Страница 30 из 116
Прохладным весенним днем 2008 года Курт и Гитте Вестергор снова переехали, на этот раз в номер отеля на улице Фреденсгаде в центре Орхуса. Они радовались, что окажутся ближе к семье и друзьям после долгого времени, проведенного в летних домах и отелях за чертой города. Когда супруги вынимали из машины багаж, мимо них подругой стороне улицы проходили два человека восточной наружности. Один из них узнал Курта. “Чтобы ты в аду горел!” — крикнул он, намекая на судьбу, ожидающую, в соответствии с исламом, каждого богохульника. “Хочешь поговорить об этом здесь или подождем до встречи в аду?” — осведомился Вестергор, после чего мужчина разразился проклятиями.
Неожиданная встреча означала, что чете Вестергор, доложив о ней Полицейской службе разведки, предстояло сложить багаж в машину и вернуться в прежний отель.
Когда Курта Вестергора спросили о его отношении к Богу и религии, он ответил: “Я атеист и должен сказать, что реакция на мой рисунок заставила меня еще больше укрепиться в этой позиции”. В ответ на критику и обвинения в причастности к насилию и смерти невинных людей Вестергор любит рассказывать историю о своем любимом испанском художнике Пабло Пикассо. Во время Второй мировой войны Пикассо встретился на юге Франции с немецким офицером. Они разговорились, и поняв, кто перед ним, офицер вспоминает известную картину, изображавшую бомбардировку итальянской и немецкой авиацией одноименного баскского города в апреле 1937 года: “О, так это вы создали, Гернику”!” “Нет, это сделали вы”, — ответил Пикассо. А когда Курта спрашивают, каково быть под охраной спецслужбы, он цитирует жену: “Когда я ухожу на работу, она прощается со мной словами: “Счастливо! И да пребудет с тобой ПСР!””
Курт Вестергор всегда был хорошим рассказчиком. Кое-кто считает, что даже чересчур хорошим. В родной деревне Деструп в Химмерланде его часто называли врунишкой. Он любил что-то придумывать, затевать игры и фантазировать. У его отца, владельца бакалейной лавки, в которой отоваривалась вся деревня, иногда возникали проблемы из-за историй, которые постоянно сочинял его сын. “Но я скоро понял, что если вместо “вранье” говорить “фантазия”, это в корне меняет дело”.
Особенно Курту запомнился такой эпизод. Во время немецкой оккупации в деревенском доме для собраний праздновали серебряную свадьбу. Курт стоял на крыльце с маленьким мальчиком и сказал ему, что на ликеро-водочном заводе в Хобро пожар. Мальчик пошел к гостям и сообщил им новость. Через несколько минут большая часть собравшихся уже мчались на машинах в Хобро. “Не помню, потерпела ли наша лавка серьезные убытки, но отец страшно рассердился. Вообше-то, он был мирным человеком”.
Как сын лавочника, Вестергор-младший должен был со всеми поддерживать хорошие отношения. Курту не разрешалось ссориться с другими детьми и отрываться от коллектива. Но больше всего его раздражала религия. Позже он постарался освободиться от ее ограничений, но религиозные темы оставили глубокий след в его работе художника-иллюстратора. Религия — это различные запреты, касающиеся тела и секса, это истории о грехе и забвении, богобоязненности, рае и аде. Вестергор описывает своих родителей как не сильно верующих, скорее “принадлежащих христианской культуре”, а семейные отношения — как либеральные. Но будучи сыном лавочника, чтобы не раздражать клиентов отца, он должен был посещать воскресную школу, где преподавали члены Внутренней миссии — протестантского религиозного движения XIX века, возникшего в ответ на рациональный подход эпохи Просвещения к христианству.
“Таких религиозных деятелей сегодня называют фундаменталистами, — говорит Вестергор. — Они осуждали тех, кто нарушал приличия: ругался, сквернословил, мечтал о девушках или же, как я, обладал буйной фантазией, которую называли ложью. Не было совершенно никакого простора мысли. Думать о чем-то мне мешал страх перед Богом, привитый во время учебы в школе”.
Когда занятия в воскресной школе заканчивались, Вестергор выходил из деревенского зала собраний, смотрел вверх на синее небо и думал: “Отсюда слишком далеко до Бога, а Сатана прямо под ногами”. “Религия для меня скорее была связана с преисподней, нежели с Богом, с забвением, нежели со спасением. В моем воображении Бог представал бородатым стариком, а Сатана воплощался в образе жуткого существа с рогами во лбу”.
Страх перед адом заставлял воображение работать. Курту мерещилось, как дьявол внезапно оказывается у него за спиной, как он вылезает из канализации и появляется в любых других местах. Каждый раз, когда Курт как-нибудь грешил, его начинали преследовать образ преисподней и чувство вины.
В 1951 году Курт Вестергор поступил в гимназию в городе Рандерс. Летом он возвращался домой, преодолевая первые семь километров от Деструпа до Хобро на велосипеде, а остальные — на поезде. Зимой он жил в общежитии Рандерса. “Было здорово уехать из дому. Я действительно в этом нуждался”. В гимназии он повстречал учителя, который открыл для Вестергора новый мир, запустив механизм разрыва с Богом и религиозными запретами на все плотское. Эти мысли занимали юного Вестергора начиная с переходного возраста, только он никак не мог придать им форму или выразить словами. Учитель рассказывал о культурном радикализме 1930-х, упоминая такие имена, как Поуль Хеннингсен, Кьель Абель и Отто Гельстед. На его уроках особое место занимал Поуль Хеннингсен, его работы, брошенный им вызов нацизму и порокам буржуазного общества, бунт против сексуальной и религиозной морали того времени, которую радикалисты рассматривали как поле для решающего сражения в войне за власть в обществе. “Один за другим рушились все авторитеты, которые подавляли меня в детстве. Поуль Хеннингсен жаловался на то, что называл “отвратительной способностью человека приспосабливаться”. Он беспощадно критиковал мораль, архитектуру, религию, национализм”.
Вестергор вырос в среде, где принято скрывать свои мысли, если они отличаются от того, что говорит священник или учитель. “В деревне никто не бросал вызов власть имущим. Установленный ими порядок принимался как данность, что давало нам всем определенную уверенность в жизни”.
Окончив гимназию, Вестергор поступил в Университет Орхуса, чтобы изучить английский и немецкий, однако вскоре бросил занятия. Он очень хотел поступить в художественное училище и развивать свои творческие способности, но его родители были категорически против, считая, что с таким ремеслом их сын не сможет прокормиться. Взамен отец предложил ему стать учителем, чтобы он мог чертить на доске во время уроков и рисовать после их окончания. Так и произошло.
В учительской семинарии Вестергор узнал о шотландском педагоге А. С. Нилле и его школе “Саммерхилл”, основанной в 1921 году, что произвело на него огромное впечатление. По системе Нилла, каждый ученик мог делать абсолютно все, что ему подходит, до тех пор, пока его интересы не противоречат интересам других учеников. “Он считал, что дети станут хорошо учиться, только будучи лично в этом заинтересованы, и если не заставлять детей делать что-то вопреки их воле, их психика не будет травмирована угнетением. В педагогической среде его труды фактически находились под запретом. Как будущие учителя, мы знали, что придем работать в ту школу, из которой вышли сами, поэтому искали другие способы преподавания”.
Окончив семинарию, Курт Вестергор в 1959 году получил работу в частной школе, где поначалу преподавал немецкий язык. Со временем его все больше занимали предметы, где требовалось много рассказывать: история, география, а также изобразительное искусство — новый предмет в средней школе. В конце 1960-х Вестергор заинтересовался преподаванием детям с ограниченными возможностями и в итоге возглавил школу для инвалидов. “Мы должны были научить немых детей общаться, что давало полный простор нашему воображению, поскольку шло вразрез с общепринятыми представлениями о преподавании и логике. Мы разработали улучшенный язык символов, который родители детей могли выучить за выходные”.