Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 61

Во всех этих ситуациях переводящие и переносящие устанавливают тождество, но искомая эквивалентность нужна и возможна из-за разницы приравниваемых или переносимых элементов. Нужно подчеркнуть несколько аспектов, которые несет само слово «перевод», translation. Во-первых, перевод пере-водит, пере-дает, но потому всегда и неизбежно предает. Сам термин содержит в себе идею инаковости: перевод никогда не явялется передачей того же самого, иначе в переводе не было бы необходимости. Во-вторых, можно серьезно подумать о социологии перевода, переноса, пере-ношения как альтернативе классической социологии отношений: translation отличается от relation, как пере-ношение от от-ношения. В современном обществоведении «отношение» выглядит непроблематичной категорией, используемой как наиболее нейтральная для обозначения связи между людьми. Однако еще в шекспировское время слово «отношение» означало послание, передачу, подобно одноразовому подношению новостей, а не постоянному и двустороннему обмену. Так, «Отелло» завершается фразой: «То the staterelate». Говорящий это прямо указывает: надо рассказать (relate) венецианскому государству, что произошло с мавром. То же, что мы бы назвали сейчас «отношениями» Отелло и Дездемоны, еще не подпадает под этот термин. Постепенно коннотация единоразовой связи, когда что-либо куда-либо взяли и перенесли с одного места на другое, вытесняется в термине «отношение» другими: идеей, что отношение — это устойчивая двух- или многосторонняя связь. Все как бы опутаны нитями отношений: тот, кто тянет за одну нить, влияет на положение другого, которое через ту же или другую нить оказывает обратное влияние на первого агента, и т. п.

Интересно, что перевод как пере-ношение обычно не имеет коннотации такого возвратного действия или коннотации устойчивой реципрокной связи: социология пере-ношений концептуализирует жизнь вместе не как жизнь в постоянной привязке действия и контрдействия. Эта социология плоскостная, как метафора поля игры в регби. Мяч, посланный одному, очень редко возвращается обратно; скорее последует еще одна пере-дача дальше, вперед, причем, как мы помним, мяч меняется при каждой передаче, переводится в новое состояние. Социология перевода — это социология пере-дачи силы по цепи, это социология жизни вместе, понимаемой как жизни в месте, как выстраивание ряда передач или линии движения в определенном месте, а не обмен импульсами в связи взаимной соотнесенности.[14]

Перейдем к другой категории, важной для самой последней латуровской концептуализации сети. Переводя что-то куда-то, мы постоянно делаем это внутри некоторых проводов или путепроводов, по которым бежит оформленный сигнал, заряд или феномен. Между нитями этих проводов и путепроводов лежит пустота, или бесформенная плазма, как ее теперь называет Латур, которая не оформлена еще ни во что. Она — фон для переводящегося.

Фон — одна из любимых категорий Латура. Он, например, занимался детальным описанием конструирования одного научного факта, на фоне (against the backcloth) всей совокупности лабораторной деятельности. Все материальные операции по конструированию этого фона — например биопробы — выносятся за скобки при обсуждении фигур, появляющихся на переднем плане, в показаниях датчиков приборов. Фон вещей, установок и операций лаборатории — material background — только и позволяет правильно понять ведущиеся дебаты и поступки ученых, но как условие этого понимания он сам не должен попадать в свет рассмотрения. Фон необходим и для нового открытия, хотя новое изобретение кажется часто лишь следствием случайности. Шамберлен забыл питательную среду с культурой микробов, которые в результате этого были ослаблены, а Пастер все равно инфицировал этой культурой подопытных животных и получил эффект вакцины. Однако этого не случилось бы, если бы не было материального фона, целого поля для сравнения — лаборатории с чашками, в которых находятся контролируемые заразные культуры. Пастер, активно подвергающий микробов испытаниям сил, здесь мало чем отличается от почвоведов, бережно собирающих образцы почв. У последних сопоставление фразы и ситуации тоже никогда не становится возможным само по себе, как это представляется в эпистемологических трактатах, а всегда только на фоне практик сбора, привоза, упорядочения материалов исследования. Результат подобных перемещений — создание заднего плана, на фоне которого можно увидеть: «Скрытые в лесу чисто из-за своего количества, феномены наконец смогут явиться, то есть выступить из задних планов (stand out against the backgrounds), которые мы ловко сконструировали для них». Так и Пастер в эксперименте «выносит некоторые аспекты эксперимента на передний план, отправляя на задний (backgrounding) другие — подальше от света прожекторов».

Отличие этой концепции фона от обычной концепции фоновых практик[15] заключается в активном конструировании фона руками ученых. Если фон повседневной жизни построен сменяющимися поколениями и потому часто неподвластен никому, отдельно взятому, то фон научной репрезентации собран руками самих ученых — медленно или быстро, тщательно или наспех. Поэтому научная группа может его пересобрать, насколько это позволяют деньги, время и имеющиеся приборы: расширение сети и есть конструирование материального фона за счет выстраивания эквивалентностей. Первоначально увидят на этом фоне что-то осмысленное только те, кто вписан в подобные сети. А все остальные — только после всех 5 циклов производства нового элемента реальности, когда фон станет неподвластен даже лабораторным ученым и сеть затвердеет на уровне черных ящиков, доступных всем. Плазма — последний термин Латура — это то, что не заметно на этом фоне, то что не оформлено сетями в ряд заметных очертаний — форм. Именно неоформленная, но потенциально формуемая плазма дает возможности для пересборки заднего плана и появления новых феноменов на переднем плане: без нее жизнь сводилась бы к движению по уже установленным путям, по циркуляции в уже протянутых проводах.

Латур сам занимается операциями по подготовке фона. Так, когда он писал «Лабораторную жизнь», он готовил специальный фон для описания того, что делают ученые в лаборатории, хотя сами ученые так никогда не описали бы свою деятельность. Его аналогии и риторические приемы — «малые, но радикальные модификации фона», как он сам называл свои манипуляции. Как я уже отмечал, можно сказать, что его текущая и более амбициозная задача — расширить сеть подобных практик фонообразования и с помощью черных ящиков сделать свое описание научной деятельности наиболее реалистичным, если не реальностью, очевидной для всех.

Философы лишь различным способом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы перевести его.

Олег Хархордин

Бруно Латур

Нового Времени не было





Эссе по симметричной антропологии.

1. Кризис

Умножение гибридов

На четвертой странице моей ежедневной газеты читаю: в этом году меры, предпринимавшиеся над Антарктикой, не привели к положительным результатам: дыра в озоновом слое угрожающе растет. Продолжая чтение, перехожу от химиков, занимающихся проблемами высших слоев атмосферы, к генеральным директорам компаний «Атошем» и «Монсанто», занятых реконструкцией своих поточных линий, что должно помочь им избавиться от ни в чем не повинных хлорофлюорокарбонатов, обвиняемых в преступлениях против экосферы. Несколькими абзацами ниже речь идет о лидерах развитых индустриальных стран, вмешивающихся в химическое производство, холодильную промышленность, производство аэрозолей и инертного газа. Однако внизу колонки обнаруживаю: метеорологи больше не соглашаются с химиками, а говорят о циклических колебаниях. Теперь уже производители не знают, что им делать. Главы правительств также находятся в недоумении. Надо ли продолжать ждать? Или уже слишком поздно? А дальше — страны третьего мира и экологи добавляют свою ложку дегтя и говорят о международных договорах, правах будущих поколений, праве на развитие и мораториях.

14

Метафора переноса, трансляции, лежащая в основе этой концептуализации, конечно, лучше помогает увидеть специфику сети — в ней сигнал циркулирует, а не последовательно перепасовывается между двумя точками, как в стабилизированном бинарном отношении. Иначе говоря, модная метафора сети основывается на образе трансляции, передачи. Если, однако, заменить этот базовый образ линии электропередач с ее проводами, последовательно передающими заряд, на образ сети ретрансляционных вышек сотовой связи — предпосылку самого бурно растущего способа координации жизни вместе сегодня, — насколько поменяется социология трансляции? Надо ли нам задуматься о социологии ретрансляции, то есть не о социологии отношений и социологии отличающихся от них переносов-переводов — проводов, а о социологии зон покрытия? Если не покрыт — значит недоступен: какие возможности концептуализации социального несет в себе эта метафора? Вернее, не метафора (в соответствии с его греческой этимологией, этот термин сам означает «пере-движение», «транспорт»), а, логичнее сказать, зона покрытия — крыши — колпака для реальности, то есть зона строго определенного типа доступа к бытию? Правда, и «доступ» есть метафора: к бытию никак не подступиться в фундаментально чистом, еще не оформленном виде.

15

См.: Вадим Волков, «О концепции практик в социальных науках», Социологические исследования, 1997, № 6; Олег Хархордин, «Фуко и теория фоновых практик», в кн.: Хархордин, ред., Мишель Фуко и Россия. С.-Петербург; Москва: Европейский ун-т в С.-Петербурге: Летний Сад, 2001.