Слова сияния

Им жестом показал ребенку поднять здоровую ногу, затем достал полотенце, намочил его и вытер грязь. Он не хотел делать примерку на такие грязные ноги. Было заметно, что мальчик отставил хромую ногу назад, будто пытался скрыть, что она обернута тряпкой.

— Итак, — сказал Им, — твоя история?

— Вы старый, — ответил мальчик. — Старше всех, кого я знаю. Старый дедушка. Вы уже должны все знать. Почему вы хотите меня слушать?

— Одна из моих причуд, — пояснил Им. — Давай-ка послушаем твою историю.

Мальчик вздохнул, но заговорил. Кратко. В этом не было ничего необычного. Он хотел удержать свою историю в себе. Медленно, тщательными расспросами, Им вытягивал слова. Мальчик родился сыном шлюхи, и его прогнали, как только он смог заботиться о себе сам. Беспризорник полагал, что это случилось три года назад. Теперь ему было около восьми лет.

Слушая, Им сначала почистил ногу, затем подрезал и подпилил ногти. Закончив с одной, он потянулся к другой ноге.

Мальчик неохотно ее поднял. Им размотал тряпку и обнаружил на ступне нехороший порез. Туда уже попала инфекция, и по ноге ползали крошечные красные пылинки спренов гниения.

Им помедлил.

— Нужны какие-нибудь башмаки, — сказал беспризорник, глядя в сторону. — Я не могу без них.

Порез на коже был неровным.

«Перелезал через ограду, наверное», — подумал Им.

Мальчик посмотрел на него, изображая беззаботность. Такая рана ужасно замедлила бы пострела, а на улицах подобное легко могло означать для него смерть. Им знал все это слишком хорошо.

Он посмотрел на мальчика, заметив тень беспокойства в маленьких глазах. Инфекция поднималась вверх по ноге.

— Друг мой, — прошептал Им. — Я полагаю, мне понадобится твоя помощь.

— Что? — спросил беспризорник.

— Ничего, — ответил Им, потянувшись в ящик стола.

Свет исходил только от пяти бриллиантовых обломков. Каждый приходящий к нему беспризорник их видел. До сих пор у Има отбирали сферы только дважды.

Он залез глубже, выдвинув скрытый отсек ящика, и достал оттуда более яркую сферу — брум, торопливо скрыв свет в кулаке, пока другой рукой доставал немного антисептика.

Мальчишке, которому необходимо оставаться на ногах, одного только лекарства недостаточно. Неделями лежать в постели для исцеления, постоянно применяя дорогие лекарства? Невозможно для беспризорника, который каждый день борется за пропитание.

Им вытащил руку с зажатой в ней сферой. Бедный малыш. Похоже, болело просто невыносимо. Мальчик, судя по всему, должен лежать в постели с лихорадкой, но каждый беспризорник знает, что нужно жевать гребнекорник, чтобы оставаться настороже и бодрствовать дольше, чем следовало.

Рядом из-под стопки лоскутов кожи выглянул искрящийся светом спрен. Им приложил лекарство, затем убрал его и поднял ногу мальчика, тихо напевая.

Сияние в другой руке Има погасло.

Спрены гниения сбежали из раны.

Когда Им убрал руку, порез зарубцевался, цвет кожи вернулся к нормальному, признаки инфекции ушли. Пока что Им использовал эту способность только считанные разы и всегда маскировал ее под лекарство. Она не походила ни на что, о чем он когда-либо слышал. Возможно, именно поэтому он ее получил — так космер мог испытать новинку.

— Эй, — сказал мальчик. — Стало намного лучше.

— Я рад, — ответил Им, возвращая сферы и лекарство в ящик. Спрен спрятался. — Давай посмотрим, есть ли у меня что-нибудь подходящее для тебя.

Он начал подбирать обувь. Обычно после примерки башмачник выдворял клиентов из лавки и мастерил безупречный комплект обуви специально для них. К несчастью, для этого мальчика ему пришлось взять уже готовую пару. У него побывало слишком много беспризорников, которые никогда не возвращались за своей парой башмаков, заставляя его беспокоиться и гадать. Может, с ними что-то случилось? Или они просто забыли? Или их природная настороженность взяла верх?

К счастью, у Има имелось несколько хороших, крепких пар, которые могли подойти мальчику.

«Мне нужно больше обработанной кожи», — подумал Им, делая заметку.

Мальчишки не заботились об обуви как следует. Ему требовалась кожа, которая прослужит долго даже без ухода.

— Вы в самом деле собираетесь дать мне пару башмаков, — удивленно проговорил беспризорник. — Просто так?

— Просто так, не считая твоей истории, — ответил Им, надевая проверочный башмак на ногу мальчика. Он отказался от намерения научить беспризорников носить носки.

— Почему?

— Потому, — сказал Им, — что ты и я — Единое.

— Единое что?

— Единое существо, — объяснил Им. Он отставил башмак и взял другой. — Давным-давно существовал только Единый. Единый знал все, но не испытал ничего. И тогда Единый стал многими — нами, людьми. Единый, который одновременно и мужчина, и женщина, поступил так, чтобы испытать все вещи.

— Единый. Вы имеете в виду бога?

— Да, если ты хочешь так его называть, — ответил Им. — Но это не вся правда. Я не признаю бога. Ты не должен признавать богов. Мы, ириали, являемся частью Долгой Тропы, на которой эта земля — четвертая.

— Вы говорите как священник.

— Не признавай и священников, — продолжил Им. — Тех, что приходят к нам проповедовать из других стран. Ириали не нужны проповеди, только опыт. Так как каждый опыт отличается, он приносит целостность. В конечном итоге все соберется обратно — когда будет достигнута седьмая земля — и мы снова станем Единым.

— Таким образом, вы и я... — произнес беспризорник, — одно и то же?

— Да. Два разума одного существа, которые проживают разные жизни.

— Это глупо.

— Просто зависит от точки зрения, — сказал Им, посыпая ступню мальчика порошком и снова натягивая на него пробную пару. — Пожалуйста, пройдись немного.

Мальчик бросил на него странный взгляд, но повиновался и сделал несколько шагов. Он больше не хромал.

— Точка зрения, — произнес Им, подняв руку и пошевелив пальцами. — С очень близкого расстояния пальцы могут казаться отдельными и одинокими. В самом деле, большой палец может думать, что у него очень мало общего с мизинцем. Но с определенной точки зрения он осознает, что пальцы — это часть чего-то большего. Что на самом деле они Едины.

Беспризорник нахмурился. Кое-что, вероятно, выходило за пределы его понимания.

«Мне нужно говорить проще, и...»

— Почему вы палец с дорогим кольцом, — спросил мальчик, шагнув в другую сторону, — а я должен быть мизинцем со сломанным ногтем?

Им улыбнулся.

— Я знаю, что это звучит несправедливо, но не может быть несправедливости, так как мы все, в конце концов, одно и то же. Кроме того, у меня не всегда была эта лавка.

— Не всегда?

— Нет. Думаю, ты удивился бы тому, откуда я. Пожалуйста, сядь обратно.

Мальчик сел.

— Ваше лекарство работает по-настоящему хорошо. Очень-очень хорошо.

Им снял башмаки и с помощью порошка, который местами осыпался, определил, как подогнать обувь. Выудив пару готовых башмаков, он поработал минутку, сгибая их в руках. Иму хотелось сделать подкладку на дно для раненой ноги, что-нибудь, что можно будет оторвать через несколько недель, когда рана заживет...

— Вещи, о которых вы говорите, — сказал мальчик. — Для меня они звучат глупо. Я имею в виду, если мы все — одна и та же личность, не должен ли каждый уже знать об этом?

— Как Единый мы знаем истину, — ответил Им. — Но как многие, мы нуждаемся в неведении. Мы существуем в разнообразии, чтобы испытать все виды мышления. Следовательно, некоторые из нас должны знать, а другие — нет, так же, как некоторые должны быть богатыми, а другие — бедными.

Он поработал над башмаком еще немного.

— Многие люди когда-то действительно знали. Но об этом не говорят так часто, как следовало бы. Вот, давай посмотрим, подойдут ли они.

Им подал мальчику башмаки, тот надел их и завязал шнурки.

— Возможно, твоя жизнь неприятна, — произнес Им.

— Неприятна?

— Ну, хорошо. Просто ужасна. Но она станет лучше, юноша. Я обещаю.