Страница 43 из 82
— Если не ошибаюсь, герр Калиновский? — с почтительностью спросил пожилой.
— Да, — просто ответил Ярослав. — Что вам угодно?
В этот миг и щелкнул фотоаппарат в руках молодого репортера с иссиня-бледным лицом.
— Что это значит? — возмутился Ярослав.
— Мы репортеры, герр Калиновский, — только сейчас представился Фред Курц, в прошлом знаменитый «король венской информации», которому пришлось горько поплатиться за историю с портретом баронессы фон Раух.
— Я не стану отвечать ни на один ваш вопрос, — сердито ответил Ярослав, продолжая подниматься по лестнице.
Под вечер, вернувшись в отель, Ярослав попросил у портье ключ. Вместе с ключом, расплываясь в почтительной улыбке, австриец протянул ему «Брачную газету».
— Благодарю, но меня не интересует эта газета, — мягко проговорил молодой человек.
— Но здесь напечатан ваш портрет и про вас написано.
Ярослав мысленно послал проклятье негодяям, заплатил за газету и направился к себе в номер. И случилось то, чего безмерно желал Ярослав весь день: в коридоре на втором этаже он лицом к лицу столкнулся с незнакомкой. Она неожиданно выпорхнула из-за угла, едва не сбив Ярослава с ног.
Страшно смущенные, они одновременно нагнулись, чтобы поднять книгу, которую девушка уронила, и стукнулись лбами.
— О, извините, ради бога! — первой воскликнула юная незнакомка, потирая рукой ушибленный лоб.
— Вам больно? — встревоженно спросил молодой человек. — Простите…
Он произнес эти слова по-русски, но с приятным иностранным акцентом. «Да, с польским», — сразу же определила незнакомка.
— Я сама виновата… Лечу как безумная! И вы из-за меня пострадали. Вам ведь тоже больно?
— О нет, нисколько.
Они стояли у большого окна, выходившего в сад.
Теперь Ярослав совсем близко видел лицо девушки, которое светилось добротой и пристальным вниманием.
«Она так же добра, как и прекрасна», — мысленно сказал он себе.
— Позвольте, разве «Овод» переведен на русский язык? — пытаясь скрыть свое смущение, спросил Ярослав, увидев эту книгу в руках незнакомки.
— Совсем недавно… Вы уже читали?
— Да, но на английском языке. Удивительная книга, она способна делать людей сильными.
— Эту книгу мне подарила автор, — не без гордости сказала незнакомка. — Вы умеете читать по-русски?
— Умею.
— Тогда смотрите… вот автограф.
— Фамилия у писательницы польская. Она полька?
— Нет, англичанка. Но свободно говорит и пишет по-русски. Войнич очень дружна с русскими. Вы же это знаете не хуже меня.
— Откуда же я могу знать? — удивился Ярослав и снова настойчиво повторил: — Но Войнич — польская фамилия.
— Да, да, у Этель Лилиан муж поляк.
— Где же вы с ней познакомились?
— В Женеве. И не хитрите, ради бога, вы должны знать. Меня с ней познакомил… Я не знаю его фамилии, но мне кажется… ваш отец.
— Мой отец? Но моего отца давно нет в живых, — поспешно возразил Ярослав. — Вероятно, вы меня принимаете за кого-то другого.
— Между вами такое сходство… Нет, нет, так не бывает, чтобы совсем чужие люди… Да поймите, — тихо проронила незнакомка, осторожно оглядываясь, — пусть он для властей преступник, изгнанник, но для меня он — отважный и умный человек, им нельзя не восхищаться… Только почему он меня не познакомил с вами раньше? Почему? — тоном обиженного ребенка заключила незнакомка.
— Вы просто обознались, — мягко, но решительно заявил Ярослав. — И я…
Она не дала ему договорить.
— Не может быть… Вы его копия, только глаза у вас не такие… У вас они мечтательные, синие-пресиние… а у этого человека… Нет, я даже не могу передать, какие у него, но они не такие, как у вас.
Умолкла, но тотчас же спросила:
— Он прислал вас, чтобы вы помогли мне перевезти…
— Не надо, — поспешно остановил девушку Ярослав. — Так я невольно могу узнать чужую тайну. Поверьте, вы меня принимаете за другого. И чтобы вы не усомнились в честности моего утверждения, я просто вынужден…
Он развернул «Брачную газету», нашел свой портрет и протянул девушке.
— Не знаю, конечно, как они меня здесь расписали, но даю вам читать лишь для того, чтобы вы знали, кто перед вами.
— «Наследник миллионера Калиновского в Вене», — прочла вслух девушка и растерянно умолкла.
— Ярослав Калиновский, — только сейчас назвал себя молодой человек.
— А меня зовут Каринэ, — с бьющимся от волнения сердцем протянула ему руку девушка. — Значит, вы действительно не его сын.
— И теперь вы не хотите меня больше знать?
— Нет, что вы! Напротив, моя маменька страшно обрадуется нашему знакомству. Она любит богатых людей…
— Ваша мама… А вы не любите богатых?
— Нет, — чистосердечно призналась Каринэ. — Не терплю.
— И сами вы бедны?
— В том-то и дело, что нет. В Тифлисе у нас пять текстильных магазинов. Есть свои виноградники. Мельница. Скот.
— Вы живете в Грузии?
— Да, в Тифлисе. Хотя моя мама армянка, но она родилась в Грузии. А отец — уроженец Львова, но и он настоящий армянин.
— Значит, вы армяне?
— Да.
— Кавказ… Я читал Пушкина, Лермонтова, Толстого, — в голосе молодого человека слышалось восхищение. — Особенно мне близок Лермонтов. Я много раз перечитывал его поэмы и повести.
— Я тоже люблю Лермонтова, — призналась Каринэ. — Помните, как он чудесно описал утро на Кавказе:
И вдруг Каринэ смущенно смолкла. Решив, что она дальше забыла, он подсказал:
И оба они рассмеялись. И оба, не зная притворства и хитрости, улыбаясь, глядели друг другу в глаза, глядели и молчали.
— Однако, что ж мы стоим здесь? — опомнился Ярослав. — Пойдемте прогуляемся по набережной Дуная.
— С удовольствием, — согласилась девушка.
И тоненькая, высокая, черноглазая Каринэ, не касаясь перил, быстро сбежала вниз по лестнице. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как встретила в вестибюле брата. Она познакомила его с Ярославом.
— Вахтанг, — галантно щелкнул каблуками гимназист.
— Вахтанг-джан, — ласково обратилась Каринэ к брату, — скажи маме, что я прогуливаюсь по набережной с миллионером. Вот газета, здесь о нем написано. Мама не будет беспокоиться. Ну, иди.
Подросток вспыхнул, переменился в лице.
— Нет, я не пойду наверх, я тоже хочу прогуляться, — решительно возразил он, исподлобья взглянув на незнакомца.
— Прошу, прошу, — тотчас же дружелюбно отозвался Ярослав, понимая, что даже намек на улыбку в данный момент может задеть «мужское самолюбие». Ведь Вахтанг был в том возрасте, когда не всегда угадывают шутку, зато остро чувствуют иронию. И в глазах подростка — это уже покушение на оскорбление личности. В подобном случае легко вызвать и озлобленную неприязнь.
Они вышли втроем из отеля.
После короткого дождя, прошумевшего в полдень, воздух был чист и мягок. Сбитые дождем и ветром листья устало прилегли у гранитных парапетов.
— Вы бывали в Женеве? — спросила Каринэ.
— К сожалению, не приходилось, — признался Ярослав.
— Вообще-то не сожалейте, — кисло усмехнулся гимназист. — Даже конец августа там был такой удушливо жаркий, точно мы вдруг очутились где-то в Африке. Настоящий ад! Не понимаю, почему туда устремляются толпы туристов?