Страница 8 из 22
— Ничего, — последовал ответ. — Он только попросил меня сидеть у него на коленях, плакать и вскрикивать: «Не надо! Ах, не надо, папочка» — и что-то вроде этого. Затем он дал мне пенни и послал на кухню за кроликом. И сказал, что завтра я, пожалуй, получу фазана.
Я смотрела на нее неодобрительно.
— А ты сможешь убежать, если придется?
— Конечно, — лукаво сказала она. — Мы сидим около окна, и оно все время открыто.
Я кивнула, не совсем успокоенная. Мне предстояло защищать Данди от странных, пугающих нападений на нее этого дикого мира взрослых. Ее никому до сих пор не удавалось поймать. Ее никогда еще не наказывали. Обчищала ли она карманы или танцевала перед пожилыми джентльменами, подняв высоко юбки, она всегда возвращалась домой с карманами, набитыми монетами. Но если Данди чувствовала опасность, она всегда находила возможность улизнуть.
— Зови их, — велела она, кивнув в сторону двери.
Я вышла на ступеньки и позвала:
— Роберт! Джек! Обедать!
Мы уже называл и друг друга по именам, быстро сблизившись при тесной жизни в одном фургоне. Джек и Данди иногда обменивались влюбленными взглядами, но Роберт заметил это в самый первый вечер и, взглянув на Данди, обратился к ней:
— Послушай, девочка. Я буду говорить с тобой откровенно. Я взял тебя, поскольку имею на твой счет кое-какие планы, о которых расскажу тебе позже. Скажу только, что у тебя будет великолепный костюм и ты будешь танцевать под музыку и все глаза будут устремлены на тебя. И каждая девушка станет завидовать тебе.
Он помолчал, довольный произведенным эффектом, и затем продолжил:
— Я могу рассказать тебе, что я планирую для своего сына. Он мой наследник, и это шоу перейдет к нему, когда меня не станет. Но прежде я подыщу для него хорошую работящую девушку, которая занимается таким же делом, что и мы. С порядочным приданым, с известным именем. Это будет Обручение талантов.
Он на минуту прервался, уйдя мыслями далеко вперед.
— Это лучшее, что я могу сделать для вас обеих, — продолжал он. — Но если я замечу, что ты увиваешься около моего парня или он запускает руки под твои юбки, я тут же выгоню тебя на улицу. И не позволю даже оглянуться. Джек тоже не станет оглядываться, уверяю тебя. Он прекрасно знает, с какой стороны хлеб намазан маслом.
Данди бросила взгляд на Джека, как бы ожидая защиты. Но Джек чистил свои ботинки, не поднимая головы, будто он оглох. И я подумала, что Роберт прав и его наследник никогда не пойдет против отца.
— А как насчет Меридон? — угрюмо поинтересовалась Данди. — Что ж вы не предупреждаете ее насчет вашего драгоценного сына?
Роберт быстро взглянул на меня и улыбнулся.
— В этом нет необходимости, — отрезал он. — Все, что нужно Меридон от моего сына и от меня, — это чтобы мы позволили ей ухаживать за лошадьми.
Я кивнула. Это была чистая правда.
— Убедилась? — спросил Роберт Данди. — Я бы не взял тебя сюда, если б знал, что вы с Джеком собираетесь завести амуры. Но я всегда могу выставить тебя, и тогда тебе придется разыскивать своего отца. Если тебя интересует Джек, можешь убираться хоть сейчас.
Данди еще раз взглянула на Джека. Он уже принялся за второй ботинок. Я подумала, что он, наверное, никогда в жизни не чистил их так усердно.
— Ладно, — проговорила она. — Можете оставить своего драгоценного сыночка при себе. Мне он не нужен. У меня полно парней получше.
— Умница, — просиял Роберт. — Надеюсь, что ты отвечаешь за свои слова и больше мне не придется об этом говорить. И я скажу тебе кое-что еще. Если ты будешь хорошо себя вести, то с такой внешностью ты вполне можешь рассчитывать на выгодный брак. С богатым человеком. Имей это в виду.
Это утешило Данди, спать она отправилась вполне довольная собой и расчесывала и заплетала свои волосы с особенной тщательностью. В сторону Джека она больше и не глядела. Во всяком случае, пока мы оставались в Солсбери.
Это было чудесное лето 1805 года. Я гордилась своей работой. Скоро я сменила ветхую юбчонку на старую рубашку и брюки Джека и теперь была чрезвычайно довольна тем, что не привлекаю к себе внимания мужчин. Мы часто переезжали из города в город, нигде не задерживаясь больше чем на три дня. Везде мы показывали одно и то же представление: танцующие пони, конь, который умеет считать, битва при Бленхейме и сцены с Ричардом Львиное Сердце.
Но каждый вечер оно проходило немного по-разному. То захромал один из пони и стал отставать от других. То Джек повредил лодыжку, и одно действие пришлось отменить, пока он не поправился. Это были небольшие хлопоты, но все они лежали на мне. И я многому научилась за это время.
Скоро все заботы о лошадях перешли ко мне. Это стало моей работой. Данди хлопотала в фургоне, она содержала его в такой чистоте, что Роберт был приятно удивлен. Все время мы учились работать. Нас поражал контраст между тяжелой жизнью на колесах и блеском костюмов и громом аплодисментов. Мы привыкли быть в центре внимания сотен людей. И нам нравилось это. Роберт постоянно стремился к чему-то новому. Он всегда посещал чужие представления, даже если для этого приходилось пропускать свое собственное. Он надевал свой лучший твидовый сюртук, садился на Сноу и отправлялся хоть за двадцать миль посмотреть, что придумали другие. Его привлекали не только конные шоу. Я поняла это, когда однажды вечером Джек, вернувшись домой, протянул Роберту афишу и сказал:
— Думаю, это заинтересует тебя, отец.
Афиша изображала мужчину, стоящего на руках на перекладине, закрепленной высоко под потолком. У него были большие усы и блестящий, туго облегающий костюм.
— Меридон, что случилось? — воскликнул Роберт, глядя на меня. — Ты побелела как полотно.
— Ничего, — ответила я, но почувствовала, что сейчас упаду в обморок.
Я проскользнула мимо Роберта, продолжавшего держать эту ужасную афишу, и вышла на свежий воздух теплого августовского вечера.
— Ты сможешь работать? — раздался вопрос Роберта из глубины фургона.
— Да, да, — слабо отозвалась я. — Мне просто стало немного не по себе.
Я замолчала, наблюдая за нашими лошадьми, тихо щиплющими траву. На фоне опалового неба виднелось заходящее солнце.
— Это твои обычные недомогания? — с грубоватым сочувствием спросил Роберт, возникая в темном дверном проеме.
— Нет, — сдержанно отозвалась я.
— Я не хотел тебя обидеть, — извиняющимся тоном объяснил он. — Что все-таки случилось?
— Это из-за этой картинки, афиши… — Я едва могла объяснить мой ужас самой себе. — Что делает этот человек? Он находится так высоко.
Роберт вынул афишу из кармана:
— Он называет себя Артист Трапеции. Это совершенно новый номер, я собираюсь съездить в Бристоль посмотреть его. Хочется знать, как это делается. Вот взгляни…
Он протянул мне афишу, но я резко отвернулась.
— Терпеть этого не могу! — совсем по-детски воскликнула я. — Я просто не в состоянии смотреть на это.
— Ты боишься высоты? — В голосе Роберта звучала странная заинтересованность в моем ответе.
— Да, — коротко бросила я.
В моем отчаянном мальчишеском детстве было только одно, что могло вызвать у меня страх. Например, я никогда не участвовала в экспедициях за птичьими гнездами, я всегда оставалась на земле, в то время как другие карабкались по деревьям. Только однажды, когда мне было лет десять, я заставила себя влезть на дерево. Но я сумела добраться только до самой нижней ветки и там замерла, скрючившись, совершенно не в состоянии ни подниматься дальше, ни спускаться назад. Я боялась даже взглянуть вниз, откуда на меня смотрели запрокинутые жестокие лица. И только Данди единственная из всех догадалась залезть ко мне наверх и мягкими просьбами и уговорами заставила меня наконец спуститься вниз.
— Черт побери, — будто про себя пробормотал Роберт, дымок из его трубки вырывался частыми гневными колечками, что всегда говорило о плохом расположении духа ее владельца. — А как Данди? Неужели она тоже боится высоты?