Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 82

— Почему же ты молчал? — заволновался Гай. — Так и сказала: «Раскрою вам его тайны?»

— Именно так. Я уже подумал: можно ли придавать серьезное значение словам болтливой вертихвостки? Ведь ревность не знает границ.

— Ты так думаешь? По-твоему, сближение Шецкого с дочкой коммерсанта — следствие ревности?

— Нет, не то. Просто угрозы Каролины казались мне пустыми словами.

— А как отнесся к ним Шецкий?

Послышались торопливые шаги. Тарас и Гай одновременно встали.

— Вот и он сам, — сказал Гай, выходя навстречу Шецкому. Тарас последовал за Гаем. Шецкий узнал их, дружески поздоровался.

— Спешил, думал опоздаю.

— Нет, нет, не опоздали, — проговорил Гай, сожалея, что не может в темноте видеть глаз студента. — Друже Шецкий, у вас неприятности?

— У меня? — удивленно пожал плечами Шецкий. — Никаких.

— Разве? А разлад с панной Каролиной?

— Я не думал, чтобы мои личные дела интересовали… Какое это имеет отношение к нашему общему делу? — неприязненно косясь в сторону Тараса, ответил Шецкий.

— Каждая угроза в адрес товарища по борьбе — угроза и нам, — спокойно ответил Гай.

— Угроза?

— Да. Студентка Каролина Арцимович угрожает вам каким-то разоблачением.

— Что она знает обо мне? — с напускным спокойствием проговорил Шецкий. — Что я читаю «Арбайтер цайтунг»? Так это легальная газета. Ее издают под самым носом у цисаря, в Вене. Или она донесет, что я придерживаюсь социалистических воззрений? Они не тайна для полиции. И, если угодно, с Арцимович я порвал потому, что она слишком любопытна. А я не имел права рисковать нашим великим делом. И тебе, друже Тарас, советую остерегаться Каролины. Хорошо, что она по-настоящему ничего не знает обо мне.

— В том-то и дело: она заявляет, будто вы даже не подозреваете, что ей известна ваша тайна.

Шецкий нервно вертел в пальцах сигарету, не глядя сунул ее в рот зажженным концом.

— Тьфу, дьявол! — засмеялся он, стараясь казаться беспечным.

— Скажите, пан Шецкий, откуда Каролина знает Вайцеля? Она вам не рассказывала? — неожиданный вопрос Гая оглушил Шецкого.

— Вайцель? Впервые слышу эту фамилию. Вы говорите загадками, пан Кузьма.

— Там ждут нас. Заходите, а потом мы постараемся найти разгадку. Ты, друже, погоди минуту, — Гай взял Тараса за локоть и, когда за Шецким закрылась дверь, спросил:

— Ну, что скажешь?

— Да, тут не все чисто.

— Каролина меня тревожит.

— Говорят, сердце женщины — руль ее поступков. Постараюсь выведать у Каролины тайну Шецкого, которой она угрожает. А заодно выведаю, что она знает о Вайцеле.

— Будь осторожен, не давай пищи ее любопытству. Панночка очень опасная, но, если действовать умно, осведомленность Каролины может принести пользу.

Немного помолчав, Гай с досадой упрекнул себя:

— Кажется, я допустил оплошность. Если Шецкий действительно иуда, то Каролина исчезнет… Ее уберут! Нельзя медлить, Тарас. Куй железо, пока горячо. Сейчас ты можешь найти Каролину?

— Попытаюсь. Да, найду.

— Добре, иди, друже.

Среди собравшихся в домике находился и Сокол.

Он сидел на топчане около завешанного одеялом окна и, не слушая тихого разговора товарищей, при свете каганца карандашом редактировал листовку, написанную студентами. Закончив, Сокол протянул листовку Денису и сказал:

— Стала короче и понятнее для рабочих.

— Спасибо вам, — и студент спросил Гая: — Прочитать?

— Да, читай, — ответил Кузьма. — Может быть, у товарищей будут поправки. Послушайте, товарищи! Денис, пожалуйста, начинай.

Студент взволнованно прочел:

«Галицкие труженики!





Снова предприниматели наступают на ваши права: они удлинили рабочий день и сократили заработную плату.

Пролетарии! Разверните свои богатырские плечи! Вздохните легкими своего класса! Пусть хозяева-эксплуататоры содрогнутся, почувствовав вашу силу. Не просить, а требовать надо общего выборного права.

Пролетарии! Не поддавайтесь сладким фразам миротворцев.

Помните: лишь бороться — значит жить!

Рабочие люди, плотнее сомкнитесь вокруг своих забастовочных комитетов и требуйте от предпринимателей:

Восьмичасового рабочего дня!

Повышения платы.

На работу принимать только через Посредничество.

Требуйте, и вы победите!»

Тихий мужественный голос студента умолк.

— Какие поправки или добавления будут, друзья? — спросил Гай.

— Написано хорошо, — сказал Ярослав.

— Каждому понятно, — отозвался Богдан.

— Конечно, надо скорее напечатать, — горячо поддержал Стахур.

— Мы распространим быстро, — заверил Шецкий.

— Так и порешили, друзья, — сказал Гай. — Денис, я надеюсь на вас. Листовку завтра же надо отпечатать и распространить. Ну, друже Гнат, рассказывай, как у тебя дела. Люди послушают.

— У нас так. На строительстве костела триста рабочих предъявили ультиматум подрядчику. Если через три дня не согласятся выполнить требования рабочих — шабаш! Бросают работу. У строителей все хорошо, почти обо всем договорились. Да вот беда с пекарями, портными, сапожниками, почтальонами. Проклятые пэпээсовцы воду мутят!

— Посмотрим, чья возьмет! Пан Стахур, организуй студентов, бери с собой Дениса, Яна, Стефана и помогите Гнату Мартынчуку растолковать обманутым рабочим смысл фальшивых обещаний миротворцев из партии польских социалистов. Покажите на жизненных примерах, что у них, кроме трескучих революционных фраз, хвастовства и шовинизма, ничего нет за душой.

— Товарищ Гай, разрешите и мне! — не утерпел Ярослав.

— Вам, друг мой, сейчас опасно появляться в городе. Повременим, — Гай обратился к Стефану: — Подберите надежных студентов, пусть установят надежную связь с польскими рабочими. Призывайте польских рабочих к классовой солидарности. Вместе — черта поборем!

Дверь скрипнула и приоткрылась, привлекая всеобщее внимание. В комнату просунулась голова молодого рабочего.

— Там сын Мартынчука пришел.

— Впусти, Андрей.

— Ну, заходи! — сурово проговорил Андрей, впуская Ромку в комнату.

Ромка нерешительно остановился у двери. Недоверчивым взглядом обвел людей, сидящих на полу, на кирпичах, на единственном здесь топчане, и, увидев среди них своего отца, вдруг смутился.

Мартынчук, заметив замешательство сына, подбадривающе кивнул ему головой.

— Принес? — спросил Гай.

Мальчик, «конспиративно» подмигнув Гаю, подозвал его к двери.

— Давай, здесь все свои.

Ромка достал из-за пазухи сверток и протянул Гаю. Тот, разорвав бумажную обертку, выложил на стол пачку газет и небольшой конверт. Торопливо вскрыв его, Гай извлек газетную вырезку и несколько писем.

— Денис, ваш протест против отправки киевских студентов в солдаты, напечатанный в «Искре», в России получил широкий отклик. «Искра» прислала несколько откликов и вырезку с вашим письмом, — Гай передал корреспонденцию студенту.

— Пан Денис, мы ничего не знали о вашем письме, — удивился Шецкий. — Дайте же прочесть.

— Прошу.

Шецкий и Стефан склонились над лампой и жадно читали, пока Гай раздавал присутствующим свежий номер «Искры».

— Ярослав, ты послушай, как здорово написано! — восторженно воскликнул Ян Шецкий и прочел вслух:

«…Мы, отделенные от Вас солдатским кордоном, не можем прийти в Ваши ряды и принять участие в той сечи, в которой Вы падаете под ударами вражьих рук. Мы, к сожалению, осуждены в бездействии ожидать здесь известий с поля битвы. Но мы более чем убеждены, что борьба эта скоро кончится для вас полной победой, а потому от всей души поздравляем Вас и восклицаем: счастливой борьбы, товарищи!»

— Верно, счастливой борьбы, товарищи! — сказал Иван Сокол, оторвавшись от чтения «Искры». — Мы с надднепровскими украинцами — дети одной матери. И борьба наша — нераздельная.