Страница 5 из 15
Зализный обошел противотанковый опорный пункт и остался доволен тем, как удачно вчера расставили на ложных позициях выведенные из строя орудия. Он осмотрел «заграждения» из соломы и приказал облить жгуты керосином. Потом снова вернулся к расчету первого орудия, с которым решил находиться сам, управляя огнем батареи. Ему не понравилась одна огневая позиция, и он переместил орудие на запасную. Там был лучший обзор и обстрел. Рядом находилось надежное укрытие — вырытые в отвесной стене оврага ниши и норы. Он проверил связь с двумя другими орудиями и приказал связистам сделать запасную линию связи, но провода не хватило. Зализный хотел было сходить к командиру роты, обороняющейся впереди противотанкового опорного пункта, но нарастающий в небе гул немецких бомбардировщиков заставил его вернуться на наблюдательный пункт. И надо сказать, что сделал он это вовремя: немецкие самолеты стали пикировать на ложные позиции с разбитыми орудиями, сделали два захода, сбросили бомбы и улетели.
Румянцев, наблюдая за налетом гитлеровских бомбардировщиков, старался предугадать, как же в дальнейшем сложится бой. Опыт подсказывал ему, что и в этот раз немцы будут действовать по излюбленному ими тактическому шаблону: удары авиации, артиллерийский налет, атака танков, а за ними пойдет пехота.
И Румянцев не ошибся. Как только отбомбились немецкие самолеты, в бой вступила артиллерия. По множеству разрывов в лощине комдив понял, что немцы будут наносить главный удар снова сюда. Немецкая артиллерия еще вела огонь, когда на дороге, огибающей высоту, показалась колонна грузовых автомашин с пехотой.
«Что же это такое? — подумал комдив. — Где же танки? Или немцы совершенно уверены, что полностью уничтожили нашу артиллерию?…».
Он приказал оставшейся в хуторе батарее открыть огонь, но командир дивизиона доложил, что у него осталось всего по два снаряда на батарею. Делать было нечего, и комдив, чтобы не дать немецкой пехоте развернуться в боевые порядки, приказал Заливному открыть огонь.
На немецкие автомашины обрушился огневой удар. И разом несколько из них загорелись, а остальные повернули назад и скрылись за высотой. Тем временем из-за высоты показались танки и, построившись в боевой порядок, пошли в атаку. Их было пятнадцать и шли они углом, острие которого было нацелено в лощину. «Да, они не отказались от мысли и сегодня пробиться там, где пытались это сделать три дня назад», — думал Румянцев. И с беспокойством посмотрел в сторону батареи Зализного: «Выдержат ли?…»
На наблюдательный пункт пришел Цветков.
— Все в порядке, Михаил Алексеевич. Только что был на батарее Зализного. Как раз перед налетом немецкой авиации. Артиллеристы хорошо подготовили и замаскировали свои позиции.
Румянцев молча пожал ему руку.
— Очень правильно сделал. Вовремя…
Немецкие танки легко прорвали оборону стрелковой роты на стыке и устремились в лощину. Зализный видел, как они подходили к рубежу соломенного «заграждения» и, боязливо замедляя ход, останавливались, не решаясь его перейти. «Догадались, что здесь скрыта какая-то ловушка. Вот бы где надо бронебойных, — думал Зализный. — Такие мишени, черт возьми!» И приказал открыть огонь по танкам. Немцы дали ответный огонь по батарее. Два танка осторожно подошли к соломенным «заграждениям» и перешли их. За ними двинулись остальные. Зализный подал команду поджечь жгуты и спустя две-три минуты танки очутились в огненном кольце. Немецкие танкисты, ошеломленные случившимся, остановили машины. Это и привело многих из них к гибели. Танки тотчас же загорелись. Только шести машинам удалось вырваться из бушующего в лощине пламени. Два головных танка избежали участи своих товарищей. Зализный увидел, что против трех его орудий, не имеющих снарядов, идут два танка. В одном из них мог быть командир подразделения, на глазах у которого несколько минут назад сгорели его танки. Он, по-видимому, понимал, что орудия русских беззащитны, и поэтому шел уверенно, вел частый огонь по нашим позициям, не жалея снарядов.
Еще пять-десять минут, и головной вражеский танк подомнет одно за другим все три орудия. Идущий рядом с головным танк сбавил ход. Он немного отстал, но продолжал стрелять из орудия, делая короткие остановки. Он поддерживал огнем головную машину, пробивая ей дорогу. Оглушительный взрыв сбил Зализного с ног, сбросил в погребок для снарядов. Поднявшись, он увидел, что головной танк остановился. Чего он выжидал?
— Санин! — крикнул Зализный старшине. — Связку гранат.
Надо остановить танк во что бы то ни стало. По оврагу старший лейтенант приблизился к вражескому танку. Осталось не более сорока-пятидесяти метров. И Зализный пополз. Танк, не торопясь, продолжал стрелять по одинокому безмолвному орудию.
Зализный напрягся и с силой бросил связку гранат под головной танк. Горячей волной опалило лицо и шею, резкая боль пронзила голову и плечи. Он потерял сознание… Второй танк развернулся на сто восемьдесят градусов и, маневрируя, стал быстро уходить к своим позициям.
Над степью, раскаленной солнцем, установилась непривычная тишина.
…Три оставшихся в живых артиллериста противотанковой батареи принесли вечером на наблюдательный пункт дивизии израненного командира. Один из них передал комиссару Цветкову пробитый осколком комсомольский билет старшего лейтенанта Зализного. Румянцев доложил командующему 64-й армией о героизме, проявленном батареей Зализного. Чуйков приказал представить Зализного к званию Героя Советского Союза, а трех отважных артиллеристов — к ордену Красного Знамени.
К вечеру четвертого дня наступления немцы отказались от попыток прорвать оборону дивизии Румянцева и перенесли удары севернее и южнее. В полночь было получено распоряжение командующего 64-й армией:
«Срочно отвести дивизию за Дон для переформирования».
Усталые от непрерывных боев бойцы сильно поредевшей дивизии Румянцева группами отходили к Дону по лощине, где стояла насмерть артиллерийская батарея старшего лейтенанта Зализного. В лощине, перепаханной взрывами, — словно кратеры, частые воронки от бомб и снарядов, разбитые, изуродованные орудия, без щитов и колес, ящики от снарядов.
Молча идут бойцы, лица их почернели от пыли и ветра. Снимая пилотки, они на ходу прощаются с товарищами, отстоявшими в неравном бою этот клочок земли.
А на одиноком столбике ветер раскачивает кусок фанеры, на которой мазутом выведены неровные, расплывающиеся буквы: «Умрем, но танки не пройдут».
КОМАНДИРСКИЙ ХАРАКТЕР
Все было необычным на этот раз в обороне. Получив сведения о больших танковых колоннах, командир дивизии Лавренов долго раздумывал над тем, как ему обмануть врага, как задержать на переправе, чтобы успеть отвести дивизию до подхода главных сил немецких танковых войск. Он решил создать видимость обороны на широком фронте и попытаться увлечь немцев в узкую горловину, туда, где Дон делал петлю, образуя полуостров. А на его заросшем восточном берегу поставить на прямую наводку и замаскировать всю имеющуюся в дивизии артиллерию. И когда немецкие танки войдут в этот огневой мешок, ударить по ним с двух сторон фланкирующим огнем орудий и сорвать переправу. Пока они придут в себя и подтянут новые силы, дивизия будет далеко от излучины и сумеет подготовить новый оборонительный рубеж.
Никогда Лавренов так не волновался, принимая решение. Но все подсказывало ему, что он должен поступить только так.
Когда первые лучи солнца высветили небо, немецкие бомбардировщики большими стаями прошли на восток. И вскоре придонскую степь оглушил нарастающий гул и лязг гусениц. Темные квадратные коробки танков появились на горизонте, будто на высоте обозначилось село, ранее скрытое туманом. Они шли осторожно, не торопясь и не стреляя.
А спустя полчаса огненные разрывы вспыхнули на берегу Дона. Артиллерия открыла огонь по немецким танкам. Все перемешалось на земле, все втянулось в стремительный водоворот боя.