Страница 48 из 88
Толпа взревела: «Отомстим!»
— Старейшины! — перекрикивая рев толпы, закричала Дхупо. — Прошу, прикажите, я стану сати[81]!
— Сати!!! — дрогнула толпа.
— А если полиция нагрянет? — послышались осторожные голоса. — Что это она болтает?
— Нет! Нет! — гремела толпа. — Мы отомстим. Не смей думать о смерти!
— Дочь моя, — обратился к Дхупо древний старец. — Ты не можешь стать сати.
— Могу! У меня отняли честь!
— Эй, не спеши, говорящая о чести. Разве в деревне мало таких, как ты? — крикнул кто-то из толпы.
Глаза Дхупо налились кровью.
— А ну-ка скажи мне это прямо в глаза!
— Кто это сказал? — обратился к толпе Кхачера.
Но из толпы никто не вышел.
— Кто сказал, что я грешница? В чем моя вина, старейшины? Разве это произошло по моей воле?
— Дыма без огня не бывает! — крикнул кто-то с другой стороны.
Дхупо потемнела от ярости.
— Трус! Выходи! — закричала она во все горло. — Почему ты боишься показаться?
Но из толпы никто не вышел.
— Дхупо невиновна! — послышались гневные голоса. — Она не грешила!
— Если люди так говорят, я стану сати. В этом мое искупление. Всевышний покарал меня за мои проступки в прошлой жизни, и я хочу искупить свою вину!
— Нет, дочь моя, — вмешался старец. — Ты чиста, это верно, но религия говорит другое.
— Как же так? — спросил один юноша.
— Сынок, она женщина.
— Но в чем ее вина?
— Виновна она или нет, но грех коснулся ее. А став сати, греха не смоешь, если он достался тебе в наследство от предков.
Дхупо слышала все, что сказал старик. Она потому и заговорила о смерти, что сама боялась этого ответа. Страшный позор ее растоптал, как взбесившийся слон топчет пашню.
— Ах, — простонала она, — значит, исхода нет, мне никогда не искупить греха… — Голос ее осекся, она бросилась к каменной стене и со всей силой ударилась головой об острый край. Из разбитого виска хлынула кровь. Струйки крови растеклись по пыли и замерли, впитавшись в песок. Так умерла Дхупо.
Мужчины стиснули зубы. Ярость мешала им говорить.
— Ну берегись, Банке, — процедил сквозь зубы Сукхрам, — я еще напьюсь твоей крови… — Но он не мог договорить до конца, спазмы перехватили ему горло. — Она призывала нас мстить, — воскликнул Сукхрам. — Она нам доверилась!
Ему никто не ответил. Все молча переглядывались, и в глазах людей мелькал страх, беспокойство за собственную безопасность. Некоторые хотели поскорее сжечь труп, сообщить в полицию и покончить с этим, но боялись, что их станут презирать и не осмеливались высказать свои мысли вслух.
— Чего же вы замолчали? — обратился к толпе Сукхрам, вглядываясь в лица людей. — Она же призывала вас отомстить!
— А, что говорить? — сказал кто-то из толпы. — Надо созвать старейшин, пусть решают, что дальше.
Сукхрам помрачнел. «Нет, если нас оскорбляют, мы, наты, действуем не так, — подумал он, — мы сначала отомстим обидчику, а потом уж рассуждаем, что дальше. А все потому, что мы свободны, нас ничто не связывает. Наты подчас вынуждены склонять головы перед жестокими законами, но в гневе они как разъяренные тигры. А эти людьми никогда не станут! Трусы, жалкие трусы!»
Сукхрам хмуро поглядел на дорогу, собираясь уйти.
— За работу! — закричал вдруг Кхачера. — Увейте цветами похоронные носилки богини Бхавани[82]! Она была рани, ей не годится просто так уйти от нас. Она была святой, была как Бхавани!
Женщины закивала в знак согласия и бросились украшать носилки.
— Вы же клялись! — гневно крикнул Сукхрам. — Неужели в вас не проснется совесть?!
— Но что мы можем сделать? — робко спросил один из мужчин.
— Разыскать Банке и убить.
— А если нагрянет полиция?
При упоминании о полиции люди боязливо поежились.
— Тогда я один возьмусь за это. Я сам его прикончу.
— Ты нат. Ты можешь убежать и спрятаться в лесу, а что будет с нами? Наш дом здесь. Нам негде скрыться!
— С вашей головы волос не упадет. Если я его убью, полиция схватит меня. Но вы клялись отомстить за Дхупо!
— Лучше скажи — отомстить за себя.
— Я — за себя?
— Ведь у тебя с ним свои счеты.
— Но из-за Дхупо!
— Уж не влюбился ли ты в нее?
— Трусы!
— Мы просто думаем о наших детях, — ответил один чамар. — Мы не хотим погубить их жизнь.
— Если пролилась кровь — это дело властей, — рассудительно заметил другой чамар. — Дхупо мертва, но закон не умер!
Сукхрам понял, что мужество покинуло чамаров.
— Во всем виноват Рустамхан, — сказал Кхачера.
— Так пошли к нему, с него спросим, — предложил Гиллан.
— Что с него спросишь? — презрительно пожал плечами Сукхрам.
— Молоды вы, ничего не понимаете, — назидательно проговорил старик, который назвал Дхупо грешницей. — Гнев — плохой советчик. Да ведь правительство всех вас поодиночке поджарит и смелет, как пшеничные зерна. Отведите Банке в полицию, а там будь что будет.
Чамарам пришлись по душе слова старика.
Они решили послать людей на поиски Банке.
Сукхрам мрачно наблюдал за происходящим.
К нему подошел Кхачера и, заглядывая в глаза, сказал:
— Перестань терзаться, друг. Все они трусы. Но нас-то с тобой двое.
Слова Кхачеры немного успокоили Сукхрама, но он ничего не ответил и молча продолжал наблюдать за чамарами.
— Мы еще посмотрим, чья возьмет! — С этими словами Кхачера направился к женщинам. — Где тело? — спросил он у них.
Тело Дхупо уже лежало на носилках, украшенное цветами, а чамары все подбавляли цветов. Они напоминали крестьян, ждущих дождя, но считающих за благо несколько капель росы, выпавшей поутру.
Среди людей, собиравших Дхупо в последний путь, не было ее родственников, и поэтому никто не голосил и не рвал на себе одежду. Только дети Дхупо горько плакали, обнимая мать. Их с трудом оторвали от нее. Плач детей разжалобил женщин, они тоже всплакнули, вытирая слезы краями юбок. Но старейшины выглядели испуганными. Дхупо ушла в другой мир, оставив детей на их попечение. Она взывала к помощи богов, но что теперь делать с ее детьми?
— Мы пошли, — обратился к чамарам Кхачера.
— Куда? — спросил Гиллан.
— К Рустамхану.
— Зачем?
— Банке там.
«Пьяри и Каджри тоже там, — подумал Сукхрам. — А если Пьяри обрадуется, увидев мертвую Дхупо? Смогу ли я простить ее тогда? Ни за что!»
Кхачера выступил вперед, в руках у него была палка.
— Кто боится, может вернуться! — крикнул он.
Из толпы сначала вышли десять человек, потом двадцать, потом двадцать пять, потом сто, а потом вся толпа шагнула вперед.
— Поднимите! Поднимите нашу Бхавани!
Чамары подняли носилки и хором начали читать молитву: «Да будет свято имя твое, Рам…»
Сукхрам шел вместе с чамарами. Он был готов взять к себе детей Дхупо и воспитать их, но ведь он принадлежал к касте карнатов, а законы общины суровы. Разве отдадут чамары детей на воспитание человеку из низшей касты?
«Прими к святым ушедшую от нас!» — неслось над толпой.
— Вы идете на маргхат? — спросил Сукхрам у Кхачеры.
— Нет, — ответил тот.
— Почему же вы поете величальную песню?
— Чтобы узнала вся деревня!
— Но тогда тело придется сдать полицейским[83]!
— Не отдадим!
— А если потребуют?
— Напьемся их крови и узнаем, крепки ли их кости! — гордо ответил Кхачера, поднимая палку над головой.
Но голос его потонул в громкой песне толпы:
22
Банке был доволен. Сегодня он наконец добился своего. Обесчестив Дхупо, он вырос в собственных глазах. Что теперь она скажет, эта упрямица? Как посмотрит на него при встрече? Ведь обо всем узнают в деревне. Вот будет потеха!
81
Сати — вдова, обрекающая себя на сожжение вместе с телом мужа. В настоящее время обычай сати — самосожжения вдов — не соблюдается. Официально был отменен английскими властями еще в 1829 году.
82
Бхавани — одно из имен Первати или Дурги, особо почитается низшими кастами. Считается покровительницей воров, грабителей и разбойников.
83
…тело придется сдать полицейским... — Английские власти заставляли перед кремацией или захоронением сдавать тела умерших в полицейский участок для установления причины смерти.