю Василию удалось отстоять свои права на Новгород.[24]

Но главное было достигнуто — наконец-то устанавливался более или менее прочный мир. Наступала долгожданная передышка.

В июне следующего года в глубокой старости умерла великая княгиня Софья Витовтовна, многое повидавшая на своем долгом веку. А через месяц, когда великий князь Василий стоял на вечерне в Борисоглебской церкви «на Рве», примчался подьячий Василий Беда с важной вестью: «князь Дмитрий Шемяка умре напрасной смертью в Новгороде и положен в Юрьеве монастыре».

Смутные слухи ползли об этом событии. Говорили, что великий князь подослал в Нбвгород своего дьяка Степана Бородатого «с смертным зелием уморити князя Дмитрия». Степан привлек на свою сторону одного из бояр Шемяки и княжеского повара. Поел Дмитрий Юрьевич цыпленка, начиненного смертным ядом, и, проболев двенадцать дней, умер. Другие утверждали, что в заговоре участвовал новгородский посадник Исаак Борецкий и что повар-отравитель носил выразительное прозвище «Поганка».[25]

Средневековый человек не отличался щепетильностью. Яд повсюду в Европе был в арсенале средств политической борьбы. Когда во Франции весной 1472 г. внезапно умер герцог Гиенский, брат короля Людовика, многие считали эту смерть «странной» и подозревали короля в отравлении своего брата.[26] Более пятисот лет отравление Шемяки было только предположением. Но в 1987 г. подвергли медицинской экспертизе мумифицированные останки некоего князя, по всей вероятности — Шемяки. Экспертиза установила, что причиной смерти послужило, по-видимому, отравление мышьяком. Описание последних дней Шемяки совпадает с клинической картиной такого отравления.[27]

Политическую сцену покинул самый активный деятель княжеской усобицы, самый упорный враг великого князя Василия. Внук Дмитрия Донского, он унаследовал от своего великого деда энергию и подвижность. Но узкий кругозор удельного князя делал его цели мелкими, политику беспринципной, а борьбу в конечном счете безнадежной.

Подьячий Василий Беда был пожалован в дьяки. Феодальная война окончилась.

Победа была одержана не столько великим князем Василием, сколько Москвой. Москва, Московская земля не приняли углицкого князя. Победила великокняжеская традиция, традиция Дмитрия Донского. Традиция феодальной раздробленности получила сильный удар. Однако нельзя не удивляться энергии, жизнестойкости и силе духа самого Василия Васильевича, не терявшего надежды в самых трудных обстоятельствах, слепого князя, водившего в походы свои полки, сохранявшего качества активного политика и дипломата.

Огонь войны погас, но остались тлеющие головни. Со смертью Шемяки, с заключением договоров с Тверью и Литвой великий князь Василий Васильевич стал хозяином положения. Уже в следующем году он пошел ратью на можайского Ивана Андреевича «за его неисправление». «Неисправление» у можайского князя действительно было — Василий не мог забыть страшную сцену в Троицком соборе в февральский день 1446 г., один из последних дней, которые видели его глаза. И хотя потом Иван Андреевич изменил, в свою очередь, Шемяке и заключил договор с великим князем, Василий не мог рассчитывать на верность можайского князя, а Иван Андреевич — на симпатии со стороны Василия. При приближении московских войск к Можайску он «выбрався з женою и з детми и со всеми своими побеже к Литве».[28] «Дружба» с Василием Васильевичем не препятствовала Казимиру принимать у себя его врагов. А Можайский удел был ликвидирован.

Смоленск уже полвека находился под властью Литвы, но в нем жили русские люди, сохранявшие связь с православной Москвой. Важно было не терять эту связь, сохранить моральное единство русских людей по обе стороны литовского рубежа. И великий князь Василий, и митрополит Иона понимали это. И вот по просьбе смолян было решено «отпустить» в Смоленск привезенную в свое время на Москву чтимую икону Богородицы, бесценное сокровище для средневекового православного человека. Точная копия осталась в Москве, а сама икона во главе торжественной процессии двинулась январским днем 1456 г. в Смоленск.

«Отпуск» иконы в зарубежный Смоленск — не только церковное, но важное политическое мероприятие. Русь заявляла о своем церковном единстве. На церемонии провожания иконы 18 января собралась вся столица, «весь народ славного града Москвы». Рядом с Василием Васильевичем шли его сыновья во главе с великим князем Иваном — Юрий, Андрей, шестилетний Борис. Младший, трехлетний Андрей, был принесен на руках — «еще детеск вельми».

На следующий день, в понедельник, Василий Васильевич отправился в последний поход. Во главе своих полков слепой великий князь шел на Новгород.

Боярский город подлежал наказанию за помощь Шемяке.

Город Руса был взят на щит и, как водится, разграблен. Князь Иван Стрига и Федор Басенок «многое богатство взята». Обычиаи и правила средневековой войны были одинаковы у русских и французов, англичан и литовцев, католиков и православных. Бывало и хуже. Герцог Бургундский, например, взяв город Нель в 1472 г., перебил его жителей, а оставшихся в живых повесил — «кроме некоторых, которых кавалеристы отпустили из жалости».[29]

С опозданием подошла новгородская рать. Началось сражение. По глубокому снегу метались раненые кони новгородцев — москвичи били в них стрелами. Валились под ноги своих коней всадники в крепких, но тяжелых доспехах. Малоподвижная новгородская конница не знала тактики москвичей, заимствованной у лихих степных наездников. В плену оказался посадник Михаил Туча, многие бояре были убиты.

Новгородцы оказались разбиты. Архиепископ Евфимий, явившись к Василию Васильевичу во главе делегации посадников и тысяцких, начал «ему бити челом и молити» за свою паству. В Яжелбицах был заключен мир.[30]

Значение Яжелбицкого мира 1456 г. часто преувеличивается в литературе. Многие исследователи считают, что он стал важнейшим рубежом в судьбах Новгорода. Но это, по-видимому, не так. Новгородцы в очередной раз выплатили большую контрибуцию, в очередной раз повинились перед великим князем и признали формально его власть. Были решены и некоторые частные вопросы. Однако общий стиль новгородско-московских отношений, а главное — политический строй и порядки феодальной республики остались без каких-либо заметных изменений.[31]

Идя по тому же пути феодального развития, что и вся Русская земля, Господин Великий Новгород жил своей особой жизнью. Он управлялся боярской олигархией, использовавшей в своих интересах вече — народное собрание, пережиток старых, дофеодальных и раннефеодальных времен. Важнейшие должности посадников и тысяцких были привилегией немногочисленных боярских родов, постоянно соперничавших между собой. Новгородские бояре не нуждались во власти великого князя. Они располагали несметными богатствами — далеко на север, в Заволочье, на Двину и за Двину, заходили их вотчины, в которых добывалась бесценная пушнина, основной экспортный товар Новгорода. В политической борьбе бояре опирались на свои кончанские и уличанские общины. Каждый из новгородских концов — Славенский и Плотницкий на Торговой стороне, Неревский, Людин и Загородский на Софийской — имел свое вече, своих бояр в составе «господы» — совета, управлявшего всеми делами Новгорода.

24

Там же. С. 160, № 53; с. 163, № 54.

25

ПСРЛ. Спб., 1910. Т. 20, ч. 1. С. 262; Т. 23. С. 155.

26

Коммин Ф. де. Мемуары. М., 1986. С. 111.

27

Янин Н. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. М., 1988. С. 106—112, 210—227.

28

ПСРЛ. Т. 20. С. 273.

29

Коммин Ф. де. Мемуары. С. 111—112.

30

ПСРЛ. Т. 25. С. 273-274.

31

Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949, С. 39—43, № 22—23.