Овраги

— Она и сидит.

— Где?

— Сам знаешь где. На будущее имей в виду: за Катерину я отвечаю, как за себя. И точка. Из списка трепачей можешь ее вычеркнуть. А вот почему Петра выгораживаешь, непонятно.

— Если Петр загодя предупредил Кабанова о раскулачке, — сказал Емельян, — зачем бы Кабанову наговаривать на Петра? Разве свой своего топит?

— В политике такое иногда случается. Ты секретарь ячейки. Должен бы знать.

— Пущай так. А не может быть проще: твой Кабанов сознательно Петра грязью мажет? Петр-то у нас не то, что ты. Напролом идет. Дай ему волю, всех кулаков перестреляет Петр у нас…

— Петр у нас, — перебил Роман Гаврилович, — щеголяет в фуфайке Чугуева и позорит звание комсомольца. Сколько ни говорю — сдай правлению, будто не слышит. В доме Чугуева постановлено разместить правление колхоза, а Петр забрал ключи и играется там с приемником.

— Видали вы его! — Емельян развел руками. — Кто у нас председатель правления? С Петром справиться не можешь. Небось с Катериной в момент управился.

— Давай не отвлекаться, — мрачно перебил Роман Гаврилович. — Петр — большой любитель раскулачки, это верно. Это его плюс, а не минус. А только еще больше норовит он сам в кулачки выскочить. Разуй глаза! Вспомни фуфайку Чугуева, дом Чугуева и погляди. Твой Петр прямо-таки с головой влазит в кулацкую шкуру. С лица — заведующий разумными развлечениями, а в душе — махровый кулак.

Емельян нехорошо усмехнулся.

— Гдей-то читал я, — сказал он, — что влюбленный все предметы видит через увеличительное стекло.

Роман Гаврилович заиграл желваками.

— Сколько тебе говорить: забудь эту тему.

— Ладно. Скажу всерьез. Если ты веришь кулаку Кабанову больше, чем мне, дороги у нас с тобой разные.

— А ты что, сам не чуешь, как гарью потянуло? Неужто не моргнул, узнавши, что телефон в сельсовете молчит? Это что значит? Значит, кто-то провода перерезал. Тебе известно, в чьей баньке Петр в Хороводах парился?

— Там у всех баньки.

— То-то и дело. Неизвестно. А мне кой-что известно. Известно, к примеру, что где-то здесь, рядом с нами, состоялось секретное сборище, что на этом сборище присутствовал Петр… Советую тебе отнестись к этому серьезно и не ограничивать свои подозрения Катериной.

— Давай, Роман Гаврилович, не скалиться, — остановил его Емельян. — Как только Петр придет на правление, я сбегаю к его бабе. Фроська хоть баба пуганая, а мне доверяет. Я ей выкройку срисовывал. Мне она скажет, уходил Петька ночью из дому или нет. А если уходил, то куда.

— Попробуй. Спроси, с кем он в Хороводах парится.

— Это запросто…

В два часа дня правление колхоза имени Хохрякова приступило к обсуждению недостачи семфонда и раскулачки кузнеца Г. Н. Кабанова.

Помимо Платонова присутствовали Катерина Суворова, Петр Алехин, Ефим Пошехонов и Герасим Шишов.

Кроме того, присутствовал Емельян Фонарев, который после первого вопроса отлучился.

Протокол вел Митя. Тексты речей по второму вопросу восстановлены приблизительно по Ммтиному изложению;

Председатель колхоза Платонов. Вопрос о раскулачке Кабанова оброс бородой. Я к Гордею Николаевичу подступался и по-плохому и по-хорошему — завлекал его в колхоз и кнутом и пряником. Отыгрывается прибаутками и желает жить единоличным господином. Формальных причин к его раскулачке не имеется. Скота у него на сегодняшний день числится лошадь да корова. Наемной силой не пользуется. Батраков не держит. Ни мельниц, ни маслобоек — ничего такого у него нет, а есть оставшаяся от деда кузница. Но это официально. А на самом деле, всем известно, есть у него еще три коровы — одна в Ефимоввке, другая в Хороводах, а третья здесь, в Сядемке, — сданные или проданные шут их знает на каких условиях приятелям и родне. В кузнице каждый день коптятся сядемские ребята, по два, а то и по три парня, а все его десятины, как известно, возделаны в добровольном порядке сядемскими и дальними мужиками за какие-то неизвестные долги. Из райисполкома на днях пришло распоряжение — уже не первое! — о взыскании с Кабанова штрафа за эксплуатацию батраков без договора. Так дальше продолжаться не может, товарищи. Дурную траву с поля вон. Давайте вынесем гражданина Кабанова на общее собрание на предмет раскулачивания.

Алехин Петр. Тут никакого предмета нет. Чтобы колхозники батрачили у кулака, ни в какие ворота не лезет. Кулака Кабанова давно пора уничтожать как класс на основе сплошной коллективизации. На сегодняшний день он дошел до того, что вся Сядемка ему задолжала. И окрестные деревни тоже. Вот и получается: угнетатель мужика угнетает, а угнетенный считает его спасителем-благодетелем, шапку перед ним ломает. Все это нам товарищ Шевырдяев разъяснял, а мы сидим и глазами хлопаем. А что в колхоз поступать брезгует, так с ним и цацкаться нечего. Гнать его из Сядемки в три шеи, и кончен бал.

Шишов Герасим. Против Гордея Николаевича я голосовать воздержусь, поскольку закавыка у нас не в Гордее Николаевиче. Ну ладно, Гордея Нкколаевича мы погубим. А закавыка все одно между нами останется. Что за закавыка, я сейчас разъясню… Если хотите знать, почему прославилась наша Сядемка? Потому прославилась Сядемка, что в Сядемке проживает Гордей Николаевич, и потому, что Гордей Николаевич — мастер. Истинное мастерство — явление редкое, дар божий. Кто у нас в округе за один нагрев может болт сотворить? Никто. А Гордей Николаевич может. За один день Гордей Николаевич своим мастерством столько богатства дает, сколько Петр за десять пятидневок. А вы норовите его в колхоз загнать да такую же палочку в ведомости ставить, что и Петру… Что, Гордей Николаевич не видит, как нас оплачивают? Хушь ты с берданкой ночь у амбара проспал, хушь цельный день за плугом ломался, одна цена — палочка… Вот в чем она, закавыка. Вместе с кулаком Гордеем Николаевичем, вместе с его богатством и почетом мы ликвидируем в Сядемке последнего вслед за Чугуевым мастера. И никак не можем понять, что мастера со всеми остальными равнять нельзя, особенно когда владыкой мира ставят труд. Мастеру надо платить. И пущай у мастера будут три коровы, если он мастерство свое не губит, а по наследству сынам и внукам передает. Коли в оплате труда мы свальный грех устроим, не будет у нас ни мастера, ни мастерства и зарастут наши поля чертополохом. Помяните мое слово.

Алехин Петр. Ты, Герасим, не с тех ворот к раскулачке подходишь. Кулака надо различать не по скоту, а по нутру. Главное не в коровах, а в том, что нутро у Кабанова гнилое. В решения Пятнадцатого съезда он не верует, а в бога верует. На рождество ему откуда-то с Волги елку чуть не в две сажени вышиной приволокли. Мне госстрах особого квартала платить нечем, а у Кабанова во всех карманах рубли. Что он, эти рубли своей кувалдой выколотил? Нет. Оттого у него эти рубли, что на его огородах пол-Сядемки вкалывает. Подумаешь, мастер. Перенял от батьки наковальню и молоток и нос загинает, обзывает нас, товарищи, голытьбой да лапотниками. Я бы на месте председателя не разводил прений, а сей же час этому Кабанову шею своротил

Пошехонов Ефим. Поскольку Петр позабыл, как мы первый вопрос решили, напомню: порешили мы в срочном порядке наладить к посевной кампании плуга, бороны, сеялки и прочие машины, прибывшие в последний месяц от новых колхозников. Никому не секрет, прежде чем везти весь этот железный инвентарь на колхозный двор, новые колхозники вывинтили все, что сумели: и отдельные винты и предплужники. Поскольку мы лишились Шевырдяева и Федота Федотыча, привести все это хозяйство в рабочее состояние может один только Гордей Николаевич. Если мы его в Нарым наладим, кто нам подмогнет? Считаю, вопрос о раскулачке Кабанова поставлен не ко времени, и буду голосовать против.

Алехин Петр. Ты два вопроса в один перемешал. Весенняя посевная — вопрос экономический, раскулачка — вопрос политический. Мы кузницу не раскулачиваем. Кузница при нас остается. А кузнецов воспитаем своих. Была бы охота. К тому же с ремонтом шефы обещались подсобить… Из района дано указание — Кабанова раскулачивать, а наше дело — выполнять.